Сдерживая себя чтобы не рассмеяться, я раскрыл его творение и ахнул от удивления. Оказалось, что Ваня не просто пропадал на заводе около строящихся дирижаблей, где для него высшим счастьем было разрешение помогать кому-нибудь и расспрашивать всех о дирижаблях.
Иван записывал всё, что узнавал о воздухоплавании и дирижаблях. После этого он устаивал допросы с пристрастием мне или при случае тому же Петру Сергеевичу с компанией. Любопытство сына мне льстило и я с удовольствием отвечал на его вопросы.
И вот теперь я держал в руках плод его любознательности и это была не детская шалость или какая-нибудь глупость. Иван, несмотря на юный возраст? сумел обобщить и систематизировать наши знания и умения в этом новом деле, начав по сути дела создание у нас новой науки — воздухоплавание и её практического воплощения.
Это было месяц назад. Труд нашего сына был мною тут же представлен для ознакомления всем нашим умникам, которые нашли в нем достаточно большое количество ошибок и неточностей, которые были тут же исправлены и наша типография получила срочное задание привести Ванин труд в идеальный вид и напечатать в количестве десяти экземпляров.
Иван же после этого получил право голоса на строительстве дирижаблей и был готов даже постоянно поселиться где-нибудь возле стапеля со строящемся кораблем. Вопрос с полетами решился как бы сам собой, такой специалист в области воздухоплавания естественно имеет на это право.
Все это Машенька разрешила при одном категорическом условии: идеальном поведении и отличной учебе.
Когда я начал разрабатывать конструкцию нового дирижабля, Иван Григорьевич почти весь день посвятил учебе и домой вернулся ближе к вечеру. Его появлению в моем рабочем кабинете было не удивительным, Машенька сама приносила мне чай и видела что я занят какими-то дирижабельными проблемами.
Зайдя в кабинет, Иван молча замер у двери, ожидая моей реакции. Я показал ему на стул и протянул уже написанное мною.
— Читай и сразу же пиши замечания, — я протянул сыну карандаш.
Через несколько минут Иван взял чистый лист бумаги и начал что-то считать. Закончив свои подсчеты, он кашлянул привлекая моё внимание.
— Батюшка, если вы помните, я рассчитал, что «Орлы» могут взять на борт сто человек пассажиров только при условии резкого уменьшения дальности полета и снижения допустимой высоты полета, — его расчеты вызвали самую бурную дискуссию у нас. Но практика критерий истины. И первые же испытательные полеты «Орла» показали его правоту.
— Ты хочешь сказать, что «Альбатрос» не потянет перевозку двух сотен гвардейцев? — я сразу же понял, что считал Иван.
— Потянет, но не три тысячи километров. Банально не хватит топлива. Надо увеличивать его запасы на борту. Но главная проблема не этом.
Похоже, что я не прав и Иван нашел какую-то ошибку в моих расчетах.
— И в чем, по вашему, Иван Григорьевич, разумению главная проблема? — неожиданно для меня Ивана после ознакомления с его опусом о дирижаблях на заводе все начали серьезно называть по имени-отчеству и на вы.
— Смотрите, батюшка, что получается, — Иван придвинул свой листок с записями ко мне. — Дирижабль должен сохранять равновесие во время движения. По мере расходования бензина, он будет становиться всё легче и легче. Какое-то время можно будет поддерживать постоянную высоту работая с рулями высоты. Но при этом будет теряться скорость и увеличиваться расход топлива. И, наконец станет необходимым компенсировать потерю веса, то есть расход топлива.
Пока рассуждения Ивана логически безупречны, посмотрим, что будет дальше.
— Самый простой способ для этого — выпустить в атмосферу достаточное количество подъёмного газа, то есть гелия. Но мы не можем пойти по этому пути по одной простой причине. Нам через какое-то время надо будет, а где мы его возьмем при полете в Россию, например на Урале? — вопрос конечно интересный и я на него ответил таким же вопросом.
— И где мы его там возьмем по вашему мнению, Иван Григорьевич.
— Ни где, батюшка. Поэтому надо придумать что-то другое.
