*30 марта 1928 года*

XIV-й Всесоюзный съезд Советов начался двое суток назад и с тех пор Аркадий метался между Большим Кремлёвским и Сенатским дворцами.

Население, к счастью для Немирова, восприняло перестановку на верхах спокойно. К нему у народа есть определённый кредит доверия — ещё свежи воспоминания о том, как он был на заголовках в каждой советской газете. И самое важное, что он должен был сделать — оправдать этот кредит доверия. Для этого он должен был сделать одно…

«Пахать, как негр на тростниковой плантации», — подумал Аркадий. — «Как Ленин пахал».

Ленин сейчас в Горках, отдыхает — кризис миновал, но работать он больше не сможет. Надежда Константиновна Крупская тоже покинула свой пост, чтобы ухаживать за Владимиром Ильичом, единственная задача которого — жить. Жить как можно дольше.

В кабинет вошли Сталин и Дзержинский.

— Есть разговор, — произнёс Иосиф Виссарионович.

— Проходите, садитесь, — кивнул им Аркадий.

Сталин сел на диван и сразу же достал свою трубку.

Дзержинский сел рядом и уставился на Немирова ничего не выражающим взглядом.

— О чём разговор? — спросил Аркадий, отодвинув от себя папку с результатами стрельб из экспериментальной 30-миллиметровой пушки.

Зенитные перспективы у этой пушки отличные — её сразу разрабатывают под ленточное питание и скорострельность 600 выстрелов в минуту. Длина ствола — 2,5 метра, калибр — 30×165 миллиметров. Сам ствол предполагается сменным, по причине ресурса 2500 выстрелов.

Новый снаряд, двусторонняя подача лент, высокая скорострельность, сменный ствол — всё это означало очень непростую разработку, что полностью подтвердилось в дальнейшем. Разработка идёт очень тяжело, всплывают неожиданные проблемы и «детские болезни» прототипов, автоматика капризничает, двойную подачу наладить не получается, ГАУ жалуется, что это будет очень тяжёлое в производстве оружие — проблем очень много.

— Разговор будет идти о ленинской реформе, которую ты уже начал проводить, — вздохнул Иосиф Сталин. — Партия очень недовольна решением Старика и тем, кого именно он назначил проводить его.

Он указал взглядом на газетную вырезку из «The Times», которую Аркадий повесил в рамке на стену за собой. На ней была его фотография и заголовок: «Убийца афганских детей дорвался до власти». Газетчики напомнили читателям старый нарратив о том, что Аркадий повинен в смерти тысяч детишек, а затем выразили обеспокоенность о других детишках, до которых он теперь может дотянуться…

— Зачем ты держишь это в рамке? — спросил Феликс.

— Эта вырезка напоминает мне, с кем мы имеем дело, — улыбнулся Аркадий. — Так что вам не нравится в ленинской реформе, которую он назначил меня проводить в жизнь?

— Мне? — удивился Дзержинский. — Мне всё нравится.

— Тогда в чём же дело? — этим вопросом Аркадий не дал Сталину выразить своё мнение.

— Дело в том, что зреет очень сильное недовольство в рядах партии, — заговорил Феликс Эдмундович. — Ты понимаешь, что значит эта реформа для всех нас.

— Давно уже понимаю, — кивнул Аркадий. — Это, буквально, на поверхности — Верховный Совет может назначать будто бы случайных людей на новые посты, а всем, кто сейчас при постах, никто никаких гарантий не даёт.

— Это хорошо, что ты всё понимаешь, — произнёс Сталин. — Что будем делать, если недовольство не ограничится только бурчанием на заседаниях?

— Феликс Эдмундович должен иметь целую серию протоколов на такие случаи, — пожал плечами Немиров. — Но я сомневаюсь, что кто-то посмеет открыто идти против воли Ленина. С Верховным Советом ещё ничего непонятно, могут ведь и сохранить старый пост, а вот после такого… Сомневаюсь я, что кто-то рискнёт.

— Тем не менее, — произнёс Иосиф Виссарионович. — Нужно принять предупредительные меры…

Он уже делал намёки, что есть «надёжные способы» решения имеющихся проблем.

