Мама, как и обещала, восстановительную процедуру произвела так быстро, что я даже не успел опомниться. И, самое главное, никакого медиативного сна, на это просто не было времени. Я и так уже догадывался, что под дверью начинает собираться толпа. И, естественно, я оказался прав.

Я поздоровался с пациентами, перед тем, как войти в кабинет, и взгляд мой остановился на вчерашнем мужчине с новообразованием. Странно, он же должен прийти только завтра, что-то не так? Я пригласил его в кабинет первым, не обращая внимания на роптунов.

— Что привело вас раньше назначенного срока? — спросил я у бедолаги, который сегодня похоже был ещё более бледным, чем вчера. — Что-то болит?

— Нет, доктор, — пролепетал он. — Но я сегодня чувствую себя хуже, слабость усилилась. Кушать получается, пища проходит, но аппетита нет совсем, тошнит постоянно. Сильнее шатает при ходьбе.

— Похоже на интоксикацию, вызванную распадом клеток образования, — пробубнил я себе под нос.

— Что, доктор, простите?

— Говорю надо с вашей болячкой долго бороться и не торопиться, тогда легче переносить будете.

— Так что мне сейчас делать? Вы же говорили, что я должен слушаться, вот слушаю вас.

— Слушаться — это похвально, — улыбнулся я ему. — Нужно пить побольше жидкости и возьмите в аптеке почечный мочегонный чай, с утра и до обеда надо выпить в два раза больше, чем по инструкции написано. А кушать всё равно надо. Лучше понемногу и почаще. Силы надо восстанавливать. Тогда ко мне придёте на продолжение манипуляций не завтра, а в среду на следующей неделе. За это время должны прийти в норму, тогда и продолжим. Должен предупредить, чтобы полностью побороть вашу болезнь, потребуется много таких сеансов. Скорее всего будете приходить раз в неделю несколько месяцев подряд.

— Да хоть год, доктор! — сказал он на эмоциях, приложив руку к сердцу. — У меня обеспеченная семья, мы можем себе позволить. Мне главное, чтобы гадость эта из организма вся вышла.

Хотел у него спросить, каким хреном он раньше думал, но не стал, ответ на этот вопрос меня уже не интересует. Всё равно не услышу ничего более ценного, чем вариации на тему «патамушта».

Непрерывный поток пациентов до самого обеда не давал расслабиться и думать о чём-то постороннем, но как только появлялся просвет, я вспоминал про Андрея и прокручивал разные варианты, как убедиться, что с ним всё в порядке. Во время обеда в голове созрел план. Сразу после работы отправлюсь в приёмную к Обухову и попрошусь на срочную аудиенцию. Он не Захарьин, с ним можно попробовать обсудить мой пока что запретный метод лечения и возможности его легализации с перспективой обучения лекарей и даже знахарей со слабым даром. А потом, как бы невзначай, спрошу о судьбе Боткина. Можно об этом поинтересоваться и у Белорецкого, но лекарь даст больше информации именно о состоянии здоровья. Это получается, что у меня к нему два разных вопроса, за которые он сможет послать одинаково далеко. Ну бить же он меня не будет, а кто не рискует — тот не пьёт шампанское.

Остаток рабочего дня тоже был достаточно суетным, пациенты попадались с очень разнообразными и интересными болячками, но ничего сверхэнергозатратного для испытания ёмкости моего ядра не было. Как только последний попрощался и вышел за дверь, я снял халат, оделся и пошёл на выход, обогнав его по пути. Илюху видел в коридоре издалека, но он не заметил, что я ухожу пораньше, да ещё и без него. Пулей вылетел на улицу, даже не удостоив ответом мать, которая что-то спросила у удаляющейся от неё моей спины. Типа я не слышал. А если что-то реально будет надо — позвонит.

Несмотря на хорошую погоду, я сразу вызвал такси до «Больницы Всех Скорбящих Радости». Пробки в городе только начинали зарождаться, поэтому мне удалось достаточно быстро доехать. Дорогу к кабинету главному Лекарю я помнил. В холле возле приёмной было пусто и я, наивно полагая, что у меня есть шанс практически открыть дверь с ноги, заглянул без стука к секретарю. Там сидел на диванчике один важный немолодой мужчина с признаками начинающегося внутреннего мятежа по причине долгого ожидания. Он нервно оглядывался, теребил платок, который то и дело доставал из кармана и тяжко вздыхал.

