— Это ещё зачем? — она так посмотрела на меня, словно я кавалер неудачник, подкатывающий к даме не по статусу и не по возрасту.

— Не для меня, — тихо рассмеялся я. — Для него. Если он мне признается, и я пойму, что он хочет увидеть вас снова, я покажу это ему и он сможет позвонить. Вы же не возражаете?

Она молча написала в тетради номер телефона, быстро попрощалась и ушла. Я сказал Соне пока никого не звать, пусть сначала Иван Терентьевич восстановится. Учитывая, что он не маг и медитация не его конёк, ему может понадобиться несколько больше времени. Будет очень интересно с ним поговорить о последней пациентке. Хватит ли у него смелости рассказать мне? Если он решит тему замять, телефон я ему не дам, не имеет смысла.

Когда Иван Терентьевич вышел из медитации, мы продолжили принимать пациентов. Трудно было не заметить перемены в его настроении. Он старался не показывать вида, что что-то произошло, но периодически появляющийся грустный взгляд я замечал. Значит ему не всё равно, но я подожду немного, пусть дозреет.

У следующего пациента, которого он притормозил, чтобы заниматься им в моём присутствии, была небольшая колото-резаная рана на левой кисти ближе к основанию первого пальца. Со слов пострадавшего — нож соскочил, когда пытался разрезать шкурку на батоне сухой колбасы. То ли нож не хотел её резать, то ли шкурка дубовая попалась, но в ладонь нож вошёл более охотно.

Рана с ровными краями и острыми углами, всё по классике. После снятия повязки немного начала кровоточить. Пока Иван Терентьевич промывал рану антисептиками, кровотечение прекратилось. Ну тут он точно справится, объём раны намного меньше, чем у предыдущей пациентки. А если другой рукой он догадается немного сблизить края раны, то будет вообще задание для детей. Или для меня на третий день пребывания в этом мире, когда дар только начал подавать первые признаки жизни.

Приём шёл, менялись пациенты, Рябошапкин отлично справлялся со всеми случаями, причём теперь совсем не так, как он мне рассказывал во время обсуждений после приёма. Теперь он лечил магией и его работоспособность и упорность меня поражали. Такое впечатление, что с помощью интенсивной работы он хотел отвлечься от мрачных мыслей. Иногда у него получалось. По моим меркам лечение происходило довольно медленно и на восстановление после каждого пациента уходило время, но я не стал предлагать свою помощь, пусть руку набивает. Для человека, не имеющего ядра, даже такая скорость оказания медицинской помощи является спринтерской.

— Иван Терентьевич, вы мне ничего не хотите рассказать? — невинным тоном спросил я, глядя в окно. Последний пациент только что покинул кабинет, а Соня куда-то вышла. — Это не то, чтобы обязательно, но всё-таки.

— Вы наверно уже всё знаете? — убитым голосом пробубнил он.

— Понятия не имею, что вы имеете ввиду, но мне очень интересно услышать это от вас, — сказал я, повернувшись к нему и присев на край подоконника. Слава Богу, он тут не пластиковый. — Я не сплетен ищу, я вижу, что вы страдаете и за вас переживаю.

— Да, я страдаю, — кивнул он. — Я узнал в пациентке, которую укусила собака, свою дочь. Мы расстались с её мамой, когда дочке было двенадцать. Мама укатила с другим в Москву и почти двадцать лет я их не видел.

— Вы даже не пытались их найти? — удивился я. На дворе век магии и технологий, найти человека даже в большом городе возможно.

— Пытался, — он сел в кресло и закрыл лицо руками. — Но, когда я смог подобраться довольно близко, мне дали понять, что я должен прекратить попытки, если мне дорога жизнь. Её новый муж какая-то значимая фигура в городском суде и не только. Мне кажется, что он связан с криминальными структурами. Так или иначе, я перестал их искать. Это я во всём виноват. Именно я виноват, что дочь не видела отца двадцать лет, я сдался тогда. А сейчас, когда я понял, что передо мной она, словно язык проглотил. Я даже не знаю, что ей теперь сказать. Обычное «дочка, я твой папа, прости» не подойдёт.

— Ну вы тогда подумайте, что ей сказать, а потом позвоните, договоритесь о встрече.

— Вы шутите, Александр Петрович? — он убрал руки от лица и посмотрел на меня глазами полными слёз. — Она не узнала меня, и я ей не нужен спустя столько лет.

