*17 июля 1925 года*

НИИ «Халцедон», расположенное в рабочем посёлке Реутове, в Московской губернии, функционирует уже почти четыре года — здесь трудится коллектив из семидесяти восьми учёных, которые бьются над одной очень важной и амбициозной задачей…

Аркадий решил, что незачем тянуть кота за хвост и лучше заняться проработкой тематики полупроводников сильно заблаговременно, чтобы к моменту, когда все начнут интересоваться ею, у советских учёных уже была полноценная база.

— Германий — это, конечно, хорошо, но почему с кремнием проблемы? — спросил Немиров у директора НИИ.

— Мы видим очень серьёзные препятствия в получении чистых кремниевых кристаллов, — задумчиво изрёк Абрам Фёдорович Иоффе.

В «Халцедоне» трудятся такие выдающиеся специалисты как Пётр Леонидович Капица, пару лет как вернувшийся из Кембриджа, Лев Сергеевич Термен, талантливый физик и изобретатель, разработавший в 1920-м году терменвокс, Яков Ильич Френкель, уже издавший три книги по теоретической физике и успевший сформировать у сотрудничающих с ним учёных представление о новом типе дефектов кристаллической решётки, что очень сильно хвалил Иоффе, а также Сергей Иванович Вавилов, младший брат учёного-генетика Николая Ивановича Вавилова, выбравший физику.

Помимо указанных учёных, в НИИ трудятся такие подающие надежды специалисты как Игорь Васильевич Курчатов, рекомендованный сюда самим Иоффе, а также Юлий Борисович Харитон, биографию которого Аркадий знал не хуже, чем курчатовскую.

Немиров не посчитал, что работа над полупроводниками как-то повредит их будущей деятельности — скорее, наоборот, они поднаберутся опыта и потом сумеют потянуть адски сложную работу по созданию первой советской атомной бомбы…

— Я даже больше скажу, товарищ генерал-лейтенант, — продолжил Абрам Фёдорович, выйдя из-за стола к школьной доске, висящей на стене справа. — Мне видится невозможным, в реалистичные сроки, выработать методы очистки кремния до нужной нам чистоты. И я сомневаюсь, что у кремния есть полупроводниковые свойства, так как результаты исследований весьма противоречивы — и это я выражаюсь очень мягко. Источник, сообщивший вам, что где-то в неизвестной стране проводят эксперименты по разработке полупроводниковых диодов на основе кристаллов кремния, увы, лжёт или что-то недоговаривает. Более перспективным мы видим германий. Да, он редок, но работать с ним на порядки, на порядки, товарищ генерал-лейтенант, легче.

К такому же выводу, по воспоминаниям Аркадия, и пришло научное сообщество в его прошлой жизни. Германий легче обрабатывать, из-за чего в НИИ «Халцедон» всего за пару лет интенсивной работы добились стабильно повторяемого полупроводникового эффекта. Кремний же, несмотря на то, что составляет до 29,5% земной коры, очень капризен и, в нынешних реалиях, практически неприменим в этой экспериментальной области.

Но Немиров дал учёным всё, что знал сам, замаскировав это под результаты работы внешней разведки, поэтому надеялся, что удастся наладить выращивание чистых монокристаллов кремния в какие-то внятные сроки. Увы, его надежды не оправдались. Время кремния ещё не пришло.

— Мы и так совершили феноменальные прорывы, которые, не побоюсь сделать столь громкое заявление, заслуживают Нобелевской премии, — продолжил Иоффе.

Его слова заставили Аркадия вспомнить недавнее событие в научном сообществе.

10 декабря 1925 года, в Стокгольме состоится вручение Нобелевской премии по физиологии и медицине, которую получат Марфа Кирилловна Бочкарёва и Анатолий Сергеевич Леонов. Последний — это врач, лечивший Аркадия, тогда ещё штабс-капитана, в военном госпитале.

Оказалось, что Леонов эмигрировал в США, где работал в одной из медицинских лабораторий Марфы.

