Дедушкинский сторожевой пост после той злополучной истории один из самых многонаселенных и одна из семей с поста уже решила начать обживаться на будущей почтовой станции.
До этого места дорога будет идти практически вдоль Енисея, а после брода через Слюдянку резко начнет уходить на северо-запад. Следующая станция должна будет стоять уже возле брода через реку Карын-Суг. Расстояние между почтовыми станциями здесь небольшое, не больше пяти верст и если бы не брод, то вполне можно обойтись и без неё.
На Карын-Суге я решил заночевать. Всякие летающие кусающие существа почти полностью угомонились и мы комфортно расположились на ночлег возле уже оборудованного большого каменного очага в центре будущей почтовой станции. Леонов разложил свою рабочую карту и приготовился отвечать на мои вопросы.
— Следующая станция будет на Большой Березовой, а затем на Малой, так? — на карте все ясно и подробно обозначено, но вопрос важнейший и лучше уточнить.
— Именно так, ваша светлость. Там между ними рукой подать и я так решил только из-за бродов. А вот через Говоруху, — Леонов показал следующую речку, — брод мы нашли очень простой брод и там станция не нужна. Потом выходим на Абдыр, тут станция нужна обязательно. От него до Голубой есть тропа. Она идет через хребет Борус. Он тут одно название, но небольшие горки есть и тропа поэтому извилистая. Но мы постараемся её спрямить по возможности.
— А на Голубой место для станции наметили? — этот вопрос обращен не к Леонову, а к главному нашему проводнику по этим краям — Луке Ивановичу Иванову, местному жителю пришедшему к нам.
Ему больше пятидесяти и он мне напоминает дедушку Фому. Ивановичем Ивановым распорядился его записать Степан, которого я не освободил от руководства нашей канцелярией.
— А как же, наметили. Тропа дальше вдоль Голубой идет до самого Енисея. Выходишь на него и почти напротив на другом берегу Майна. Только нам надо идти только по левому берегу Голубой. Тропа виляет, то на одном берегу, то на другом. Её когда прокладывали думали о простоте прокладки. А нам надо думать об удобстве проезда по ней, а какое удобство когда реку надо постоянно переходить? Придется мосты строить, — Лука Иванов скорее всего из тех русских которые появились здесь первыми и занимались поисками «золотых» курганов. Говорит он медленно и рассудительно, тщательно подбирая слова.
— Это мы, я думаю, окончательно будем решать весной, — я решил разговор на эту тему закончить, мне пришла в голову одна очень интересная мысль.
Мы сидели втроем: Леонов, Лука и я отдельно ото всех, немного поодаль расположился Прохор. Он поехал со мной один и поэтому службу бдит как никогда. Сообразив, что разговор о дороге закончился Афанасий встал и пошел проверять караулы.
— Скажи-ка мне, Лука, есть ли еще нераскопанные «золотые» курганы, например у нас в долине, в Минусинской впадине и под Красноярском? — Лука заулыбался и поворошил кочергой угли в костре.
— Конечно есть, ваша светлость. Тут курганов много, но не каждый золотой. Хотя есть и такие, где золота можно чуть ли не пуд найти, а то и больше. Мой дед рассказывал мне об этом. Ни мой батюшка, ни я сам этим уже не занимались. Грешно это, ваша светлость, усопших беспокоить. Золото это только горе приносит и души забирает, — Лука потянулся и поправил один почти не сгоревший дровик.
Я слушал его молча будучи уверенным, что сейчас получу ответ на все интересующие меня вопросы.
— Ведь глупого польского графа убили только из-за того, что решил лапу на это золото наложить. Ну перепало ему немного, да только где он теперь, как и те, кто эти курганы и раскапывал? — я слушал Луку и боялся даже глубоко дышать, чтобы не спугнуть. Еще бы, вот мне на блюдечке с золотой каёмочкой ответы на многие мои вопросы, не дающие покоя уже не один год.
