Машина сгорает быстро, всего за несколько минут, и никакой огнетушитель не сможет остановить ярость пламени, вдоволь подпитанного горючим.
Петр Иванович лихорадочно пытался понять, почему это произошло? В МАЗе никто не курил, если предположить, что пожар мог начаться от случайно забытого тлеющего окурка. Уходя, заглушили двигатель, чего ему зря молотить вхолостую и тратить драгоценное горючее? Искры от побережья долететь не могли, слишком далеко. Сомнений не оставалось — кто-то умышленно пустил «красного петуха», пока экипаж пялился на огненный барьер и не следил за собственным транспортным средством.
Но зачем? В чем смысл поджога?
Вот и получается, прав был Чекист — завелась гнида и пакостит помаленьку, в меру сил и возможностей. Ведь если вспомнить всю череду происшествий за последние пару недель, без злого умысла никак не обошлось. И тошно на душе становится от мысли, что носит земля эдакую погань, которая делит хлеб и кров со всеми поровну, а опосля вредительствует исподтишка.
Мишка сорвался с места и побежал к горящей машине, с каким-то немыслимым звериным воем. Петр Иваныч еле успел, перехватил за одежду, удержал. Потерявший равновесие юноша рухнул на колени, продолжая вопить что-то несвязное. Попытался вырваться, размазал слезы по щекам.
— Нет, Миша, нет. Нельзя! — сипло бормотал Иваныч, в горле пересохло, — Там же горючки почти тонна. Если рванет, мало не покажется.
— Но ведь нужно же что-то делать?
— Слишком поздно!
Петр Иванович успокаивающе прижал парнишку к себе. Защелкали, разряжаясь пули — знакомый с детства звук, ни с чем не спутать, все когда-то кидали патроны в костер. Наградной Калаш остался в кабине, а к нему в придачу три полных рожка. Все это богатство теперь бесславно гибло в огне.
— Автомат! — рявкнул Чекист над самым ухом. Лицо суровое, сосредоточенное, глаза горят адским пламенем. Прожектор четко обрисовал выпирающие скулы и сжатые в узкую полоску губы политрука.
Кто-то из штурмовиков снял и бросил Гейману свой АК. Тот ловко поймал, снял с предохранителя и перевел «собачку» на стрельбу очередями одним отработанным до автоматизма движением, прижал приклад к плечу, выпустил длинную очередь в сторону пылающего грузовика.
Ошарашенный Мишка, заикаясь спросил:
— Иван-ныч, что он-н дел-лает?
Стрелял Гейман неплохо, почти половина пуль легла точно в цель, а именно в центр огромного бака тягача. На песок быстро потекли струйки горючего, еще секунда — и сверху упали тлеющие искры, солярка моментально воспламенилась, по луже побежал язычок пламени, быстро расползаясь и увеличиваясь в размерах.
Тем временем политрук снова нажал на спусковой крючок, и автомат бешено заплясал в его руках, плюясь огнем.
— Еще магазин! — отрывисто крикнул Чекист тому же штурмовику. И вновь поймал на лету, пристегнул к автомату, и уже никуда не торопясь, продолжил дырявить многострадальный бак грузовика короткими очередями. Из многочисленных пробоин солярка потекла интенсивнее, подпитывая быстро увеличивающуюся пылающую лужу.
— Что он делает? — не унимался Мишка, заикание прошло, видимо, сумел справиться с нахлынувшими эмоциями.
— Понимаешь, — попытался объяснить Иваныч, — это только в кино машины взрываются, когда пули попадают в бензобак. А в реальной жизни получаются отверстия, через которые солярка вытечет на землю и сгорит, но не взорвется.
Мишка угрюмо кивнул головой.
Вспыхнули огромные шины грузовика, густая копоть потянулась кверху прямым черным столбом. Солярка растекалась все сильнее, распространяя огненное озеро все дальше и дальше вокруг грузовика. Другим автомобилям конвоя она пока не угрожала, МАЗ стоял слишком далеко от колонны, но под прицеп уже прилично натекло.
— Всем тушить тягач! — приказал Чекист. — Нужно спасти груз!
Дружно сорвались с места, побежали к машине. Напор струй горючего из пробитого бака теперь значительно ослаб, но все еще не унимался. Восемьсот литров солярки — это не так уж мало.
