— Как так, не обезболивать? — встрепенулась старушка. — Не надо так отрывать, пожалуйста, обезбольте уж, я боли очень боюсь, не переношу.

— Не переживайте, боли никакой не будет, — постарался я её успокоить своей лучезарной улыбкой. — Это не бородавка, а клещ. Когда вы в последний раз были в лесу?

Света тоже сначала не поверила, подошла ближе и вгляделась. Потом зажала рот рукой и ретировалась в сторону. Когда смогла успокоиться, начала выполнять мои поручения.

— Клещ? — глаза у бабульки расширились больше, чем линзы её очков на плюс десять. — Как клещ? Какой клещ?

— Самый обычный, — хмыкнул я. — даже живой ещё, только раскормленный до безобразия. Так, когда вы были в лесу в последний раз?

— В лесу? — женщина никак не могла прийти в себя после такого потрясения и немного тормозила с ответом. — К сестре двоюродной в гости ездила в Тверь в августе, мы с ней ходили в лес за грибами, это наше любимое развлечение. Ходите, знаете ли себе по лесу с ножом в руке, дышите свежим воздухом. А знаете, сколько там грибов? О–о-о! Если все собрать, можно полностью загрузить железнодорожный состав. Но мы-то выбираем маленькие, плотненькие, красивенькие. Они в банке потом очень красиво смотрятся. А как приятно зимой достать потом баночку, да с картошечкой жареной или пюре.

— Представляю, отчего же нет? Я тоже грибы очень люблю, — улыбнулся я. — А особенно походить по лесу с ножом в руке, хоть хлебом не корми. Но, беседы беседами, а нам пора бы уже от этого пассажира вас избавить.

Я обработал кожу на животе и самого клеща антисептиком, кончиком зажима взял клеща за кормовую часть, и, тихонько подтягивая на себя, так как надо не перестараться, иначе челюсти тварюги оторвутся и останутся в ране. Так вот, не сильно потянул на себя, вращая при этом зажим, словно я из бабульки шуруп выкручиваю. Пара-тройка поворотов и клещ вышел целиком, не оставив в ранке никаких своих запчастей. Ещё раз обработал ранку антисептиком, затем наложил небольшую повязку.

— Повязочку тогда завтра снимете и обработаете ранку зелёнкой один раз, — начал я объяснять даме её дальнейшее поведение, — больше ничего делать не надо. Желательно немного понаблюдать, если будет чем-то беспокоить, приходите, я посмотрю.

— Ой, доктор, ну конечно же я приду! — старушка спрыгнула со стола на пол, наглухо проигнорировав мою протянутую ей руку. Очень самостоятельная леди в помощи не нуждается. — Ну надо ж так, а? Это я три месяца носила на себе эту гадость? Кошмар какой-то! А ведь после леса проверяли друг друга, никаких клещей не было.

— Он мог спрятаться где-нибудь в одежде и присосаться гораздо позже.

— Да? — бабуля снова попыталась открыть глаза шире очков и ей это почти удалось. — Вот как, буду знать.

Пожилая самостоятельная дама пожелала нам крепчайшего здоровья, любви, счастья и детишек побольше. Я не сразу подумал, только потом мысль такая проскользнула, она нас со Светой парой что ли считает? Общих детишек побольше или всё-таки есть вариант, что у каждого свои будут. На общих я как-то не готов.

За дверью как раз пациент, которого я очень хотел бы посмотреть, но попросил Свету, чтобы она пока никого не звала и позвонил по номеру телефона на невзрачной визитке в типографию. Большие дела надо решать, чем раньше, тем лучше, чтобы потом не забегаться и не забыть. Узнал, что Прасковья сегодня работает до семи и с нетерпением ждёт меня с моими рукописями. В ночь специально обученные люди составят макет и запустят в печать. В четверг я уже смогу забрать готовенькое. Замечательно!

— Зови следующего, Свет, — сказал я, морально готовясь к ответственной процедуре.

Приятно всё-таки видеть, когда пациент входит в кабинет с улыбкой на лице. Думаете надо сказать ему мол зачем пришёл тогда, раз у тебя всё в порядке? Нет, вовсе не так. Человек улыбается, потому что он рад видеть врача, который подарил ему надежду и веру в завтрашний день. Он понимает, что до выздоровления ещё очень далеко, но он идёт верным путём, выполняя все назначения врача беспрекословно. В медицине есть такое понятие «комплаэнс». Это приверженность пациента к выполнению всех назначений и рекомендаций лечащего врача. И этот показатель оказывает существенное влияние на процесс выздоровления. Эта зависимость доказана тысячами исследований.

