— Но лучше не надо, — усмехнулся Аркадий.
— И война?.. — начал Владимир Ильич.
— Да, — кивнул Аркадий.
— Какой же кошмар… — Ленин откинул голову на затыльник кресла. — Так вот каков рецепт твоей целеустремлённости. Ты не предполагаешь — ты знаешь…
— Я изменил очень многое, — вздохнул Аркадий. — Всё должно было происходить гораздо хуже. Гораздо. Гражданская война, которую я не смог предотвратить, должна была идти до двадцать второго года и унести жизни десятка миллионов. По моим прикидочным оценкам, я сумел сократить общие людские и материальные потери на 85–90%. Должно было быть восстание левых эсеров, после провала которого в вас должна была стрелять Фанни Каплан — она сейчас во Франции, но уже давно должна была быть расстреляна после частично успешного покушения. Из-за тяжёлого ранения вы должны были дожить только до двадцать четвёртого года, но, как видите, мы всё ещё разговариваем.
— Вот за это спасибо, — улыбнулся Ленин. — Заставил старика работать сверх отведённого аж целых четыре года…
— А если не вас, то кого? — улыбнулся Аркадий в ответ. — Впереди война, очень большая и жестокая.
— То есть, это не прогноз? — напрягся Ленин.
— К сожалению, нет, — покачал головой Аркадий. — Длилась она шесть лет и обошлась человечеству минимум в семьдесят один миллион жизней. Из них двадцать шесть с половиной миллионов — потери СССР. И мы не в силах её остановить. Даже если капитулируем прямо сейчас, это ничего не изменит. Европе нужны новые жизненные пространства… которые сейчас занимаем мы.
— А кто был нашим противником? Антанта? — уточнил Ленин.
— Это был Третий Рейх — то, во что скоро превратится Германия, — вновь покачал головой Аркадий. — Адольф Гитлер уже вполне успешно рвётся к власти, поэтому можно сказать, что частично этот сценарий исполняется.
— И ты не будешь ему мешать, потому что тебе выгоднее иметь дело с тем, кого знаешь, чем с неизвестным? — верно всё понял Ленин.
— Да, — подтвердил Аркадий. — У него есть ряд недостатков, которые неизбежно обрекают его на поражение. В этот раз всё будет иначе. Мы вступим в эту войну совершенно другими. Подготовленными, высокотехнологичными и принципиально непобедимыми. Я работаю над этим уже десять лет…
— Почему ты не рассказал всё это сразу? — спросил Владимир Ильич.
— Многие знания — многие печали, — улыбнулся Аркадий. — И что бы это изменило? Вы бы ещё сильнее изводили себя? Мы и так очень серьёзно опережаем план. Всё нормально — к моменту начала войны мы будем полностью готовы. И когда немцы придут, я лично, вот этими вот руками, умою их белокурые и голубоглазые морды в их собственной крови. А что будет после войны — я даже не хочу загадывать. Буду думать позже.
— Никто больше не знает? — спросил Ленин.
— Никто, — вздохнул Аркадий. — А ваша рабочая версия — экстрасенсорные способности?
— Да, мы с Иосифом подумали, что ты просто очень ограниченно видишь будущее, — кивнул Владимир Ильич. — И это было бы гораздо лучше, чем реальная причина твоей аномальной необычности… К несчастью для нас, ты не можешь смотреть в будущее и каждым своим действием неизбежно меняешь его.
— Некоторые вещи концептуальны и никогда не изменятся, — пожал плечами Аркадий. — С огнестрельным оружием, например, я сэкономил Союзу десятки миллионов рублей, которые пришлось бы тратить на перевооружение. Теперь не придётся — новый патрон останется актуальным в следующие два-три десятка лет. С авиацией и бронетехникой мы тоже экономим очень много денег в будущем. Третье поколение бронетехники будет оставаться актуальным минимум десяток лет, но там всё не так оптимистично, как с патроном. С авиацией я тоже экономлю не очень много — к середине 30-х годов придётся переходить на цельнометаллические самолёты… Реактивный двигатель, разрабатываемый в НИИ «Алмаз» — всё это позволит избежать большого перерасхода ресурсов, которые, в ином случае, были бы потрачены на поиски верного пути. Я знаю верные направления, поэтому наша наука движется именно по ним. А остальные — они будут тратить свои ресурсы, людские и материальные, на откровенные тупики. Им придётся отступать на несколько шагов назад, вслепую выбирать новый путь — и так раз за разом. Это неизбежно обусловит технологическое отставание.