— Добрый день! — начал я с бодрого приветствия и жизнерадостной улыбки, которая к сожалению секретарю не передалась. — А к Степану Митрофановичу сегодня возможно попасть?

— Очень в этом сомневаюсь, — сказал безжизненным голосом и покачал головой секретарь. — У него там сейчас длительно затянувшееся совещание, а потом вот господин сидит уже долго ожидает по очень срочному вопросу, так что не думаю, что вам стоит надеяться.

— Ну а если я тоже тут присяду и очень терпеливо подожду? — не сдавался я.

— Рабочий день уже у всех заканчивается, молодой человек. У Степана Митрофановича он тоже должен когда-то закончиться. Этому господину он разрешил остаться и подождать, строго наказав ответить отказом, если кто-то ещё захочет попасть на приём.

— А записаться на приём возможно? — жалобно протянул я. — Я могу завтра с утра пораньше подойти.

— Таких как вы с утра пораньше обычно полный коридор приходит, — уже не очень вежливо ответил секретарь, за что очень хотелось его стукнуть чем-то тупым и тяжёлым в область виска.

— Может вы не совсем правильно меня поняли? — начиная злиться продолжил я свой натиск. Решил попробовать другой подход. — Мне очень нужно попасть к Степану Митрофановичу, это очень важный вопрос, и он вам не простит, если узнает, что я к нему приходил, но мне не дали возможности его увидеть.

— Ну хорошо, — тяжко вздохнул секретарь. — Скажите вашу фамилию, имя, отчество и номер телефона. Я запишу вас на завтра на без пятнадцати восемь утра.

— И сообщите сегодня, что я приходил, — строго сказал я, продиктовав личные данные под запись. — Это важно.

— Да, господин Склифосовский, я сообщу, будьте уверены, — сказал секретарь и едва заметно вздохнул. Видать таких умников за день сюда приходят десятки и каждый считает себя уникальным. — До завтра.

— До скорого, — брякнул я, улыбнулся и пошёл на выход.

Жаль, что узнать о состоянии Андрея из первоисточника мне не удастся. Или ждать до завтрашнего утра, или звонить Белорецкому. Решил всё-таки начать со второго варианта. Вышел из больницы на улицу и набрал главного полицмейстера. Как я и ожидал, по поводу здоровья от полицейского мало чего добьёшься. Чтобы вытащить ценную информацию не по профилю, надо анализировать и додумывать самому.

— Андрей Серафимович нам ничего не собирается рассказывать, — недовольно сказал Павел Афанасьевич. — Никаких ценных показаний от него добиться не удалось. Я-то надеялся, что, когда он придёт в себя, сразу наведёт на псионика. У нас группа захвата с сильными магами из Москвы с ночи сидели наготове, чтобы выдвигаться на задержание, а Боткин молчит, будь он неладен! Хорошо, что мастеру души удалось докопаться до нужной информации в голове одного из подельников Боткина, только благодаря этому нам удалось его отыскать. Так что ядро осиного гнезда мы наконец-то накрыли полностью.

— Так, а что с Андреем-то? — решил я всё-таки перевести разговор в интересующее меня русло.

— Затрудняюсь ответить, — после небольшой паузы Белорецкий всё же ответил. Наверно переключался с интересующей именно его темы. — Ожоги ему залечили, в сознание пришёл, но отвечать на вопросы отказывается. Лекари сказали, что у него временная защитная потеря памяти, во что я не особо верю. На попятную наверно пошёл. Нашего мастера души к нему не подпускают, сказали, что слаб ещё. Так что даже так информацию получить не удалось.

— Я вас понял, услышал, — ответил я и уже начал выстраивать в голове свою версию, что там с Андреем случилось. — Спасибо большое за помощь и прошу прощения за возможно несвоевременный звонок.

— Да звоните, ничего страшного, — ответил Павел Афанасьевич. — Просто я тоже с середины ночи на ногах, уже сил нет ни на что. И вам спасибо за ночной звонок, всё равно так или иначе большое дело свершилось.