Я заглянул в ядро, энергии осталось буквально «на донышке». И чем я лучше Илюхи? Такой же раздолбай, корчащий из себя умного и расчётливого специалиста. Кивнул маме и поплёлся ко второму креслу, чтобы тут же повторить подвиг Юдина — погрузиться в глубокую восстановительную медитацию.

— Что, укатали голубчиков? — услышал я откуда-то издалека голос Виктора Сергеевича. — Что у него там, Алевтина Семёновна, рассказывайте.

— По-моему Саша что-то бубнил себе под нос про лонные кости, — ответила мама. Её голос тоже сейчас прозвучал для меня, как из колодца. — Остальное они сделали.

— Ну что ж, молодцы ребята, — одобрил результаты нашего труда Виктор Сергеевич. — Только геройствовать никак не отучатся.

— Молодые, горячие, море по колено, — рассмеялась мама.

— Ну, всё готово, — сказал несколько минут спустя Виктор Сергеевич. — Пусть ребята дальше с ним разбираются, я убежал.

— Спасибо! — успел я крикнуть ему вслед, выходя из медитации.

— Саш, там ещё какие-то повреждения у него были? — спросила мама. — А то я Виктору Сергеевичу только про таз сказала.

— Всё правильно, мам. Остальное мы с Ильёй сделали.

— Бужу? — спросил Борис Владимирович.

— Подождите минутку, — сказала мама и ещё раз приложила к вискам пациента свои ладони. — Вроде бы не так уж плохо. Отека в мозге нет, гематома ушла, жить будет, возможно счастливо. Будите, Борис Владимирович.

Я уже немного восстановился, поэтому решил подойти к пациенту, продолжая медитировать на ходу. Не так эффективно, зато и в процессе, и при деле. Пока пострадавший от последствий любви начал приходить в себя, рядом со мной нарисовался Юдин. Мы стояли рядом и смотрели, как он открывает глаза. Анизокарии нет, замечательно.

— А где это я? — спросил парень, оглядываясь по сторонам. — В больнице что ли?

— Именно, — ответил я. — в клинике Склифосовских. Как себя чувствуете? Нигде не болит?

Парень пошевелил руками и ногами, поработал пальцами рук, ощупал себя и остался доволен.

— Много было чего? — спросил он. — Помню, как рука соскользнула, и я лечу вниз, прямо на брусчатку. А дальше ничего толком не помню. Всё какими-то обрывками, как в тумане.

— У вас серьёзная черепно-мозговая травма, — сказал я. Была гематома в полости черепа, но теперь её нет, я её полностью удалил, сдавления вещества головного мозга нет, но ваше состояние нуждается в наблюдении. Поэтому вам необходимо несколько дней находиться в палате.

— Даже так, — нахмурился парень. — А руки и ноги целы? Как это я так умудрился, вроде ничего не болит.

— Это они теперь целые, — хмыкнул я. — А было всё переломано, в том числе и кости черепа. Все переломы мы вам вылечили. Так что теперь только наблюдение по поводу черепно-мозговой травмы. Да вы не переживайте, у нас очень комфортные палаты со всеми удобствами, кормят хорошо, а при желании могут доставку из вашего любимого ресторана заказать.

— Да не это меня пугает, — покачал он головой. — У Снежаны муж очень ревнивый, может и здесь меня найти. Он, когда в ярости, способен на что угодно. Тогда окажется, что все ваши усилия напрасны, лучше бы я там на брусчатке и окочурился. Видимо это судьба, чтобы я жил дальше и мучился осознанием, что сделал не то, что надо. Влюбился по уши и пошёл во все тяжкие. А Бог всё видит, вот я и получил по заслугам.

— Вы знаете, как зовут мстителя? — спросил я. — Я скажу охране у ворот и на входе в клинику, чтобы этому человеку сказали, что вас здесь нет и не было.

— Ой, спасибо, господин лекарь! — вяло улыбнулся он. Видимо тяжкие мысли не давали сделать это от души. — Вы даёте мне второй шанс, и я перед вами и перед Богом клянусь, что больше никогда не сделаю подобного. А может и вообще в семинарию учиться пойду.

— Ну это уж вам решать. А пока вас отвезут в палату. Вставать только в туалет, сегодня максимальный покой, а завтра посмотрим.