Самое печальное — Аркадий ловил себя на мысли, что это может сработать и методы эти не так уж и неприемлемы для него самого.

Методы Сталина, несмотря на то, что они обязательно повлекут за собой жертвы, довольно-таки эффективны. Централизация власти, полная расчистка политического поля, а дальше директивное управление чётко отлаженной системой. Наркомы умирают от нервного истощения, вызванного переработками, но задачи выполняются с опережением графиков, что экономит жизни красноармейцев — это жестокая, но эффективная система.

Это называли тоталитаризмом, это даже рядом не лежало с тем, что назвали тоталитаризмом изначально. (1)

— Демонстративно покарать за недовольство? — криво усмехнулся Аркадий. — Это будет иметь непредсказуемые последствия.

— Непредсказуемые последствия будут, если тебя сместят в ходе государственного переворота, — усмехнулся Сталин.

— Я этим тоже обеспокоен, — кивнул Дзержинский.

— Если вы будете со мной — мне плевать, что они будут предпринимать, — ответил на это Аркадий. — Вы же со мной?

— Да, — без раздумий ответил Сталин. — Я не согласен со Стариком, но те, против кого он всё это задумал, уже начали проявлять себя.

— Я тоже с тобой, — произнёс Дзержинский. — Тебя я знаю давно, с тобой я работал, а вот другие…

— Уже приходили? — догадался Аркадий.

— Этого разговора бы не было, не приди ко мне кое-кто с «интересными предложениями», — вздохнул Феликс Эдмундович. — Сначала я зашёл к Иосифу, чтобы зайти к тебе вдвоём — было опасение, что одного меня ты слушать не станешь.

— Почему? — нахмурился Немиров.

— Дел у тебя много, — ответил на это Дзержинский и улыбнулся. — Но дело серьёзное — меня очень осторожно «прощупывали». Я даже не знаю, кто послал этого человека — конспирация очень серьёзная. За посланником следят мои агенты, но он просто сидит у себя дома и иногда выходит в магазин. И это странно.

— Вот и начала обнажать себя шаткость нынешней системы, — вздохнул Аркадий. — Они видят в моём лице вершину пирамиды власти, но худшее — я и есть эта вершина.

Ему хотелось поскорее учредить Верховный Совет СССР, чтобы этот непонятный период в его жизни закончился и он вернулся к своей главной цели…

Но быстро, увы, не получится. И теперь, после услышанного, ему стало очевидно, что мешать будут обязательно.

Первые, на кого он подумал — «старые большевики». Те люди, которые десятилетиями занимались подпольной деятельностью, начинали с Лениным, сидели по ссылкам. Такие как Сталин, Каменев, Зиновьев, Дзержинский…

Но Сталин и Дзержинский вне подозрения. Дзержинский, будь он в заговоре, мог бы провернуть всё уже очень давно — при поддержке в среде партии он может стать председателем СНК хоть сейчас. Сталин — этому пришлось бы постараться, но нарком обороны — это уже достаточно крепкая точка опоры, чтобы вырвать себе побольше власти в стране. Иосиф Виссарионович же этой опорой, почему-то, не пользуется. Это и есть свидетельство его лояльности общему делу.

— Прав товарищ Ленин — не ко времени это всё… — вздохнул Аркадий. — У меня тут успехи в серии проектов, новый бронетранспортёр в серию пускаем…

— Ты уж коль слово дал Старику — не причитай, а делай, — усмехнулся Сталин. — Теперь я понимаю, о чём вы двое толковали нам всё это время. Я не понимал, вернее, не хотел понимать, считал, что вы с Лениным избрали неверный путь, но теперь… Ко мне тоже приходил «посланник» — они собирают партийную группу. И если Феликса они просто «щупали», то ко мне пришли с конкретным предложением.

— Что предлагают? — поинтересовался Аркадий.

А ведь он всё это время просто делал свою работу…

— Все знают о наших с тобою разногласиях, — начал Сталин. — Предлагают решить их раз и навсегда — меня поставить председателем СНК, а при Политбюро учредить Президиум, в который, как я понимаю, войдут организаторы этого заговора. Это и будет то, что они понимают под «лучшей альтернативой» Верховному Совету СССР.