— Наши мужики, знающие где копать, после той истории тоже все сгинули, — Лука тем временем продолжал свой неторопливый рассказ. — Я поэтому, ваша светлость, в Усинск и ушел. Кроме меня наверное никого не осталось, кто про курганы знает. Был еще один мужичок, да про него окружной начальник дознался и велел схватить. Его в тайне держали, но у польского графа уцелел сообщник и он каким-то образом узнал про этого мужика. Поэтому и заговор устроился против его Превосходительства. Да только пустое всё это. Умер Гаврила. И теперь никто не знает в каких курганах есть золото.
— А ты, Лука, разве не знаешь? — я решился задать уточняющий вопрос.
— Знал и я, было время. Да как ушел к вам, сразу забыл. Не хочу знать, это не душеполезно, вот Господь и забрал у меня это знание.
— А у сообщника графа нет пальцев на одной руке? — для меня лично это наверное последнее, что я хочу еще знать.
— Двух, ему их приказал отрубить покойный граф за самовольство, когда он сам решил наказать какого-то калеку. Тот вроде бы когда-то его сестру обидел. Они из-за этого в Сибирь убежали. Паночка тут умерла, а пан этот неожиданно этого тут калеку встретил ну и самовольство проявил.
Моё состояние после этих слов можно было описать только избитым литературным штампом: потерял дар речи. Но реально как мне было его не потерять, когда я совершенно неожиданно узнал то, над чем много раз размышлял в буквальном смысле часами. А тут тебе раз и ответы.
Посмотрев на возвращающегося Леонова, Лука добавил еще один штрих в нарисованную им картину.
— Думается мне что этот поляк сильно ошибается, надеясь в Минусинске схорониться. Там конечно сообщники у графа возможно и остались. Да только они его первыми и выдадут. Окружной начальник в Минусинске всех в страхе держит, только ваш купец, его приказчик Ипполит, да казачий хорунжий Петров, дружок вашего капитана, его не опасаются. А после допроса генералом Аксенов поляк тоже в мир иной отойдет. Гаврила как и все, кто знал о курганах, не просто так умерли. Среди казаков осталось много, кто был на них сердит.
— А за себя не боишься?
— Нет, ваша светлость, не боюсь. Я ведь только кое-что знал, да и то забыл, — еще раз твердо и настойчиво повторил Лука.
Когда я вернулся в Порожное, то поразился его преображению. Яков с господином Усольцевым прискакали туда на следующий день. Они, не дожидаясь моего посланца с результатами обследования естественной газовой скважины, решили побыстрее ехать туда налегке.
Прочитав мой отчет, Яков скорректировал отданные им на заводе распоряжения и продолжил свой путь, а гонец помчался в Усинск. На заводе экспедиция в Порожное стояла под парами, Петр Сергеевич кое-что и кой-кого добавил и не мешкая, отправил её в путь.
Она, в смысле экспедиция из Усинска, пришла в Порожное под руководством Ильи на несколько часов раньше моего возвращения с дорожной разведки. Но Яков к моему возвращению уже успел озадачить всех и вся.
Передо мной был поселок первопроходцев и исследователей новых земель. Все куда-то спешили, никто не стоял и не сидел на месте, а в воздухе чуть ли не материально ощущалась фраза: «Дело, господа, надо делать, дело».
Распечатав природную скважину, Яков с Ильей и целым десятком помощников измеряли её дебит, так они назвали количество газа выделяемого в час и его давление. Как это делается я даже не стал пытаться вникать, тут моя светлость уже пас.
Петр Евграфович рядом, буквально в десяти метрах уже начал сверлить новую скважину, привод был конный и людей на скважине было прилично. Он чем-то был недоволен и громко ругался на своих помощников.
Посмотрев на всё это со стороны, я решил не мешать и направился в более понятное мне место, на место предполагаемых швейной и бумажной фабрик.
Предварительные работы были выполнены заранее и ситуация была совершенно ясной. Можно было без раскачки начинать строить. Что я и увидел.
Илья Михайлов успел уже отправить в долину первую партию из двух сот китайских рабочих и они прибыли на следующий день после моего отъезда в Усть-Ус и не задерживаясь, примяком были направлены в Порожное.
Сотня ставила юрты для проживания, первое время они будут жить в них, десять человек уже работали на местном кирпичном заводе, а остальные что-то копали на одной из заводских площадок.