— Errare humanum est, человеку свойственно ошибаться, — улыбнулся я. — Я уверен, что ей вас не хватает. Подумайте и позвоните, дайте шанс вам обоим.

— Куда я ей позвоню? — спросил он уже готовый сорваться в бессильные рыданья.

— Так, стоп машина! Дыхание ровное, глубокое, генератор слёзной жидкости деактивирован! — бодро сказал я и положил на стол перед ним свою тетрадку, открыв в нужном месте. — Вот, записывайте.

— Откуда это у вас? — выпучил он глаза, уставившись на написанный между абзацев номер.

— Она написала по моей просьбе, — улыбнулся я. — Она узнала вас, несмотря на долгую разлуку, и вы ей небезразличны. Записывайте номер и звоните, когда соберётесь. Но не рекомендую сильно затягивать, надо идти по горячим следам, она может обидеться, если вы будете собираться с духом слишком долго.

— Я позвоню ей сразу после обсуждения результатов лечения сегодняшних пациентов.

— К чёрту результаты! — резко заявил я. — Всё это мелочи, потом обсудим. Я сейчас одеваюсь и ухожу, а вы звоните, слышите меня? Немедленно звоните, она вас ждёт!

В подкрепление своих слов я снял халат, бросив его поперёк стола, Соня потом повесит на место. Взял в шкафу своё пальто, шляпу, портфель и тубус, и, не сбавляя набранного темпа открыл дверь кабинета, собираясь на выход. На пороге обернулся. Рябошапкин ошалелым взглядом наблюдал за мной. На столе перед ним лежала моя тетрадь, открытая на той самой странице.

— Спасибо, Александр Петрович! — в сердцах произнёс он. Так, только новых слёз в знак благодарности мне сейчас не хватало.

— Будьте здоровы, Иван Терентьевич, до понедельника! — сказал я и решительно вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

Нос к носу столкнувшись с пытающейся войти Соней, я попросил её пока не входить, а подождать возле кабинета.

— Он ей позвонит? — с надеждой в голосе произнесла девушка.

— Думаю да, — тихо ответил я и улыбнулся. — Очень надеюсь, что сегодня на этом свете станет на два счастливых человека больше.

— Я буду сидеть здесь и ждать сколько угодно, — пробормотала себе под нос Соня, на лице нарисовалась мечтательная улыбка. Тоже переживает и радуется за него. Мелочь, а приятно.

Когда я уже находился вне кабинета, можно спокойно одеться и вызвать такси. Если Корсаков и Юдин молчат, значит я освободился первым. Поеду обратно в клинику, тогда оттуда и стартанём в загородное имение Бориса Владимировича для проведения тимбилдинга. Тьфу ты, простите, для проведения в приятной компании вечера пятницы по исконно русским традициям. На все выходные я задерживаться не собирался. Семью я уже предупредил, других серьёзных планов и возражений ни у кого не было.

Корсаков был сам за рулём своего автомобиля, что меня немного удивило. Хотя откуда я знаю, может он всегда так? До загородного имения домчали с ветерком, ехать оказалось не так уж и далеко, от кольцевой километров двадцать. Усадьба поразила красотой парка. Хоть деревья и облетели, за исключением многочисленных хвойных, а газоны и клумбы спрятал снег, всё равно было понятно, что обязательно надо будет увидеть это весной.

Сам дом двухэтажный, но довольно широко раскинулся в стороны, в центре возвышение и третий этаж буквально на несколько комнат. Я видел такие дома раньше, там чаще всего размещают детские. На концах левого и правого крыла — башенки с высокими шпилями и флюгерами. Судя по особенностям архитектуры, это было старинное родовое гнездо с историей не менее двухсот лет. Весь наружный декор, позолота и лепнина в идеальном состоянии, за домом хорошо следили и поддерживали в идеальном состоянии.

Баня оказалась отдельным двухэтажным теремом на заднем дворе дома. Там на втором этаже нам с Илюхой сразу выделили отдельные комнаты со всеми удобствами. Борис Владимирович сказал, что гости обычно здесь останавливаются, особенно фанаты русской бани. Если баня не интересует, можно поселиться в гостевых комнатах основного здания, там их хватает, но мне теремок понравился больше, Илья тоже нисколько не возражал.