Видимо, время пришло, а никого более достойного не нашли, поэтому Марфу и Анатолия, как первооткрывательницу и первого описавшего эффект нового лекарства, премируют Нобелевской, в знак признания заслуг перед человечеством.

А заслуги есть — миллионы людей не умерли благодаря стрептоциду, но не последнюю роль сыграло то, что Марфа официально сделала патент на стрептоцид всемирным достоянием и теперь его может производить каждый, у кого хватит на это средств. Вот это, судя по всему, и растрогало нобелевскую комиссию…

В декабре Бочкарёва и Леонов будут в Стокгольме, где им также будут вручены ордена «Трудового Красного Знамени» — за заслуги, в том числе, и перед СССР. Они уже дали своё согласие — таким людям, как Ленин, отказывать не принято.

С одной стороны, это может быть воспринято негативно, так как кто-то может усмотреть у них сотрудничество с большевиками, только вот никакого сотрудничества у них нет — Центр с Марфой больше не работает, а с Леоновым не работал вообще никогда.

У Чичерина уже заготовлено два ордена, с номерами «0012» и «0013». Это всё государственный имидж и уж кто-кто, а Ленин в таких вещах прекрасно разбирался — несмотря на осознание неизбежности войны со всеми этими людьми, он старался наладить с ними хотя бы нейтральные взаимоотношения. А это очень непростая работа…

— Я сожалею, что вы не можете поделиться с миром этими стратегически важными открытиями, — произнёс Аркадий.

— Меня до сих пор мучает один вопрос… — сказал на это Иоффе. — А почему эти данные до сих пор не обнародованы, скажем так, «той стороной»?

— Ровно по тем же причинам, почему они не обнародованы, скажем так, «этой стороной», — улыбнулся Аркадий. — Это стратегическое преимущество, Абрам Фёдорович. Пока все возятся с тупиковым направлением электронных ламп, «там» и «здесь» прорабатывается возможность использования проводников. Это может повлиять, буквально, на всю дальнейшую историю. Когда мы получим достаточно компактные радиостанции, пусть даже на германиевых полупроводниковых диодах и триодах…

Разумеется, не было никакого «там», а было только «здесь», но легенда требовала, чтобы все были абсолютно уверены в том, что есть какой-то противник, которому приходится дышать в спину.

На самом деле, для массовых радиостанций будет достаточно ламп, которые закроют потребности армии и гражданки в портативной радиосвязи, а вот полупроводниковые схемы нужны будут для кое-чего другого, более перспективного и стратегически важного.

Немиров, ввиду того, что было достигнуто им, вполне допускал, что после Второй мировой войны, когда уже потихоньку формирующийся Третий Рейх будет повержен, обязательно начнётся Холодная война.

Учитывая, что тогда будет совершенно иной политический расклад — Аркадий положит жизнь, но не допустит, чтобы эта война шла глубоко на территории СССР, вполне может случиться так, что Холодная война быстро перетечёт в Горячую войну, то есть, Третью мировую.

И тогда придётся как-то защищать города от мириад американских и британских стратегических бомбардировщиков, для чего может потребоваться что-то необычное и эффективное.

Аркадий видел этим «необычным и эффективным» полупроводниковые радиовзрыватели.

Вероятность прямого попадания по бомбардировщику, летящему на высоте 10 километров, составляет 1–2%, даже при безукоризненном наведении, что безбожно мало.

Вероятность задевания бомбардировщика, летящего на высоте 10 километров, осколками от снаряда, оснащённого дистанционным взрывателем, даже при безукоризненном наведении и выставлении верной дистанции, составляет 4–8%, что неплохо, но маловато.

А вот радиовзрыватель повышает вероятность поражения цели до 20–30%, что очень много, когда речь идёт о целых батареях, защищающих город или промзону.

Если допустить, что по бомбардировщику стреляет батарея из четырёх 130-миллиметровых зенитных орудий, выпускающих в район цели 20 снарядов в минуту, вероятность уничтожения бомбардировщика, при условии, что каждый снаряд имеет, скажем, 25% вероятность поражения цели, составляет 99,9%, то есть, поражение цели почти гарантировано.