После работы я поспешил на другую работу, в лечебницу «Святой Софии». Сегодня должен присутствовать на приёме у другого знахаря. Как он отреагирует, интересно? Всё зависит от того, как смог донести до всех информацию Демьянов. Если он вообще это делал. Мог просто поставить в известность, что завтра у вас в кабинете будет лишний и всё.

Добираться по идее недалеко, только погода не очень способствовала пешей прогулке. Было бы безветренно, можно и прогуляться. Тут идти-то всего минут двадцать, максимум двадцать пять. Я всё же вызвал такси. Пока ехал, вспоминал о ещё одном нерешённом деле, о спрятанном Андреем золотом амулете. Я один раз специально попросил таксиста проехать мимо того дома, но там видимо ещё продолжались следственные действия. Периметр обтянут жёлтой лентой, дежурят полицейские. Видимо пока не судьба, надо подождать, пока всё уляжется. Главное, чтобы они не нашли этот амулет.

Я придержал тубус с плакатами, чтобы не упал с сиденья на повороте. Ну что, голубчики, скоро с вас снимут копии, которыми я буду пользоваться, а вы превратитесь в музейные экспонаты. Музей одного зрителя. Вот буду когда-нибудь руководителем клиники и развешу их по стене, как обычно делают с портретами великих врачевателей. Им, конечно тоже место найдётся, дань истории священна, но плакаты будут на самом видном месте.

На входе в лечебницу меня чуть ли не с распростёртыми объятиями встречал Иван Терентьевич Рябошапкин, с которым я был на приёме вчера. Чего это он так соскучился, интересно? С местным контингентом везде мерещится какой-нибудь подвох, надо держать ухо востро.

— Александр Петрович, Добрый день! — широко улыбаясь сказал он и протянул мне руку. — А я вот вас встречаю, чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!

— Добрый день, Иван Терентьевич, — ответил я, внутренне напряжение только усилилось, несмотря на видимый радушный приём. — У вас что-то случилось?

— Да не дай Бог! — воскликнул он и перекрестился. — Я вам хотел предложить продолжить изучать знахарское дело со мной на приёме, а не обходить всех знахарей по очереди.

— А что мне помешает обойти? — начал догадываться об истинной причине этой беседы.

— Я вам дам гораздо больше информации, чем любой из них, поверьте, — сказал он, прижав ладонь к груди. — Ну и для меня тоже будет полезно с вами поработать, может быть вы меня научите вашей методике первым и лучше остальных. Такой аргумент вас устраивает?

— Вы что-то не договариваете, — сказал я, внимательно глядя ему в глаза. В то же мгновение старик утратил улыбку и посерьёзнел.

— Видите ли, в чём дело, Александр Петрович, — пробормотал он. — Большая часть коллектива не одобряет вашего присутствия на их приёме, да и учиться методике лекарей никто не хочет. Говорят, что всё это невозможно для них, тогда зачем впустую тратить время.

— Понятно, значит Демьянов не смог донести суть того, что я предлагаю. Или даже не пытался?

— Он сказал, что вы будете смотреть, как мы работаем, а потом обучать лечению магией. В другие подробности, наподобие того, как вы собираетесь обучать магии тех, кто от рождения магом не является, он не разжевал. Но, дорогой мой Александр Петрович, это и правда невозможно, у знахарей ведь нет способности к магии, у них только зло копится на все нововведения, которые предлагает периодически Вячеслав Анатольевич. Теперь это зло будет направлено на вас, а оно вам надо?

— Давайте в конце этого предложения поставим точку, — жёстко сказал я, стараясь держать эмоции под контролем. — Я здесь нахожусь по личному распоряжению главного лекаря Санкт-Петербурга Обухова Степана Митрофановича, так что если хотите держать ответ непосредственно перед ним за срыв пробного курса обучения знахарей, так и скажите. Демьянов в курсе того, по чьему велению и под чьим покровительством я здесь нахожусь, он обязан был вам сообщить.

— Я ж говорю, он выпалил какой-то каламбур меньше, чем за минуту и ушёл, — старик немного съёжился и попятился. — Вы уж не гневайтесь, Александр Петрович, я-то наоборот за вас, я вижу, что вы человек хороший и лекарь грамотный. Если бы это было не так, вас не прислал бы сюда господин главный лекарь города.