— Ваня, — не выдержал я, — не тяни резину и говорю, что ты придумал.
— Нам нужен какой-то дополнительный баласт, но в полете взять его не откуда, кроме сбора воды — конденсата, образующегося из выхлопных газов двигателей дирижабля. Она должна собираться и отводится в специальные резервуары. При необходимости мы сливаем её, например при заправке топливом или экстренном наборе высоты.
— Да, сынок, у тебя, как говорится не голова, а дом советов, — мне неожиданно пришла в голову эта забытая поговорка из моего советского прошлого, которое некоторые использовали я для высокой оценки чужой эрудиции и интеллекта.
Иван удивленно узрился на меня, не совсем поняв, что я имею в виду.
— Я, батюшка, — не смело начал он, — не совсем понял…
— А тебе это и понимать не надо. Ты, молодец, я об этом совершенно не подумал. Давай, напряги интеллект и быстренько выдай как это делать.
— Да мы с Игнатом и ребятами, — Иван расплылся в довольной улыбке, — уже это сделали. Они думают как эту систему в «Орла» впихнуть. А в «Альбатросе» её сразу же надо предусмотреть.
— Тебе, дорогой, и карты в руки. Все мои наброски прорабатывай и вноси поправки. Ты у нас по факту главный спец по воздухоплаванию.
Все мои последующие записи по новому дирижаблю были творчески переработаны Иваном и на выходе получился вполне приличный проект.
Прочитав получившееся, я вызвал Степана.
— Степан Гордеевич, тебе срочное и ответственнейшее поручение. Вот это, — я показал на наше с Иваном творение, — надо срочно отредактировать и напечатать. Ты лично должен это контролировать, заодно и изучишь. Там про твою электрическую душу много чего.
Закончив свои «писательские» дела, я огляделся и понял, что кое-что прошло мимо меня.
Во-первых, Иван оказывается досрочно закончил очередной год своего обучения. У него была договоренность с Машенькой, что если он закончит год на одни отличные оценки, она не будет возражать если летом наш сынуля посвятит своему увлечению — дирижаблям.
Я против подобного договора не возражал, Ванино участие в строительстве дирижаблей было очень даже плодотворным.
Во-вторых, оказывается в медицине у нас случился огромный прорыв и доктор Павлов похоже действительно разработал технологию получения пенициллина в знакомой мне форме. Срочно требуется моя экспертная оценка.
В-третьих, меня ждет не дождется для беседы Владыка Филарет. У него какие-то дела связанные с монастырями, которые требуют моего решения.
Начать я решил с общения с Владыкой Филаретом. Мне общение с ним сейчас крайне необходимо. До этого он всегда укреплял меня в моих сомнениях и как потом оказывалось, подсказывал правильные выходы из не простых ситуаций.
Сейчас мне его совет нужен так же как при нашем первом общении. Мне снова необходимо принять судьбоносное для нас всех решение — идти ли на открытое противостояние с самым огромным на настоящий момент государством мира — Цинской империей.
Монастырские дела оказались легко решаемыми, Владыка просил моего разрешения и поддержки в деле основания православных монастырей за пределами Усинской долины — в Туве и Убсенуре. Для этого по его мнению надо провести переговоры с Ольчеем, Оюн Дажы и местными ламами. И Владыка просил меня лично помочь с этим делом.
С Ольчеем и Оюн Дажы я пообещал поговорить при первой же возможности, а вот переговоры с ламами я предложил отлдожить до возвращения Лонгина и поручить это ему.
Моё решение очень устроило Владыку и я с чистым сердцем начал столь нужный мне разговор.
Выслушав меня, Владыка долго молчал, а потом спросил:
— А есть ли возможность избежать столкновения с Китаем?
— На мой взгляд нет, — я на самом деле считал, что это неизбежно. Но в душе была искорка какой-то надежды, что это возможно.
— А тогда какие могут быть сомнения. Молитесь и Господь управит. Ваше дело правое.
Сияющий от гордости доктор Павлов был даже немного смешон. Он как никогда был суетлив и говорлив, рассказывая и показывая мне свои достижения.