— Нужны ведра, — озаботился кто-то, — и цистерну с водой перегнать поближе.
— Отставить воду, — рявкнул Чекист, — тушить только песком! У кого есть огнетушители, тащите сюда все. Начинайте с прицепа! Черт с ним, с МАЗом, пусть догорает. Нужно спасти груз!
Народ сбегался со всех сторон с баграми, лопатами, ведрами и даже, кажется, тазиками. Разобрались полукругом, зачерпывали песок прямо под ногами, дружно швыряли в огонь. Пламя, словно издеваясь над стараниями людей, совершенно этого не замечало.
С бензовозов сняли все огнетушители, целых четыре штуки, попытались привести в действие. Огнетушители были старые, давным-давно просроченные. Один вообще не сработал, только вяло зашипел и сразу же сдох. Еще два дали обильную пену, но быстро выдохлись, не успев толком ничего потушить. И лишь четвертый заработал как положено, но и его сил хватило ненадолго, оказать заметное влияние на силу огня в одиночку он не смог.
Пылающие колеса ядовито коптили небо, подойти к ним оказалось невозможно — слишком горячо. Вонь от горящей резины становилась просто невыносимой. Огненная лужа растеклась уже до середины прицепа, и теперь огненные языки лизали его днище. Еще немного — и вспыхнет груз, и тогда все старания напрасны.
— Эх, прицеп бы оттащить подальше, — расстроенно бормотал Петр Иванович, но его никто не слушал. Он и сам понимал всю бесперспективность совета. Ни один грузовик из состава колонны не сможет сдвинуть с места прицеп, в котором находится почти четверть груза экспедиции. А рисковать сразу несколькими грузовиками, собрав их в сцепку, никто не решится.
И все-таки люди постепенно побеждали. Медленно, но упорно сбивали огонь с прицепа, приближаясь к пылающему остову кабины, все ближе и ближе. Да и мощь пламени заметно спала.
Правая рука уже совсем не слушалась, черенок лопаты выскользнул и шлепнулся на песок. Он потянулся к нему левой, подхватил и лишь тогда сообразил, что копать больше не может. Он знал, что времени почти не осталось, однако тянул до последнего. И вот теперь пришло осознание, что медлить больше нельзя, становится слишком опасно для окружающих.
Его время вышло.
Когда Петр Иванович выбрался из кабины и спрыгнул на землю, ступня правой ноги внезапно подвернулась, и он с трудом удержался, чтобы не шмякнуться оземь. Вскочил настолько резво, насколько мог себе позволить, постарался не подать виду. Ну оступился старикан, с кем не бывает? Отошел в сторонку и незаметно стащил с ноги сапог. Широкая темно-багровая полоса поднималась от щиколотки до самого колена.
Не помогла соляра. А может быть, и помогла, но далеко не сразу. Поторопился он залезать в воду. Нужно было подождать, пока горючее как следует размешается с болотной жижей, пока твари наглотаются углеводородов настолько, что у них начнется несварение желудка.
А теперь слишком поздно посыпать голову пеплом. Красноречивый рассказ Лидии непрозрачно намекал, что на этот раз уже точно все. Никаких шансов выбраться из передряги.
И все же, Петр Иваныч остался доволен. Не зря у смерти отпрашивался на денек, многое успел сделать. Пацанов от смерти спас, врачиху, еще и этого… студента… не вспомнить, как зовут… Васька, что ли? Впрочем, это совсем не важно. Главное, что он его спас. Закончит учебу, станет большим ученым, откроет какие-нибудь тайны вселенной. Может быть, даже придумает, как вернуть взбесившийся климат планеты в норму.
Петр Иваныч внезапно улыбнулся собственным мыслям.
Нужно было их, конечно, на берегу оставить, когда за прицепом поехали. Но кто же знал, что дно под колесами внезапно провалится в тартарары? Знал бы где упадешь, соломки бы настелил.
Он с досадой покачал головой, перед глазами опять поплыло. Закрыл попеременно то левый, то правый глаз. Что-то неладное творилось со зрением. По отдельности он видел вроде бы вполне отчетливо, но вместе глаза смотреть отказывались, изображение двоилось и расплывалось.
Нужно поторопиться, потому что времени совсем не осталось.