— Моя реформа, — произнёс Владимир Ильич. — Это ведь ты горячо поддержал моё начинание — почему? Это как-то положительно сказалось в будущем?
— В будущем ничего такого не было, — покачал головой Аркадий. — Напротив, СССР пошёл по пути централизации. Это, собственно, предопределило его судьбу — он распался на ненавидящие друг друга бывшие советские республики в 1991 году. Говорят, что как первый опыт, он продержался довольно-таки неплохо, но я считаю, что этого было слишком мало. Мы очень много воевали и все эти войны, кроме самой последней, были прямым следствием распада СССР. Распад произошёл по причине чрезмерной централизации — таково моё мнение. Разложение партии, причём практически без иностранного вмешательства, предопределило всё — страну сдали без войны. Ну и экономические проблемы, возникшие по ряду объективных уязвимостей плановой экономики… Этот разговор может затянуться на часы, а мне сказали, что вас лучше не напрягать зазря…
— Зазря? — усмехнулся Ленин. — Это самый архиважнейший разговор во всей моей жизни — и ты говоришь, что это зазря?
— Туше, — вздохнул Аркадий. — Хотя я должен сказать, что разговор этот ни на что не повлияет — если вы соблюдёте нашу договорённость, то он нам никак не навредит. А вот раскрытие его деталей кому-либо…
— Да, ты прав — никто не должен знать, — согласился Владимир Ильич. — Это смертельно опасные знания. Ради обладания ими можно начинать новую мировую бойню.
— Но она начнётся не поэтому, — произнёс Аркадий. — А теперь — спрашивайте всё, что хотите знать.
Ленин ненадолго задумался.
— Я хочу знать всё, что ты знаешь о фашизме, — произнёс он. — О Гитлере, Муссолини — личности, действия, реакции. Всё.
*4 июня 1928 года*
Вчерашним вечером Аркадий был слишком истощён, чтобы открывать папку и вникать в подробности поставленной Лениным задачи, поэтому сегодня, прямо с утра, он приехал на работу и первым делом раскрыл полученную вчера папку. В ней он увидел несколько листов рукописного текста, причём почерк был женским — вероятно, писала Надежда Константиновна, под диктовку Ленина.
Задача была… неудивительной.
Ленин переоценил своё отношение к актуальности проблемы Троцкого и поручил Немирову её решение на корню.
Мирное сосуществование Троцкого и Немирова невозможно, потому что они сторонники радикально противоположных взглядов на дальнейшее развитие мирового коммунистического движения.
Аркадий уже предпринимал попытки переубеждения Льва, но тот упорно стоял на своём. Винить его сложно — в Германии всё выглядело так, будто у него почти получилось. Будто.
Троцкий абсолютно убеждён, что если продолжать попытки, если интенсифицировать пропаганду и увеличить финансирование местных марксистских ячеек, то всё, рано или поздно, получится.
Он просто отказывается принимать факты. Во Франции уже десять лет идёт «эпоха свободы», вызванная увеличением прав рабочего движения: в 1919 году введён восьмичасовой рабочий день, в 1921 установлена гарантированная минимальная оплата труда, (1), но только для государственных служащих и рабочих тяжёлой промышленности, в 1922 году проведена аграрная реформа, позволившая государству субсидировать фермеров и упрощавшее получение аграрных кредитов, в 1924 году на национальном уровне приняты правила безопасности на производствах, обязавшие промышленников озаботиться нормативами, а в 1925 году были расширены права профсоюзов на коллективные переговоры, (2) давшие им больше инструментов, на 1929 год у них запланировано принятие закона о страховании по болезни, инвалидности и старости.
Все эти действия — ответ обеспокоенного правительства Франции, которое не хочет повторения истории, как в России. Положение французского рабочего класса сильно улучшилось, до этого никто бы и не подумал давать так много и так быстро, поэтому даже сам факт появления СССР послужил на пользу рабочих и крестьян всего мира. Только вот отнять всё это буржуазные власти уже не смогут — пока существует СССР.