— Доброе утро, Александр Петрович! — бодро приветствовал мужчина. — Мне уже получше, теперь хоть есть могу по-человечески.

— Тошноты или рвоты не было за это время? — поинтересовался я и указал ему на манипуляционный стол, на который он забрался уже лишь с незначительной поддержкой с моей стороны, больше для страховки. — Слабость, головокружение? Свет, Корсакову позвони пока.

— Нет, ни разу не тошнило и не рвало, — ответил он, освобождая живот для осмотра. — Слабость немного есть, но по сравнению с тем, что было её почти нет. Скажите пожалуйста, Александр Петрович, мы сегодня уже закончим? А то мы с женой на радостях хотели к друзьям в Крым съездить.

— Боюсь, что Крым пока подождёт, — покачал я головой. — Опухоль большая. Судя по тому, как вы перенесли прошлое вмешательство, вы после такой процедуры отсюда не выйдете. А ещё есть метастазы, которые тоже надо убрать все до единого. Так что лучше завершить полностью лечение, а только потом уже Крым.

— Это где-то через месяц? — страдальческим голосом спросил он.

— Думаю больше. Но давайте не будем загадывать. Когда основной очаг уберем, то дальше будет проще.

— О, знакомые лица, — сказал Корсаков входя в кабинет.

— Вы про наши со Светой? — хмыкнул я.

— Нет, вашего лица я вообще не знаю, — с серьёзным видом сказал он и ожидал реакцию. Я только улыбнулся и больше ничем его не обрадовал. — С этим пациентом всё, как в прошлый раз?

— Да, Борис Владимирович, — кивнул я.

— Начинайте, — сказал он через минуту после того, как положил пальцы на виски пациента. Тот уже мирно сопел себе в две дырочки.

Я внимательно просканировал всё в области панкреато-дуоденальной зоны. Образование стало немного меньше после прошлой процедуры, но всё ещё оставалось очень большим. Кроме того, прорастало и в стенку двенадцатиперстной кишки, желчных протоков и поджелудочную. Ясное дело, работы здесь ещё очень много.

И самое сложное — не просто выжечь из пациента неконтролируемого им врага, а сделать так, чтобы не пострадали функции органов, куда распространилась эта гадость. Главный вопрос — если убрать образование в пределах здоровых тканей, то не будет куска желудка, двенадцатиперстной кишки, общего желчного протока и поджелудочной. Самое сложное — протоки и полые органы. Если просто тупо убрать полностью образование, это всё будет открыто в брюшную полость и тогда жить ему останется несколько дней максимум. И то в лучшем случае.

М-да-а-а. Вот это задачка. В голову пришла интересная идея. Надо попробовать воплотить её в реальность. Пока писал методичку, вычитал про вариации воздействия на ткани и органы человека и способы управления ими. Если коротко, то мысль такая, надо часть образования, которая сейчас составляет стенки протоков, желудка и кишечника, просто превратить в рубец. Да, такое возможно и, похоже является единственным выходом. Делать ему гастрэктомию, как онкологи в нашем мире, я точно не буду, для этого нужна бригада опытных хирургов. Лучше подольше поковыряюсь, потом понаблюдаю в течение года, чтобы не пропустить рецидив. Зато человек останется без шрама во весь живот и с функционирующим желудком. Не идеально, конечно, но будет выполнять своё предназначение. Если бы ещё найти способ создать в новой стенке желудка продольные и циркулярные гладкомышечные структуры, было бы здорово. Может я когда-нибудь научусь и этому, но пока точно не судьба.

Ну что, Саша, с Богом! В первую очередь я занялся приготовлением той самой рубцовой стенки. Осторожно воздействуя на часть образования, которая на данный момент выполняла функцию стенки желудка в области привратника. Моя задача сейчас не удалить эти ткани, а видоизменить. То есть гораздо более тонким и точным пучком малой мощности я воздействовал на ткани так, что быстрорастущие клетки (а это и есть основная структура злокачественного образования) погибали, а соединительная ткань между ними оставалась практически нетронутой.