— Что вы сказали, Родион Сергеевич? Повторите!

— С этим человеком в команде я никуда не поеду, — решительно произнес только что назначенный эмиссар экспедиции, — вам придется выбирать, или он, или я.

— Почему же? — искренне удивился Магистр, — вы оба профессионалы в своем деле. Из вас получится отличная команда.

— И тем не менее, господин Магистр, я настаиваю.

— Лев Исаакович, может быть вы проясните ситуацию?

— Охотно, — Гейман достал из кармана сложенный вчетверо платок и промокнул внезапно вспотевшую лысину, — в восемнадцатом году Родион Сергеевич проходил через мое ведомство в качестве подозреваемого по делу о попытке государственного переворота. По отсутствию состава преступления и ходатайству вышестоящего командования был оправдан по основному обвинению.

— Вот как? — удивленно поднял брови Магистр, — я и не знал, что вы были знакомы раньше.

— На следствии познакомились, — насупился Быков, — на собственной шкуре пришлось испытать всю прелесть методов работы господина Геймана. А в экспедиции, мне такие расследования не нужны. Готов немедленно сложить с себя полномочия эмиссара, если вы считаете причину недостаточно веской.

— Та-а-ак, — протянул Магистр, ухмыляясь, — Лев Исаакович, вы что-то недоговариваете?

— Времена великой смуты и брожения умов. Мы выбивались из сил, пытаясь навести порядок в Метрополии любой ценой. Да и Родион Сергеевич сам виноват, на предварительном допросе вел себя вызывающе, освободился от наручников, покалечил дознавателя…

— Ну вот, — вновь ухмыльнулся Магистр, — при таких отягчающих обстоятельствах и все-таки был оправдан? Значит система правосудия работает! А большего и не требуется. Наша задача обеспечить выживание человечества. Методы работы — вторичны, важен достигнутый результат.

— Два года болот, — буркнул Родион едва слышно, — по надуманному обвинению.

— Прекратите склоку, полковник, — потребовал Магистр, — личные отношения не должны мешать ведению государственных дел. Ваше назначение утверждено на самом верху, и пересматривать кандидатуры верховный совет не намерен. Вы это понимаете?

— Так точно, — ответил Родион.

— Родион Сергеевич, до завершения экспедиции советую забыть все распри и обиды. Развели тут детский сад, словно «мальки» в детском саду горшки делите. Эта экспедиция, — наша последняя надежда на выживание человечества, как вида. Мы вам доверили великую миссию, фактически, вручили в ваши крепкие мозолистые руки собственную судьбу. А вы ломаетесь, как девица не выданье. Самоотвод не принимаю, кандидатуру политрука менять не буду. Еще вопросы есть?

— Никак нет, — по-уставному четко ответил Родион.

— Тогда не смею задерживать.

Когда за Родионом закрылась дверь, Магистр повернулся к Гейману играя желваками:

— Детский сад, штаны на лямках. Дослужился до полковника, а до сих пор ветер в голове: воинская честь, долг Родине, слово офицера. Тьфу… Лев Исаакович, хочу, чтобы вы знали, я был против назначения Быкова эмиссаром, но мое мнение не приняли во внимание, все решилось простым большинством голосов.

— Я понимаю, — осклабился Гейман.

— С другой стороны, у нас был не такой уж и большой выбор. Из предложенных кандидатур, при всей своей наивности и бескомпромиссности, Быков наиболее соответствует идеальному руководителю: честный, целеустремленный, надежный и храбрый офицер, который четко понимает, что такое воинский долг.

— Как на счет ума?

— Это не самое ценное качество для руководителя. Гораздо большее значение имеет забота о подчиненных и поиск наиболее оптимального решения задачи. Вот поэтому при тупом полководце поблизости всегда водились умные советники. Вы понимаете меня, Гейман?

— Так точно, — вытянулся по стойке смирно. Впрочем, даже невооруженным взглядом было видно, что он кривляется и сильно переигрывает. Щелкнул каблуками, для достижения наибольшего позерского эффекта, снова гадко осклабился.

— Вам с Быковым необходимо доставить «груз» в Эфиопию. Любой ценой!

— Я понял, — многозначительно кивнул Гейман.

— Повторяю, еще раз — любой ценой! Если для выполнения поставленной цели вам придется угробить весь личный состава конвоя — значит я даю вам на это право, но и не снимаю ответственности.

— Задача поставлена сложная, — скривился Гейман, — автопарк на последнем издыхании, люди не подготовлены к суровым испытаниям пустыней, горючего может не хватить на переход.

— Выйдет из строя техника или закончится соляра, — потащите ящики на собственном горбу.

Гейман молча склонил голову.

— Что из этой затеи выйдет, и выйдет ли вообще — пока неизвестно. Но мы обязаны довести начатое дело до конца. Ради выживания человечества, ради наших потомков, ради сохранения разумной жизни на Земле. Понимаете меня, Гейман?

— Так точно!

— Тогда идите, работайте! Быкову нельзя всецело доверять, потому что идеалист. Гениальный руководитель, но превыше цели миссии ставит жизни своих людей. Он может повернуть назад на полпути к вершине. А у нас задача добиться результата. Люди — расходный материал. Вы меня понимаете?

— Так точно, господин Магистр.

— Гейман, на вас персональная ответственность за успешное завершение экспедиции. И доверьтесь собственному чутью, оно вас никогда не подводило…

Гейман проснулся словно от пощечины. Жара не дает нормально отдохнуть уже третий день кряду. Он тряхнул головой, достал из кармана носовой платок, промокнул вспотевшую лысину, протер воспаленные глаза, дождался пока сфокусируются. Вначале посмотрел на спящего Эмиссара, будить не стал, перевел взгляд на наручные часы. Время словно остановилось, судя по положению стрелок он проспал всего около двух часов.

— Проклятая Африка! — произнес и вздрогнул, это была любимая фраза Быкова.

Вот так потихоньку перенимаю привычки своего руководителя. Что это? Не иначе как сработал принцип хамелеона, — адаптация к любой среде окружения. Впрочем, Лев Исаакович, не нужно врать самому себе — ты всегда умел приспосабливаться. Разве тебя в свое время испугали болота? Нет, конечно, как и сейчас не особо страшит безлюдная пустыня. А уж найти общий язык с этим примитивным солдафоном, особого труда не составит. Главное не делать резких движений. Ну а дальше, положимся на рефлексы. Интуиция не подведет.

Склонился над брошенными на импровизированном столе из оружейного ящика документами, нацарапал коротенькую записку на чистом клочке из водорослевой бумаги. Прошел в конец блиндажа, зачерпнул металлической кружкой из бака, сделал пару глотков противной и теплой воды, вернулся, поставил кружку сверху на записку, отодвинул край стеганного одеяла и вышел на улицу. Вытерпел пару секунд испытания палящим зноем, не спеша поднялся по насыпным ступеням.

Прищурившись, осмотрел припаркованные автомобили, среди которых моментально выделил собственный УАЗик, отремонтированный, заправленный, и готовый к походу. Удовлетворенно хмыкнул, набрал канистру воды из цистерны, зашвырнул на заднее сидение. Обошел УАЗик вокруг, пнул ногой правую заднюю покрышку, озабочено покачал головой, тем не менее, остался удовлетворен осмотром.

Забрался в раскаленную кабину и завел двигатель. Несколько секунд прислушивался к равномерному тарахтению измочаленного нелегкой жизнью движка, затем резко и с заметным усилием выжал сцепление, со скрежетом воткнул первую скорость на механической коробке передач, плавно отпустил педаль. Автомобиль уверенно двинулся по бездорожью.

Часовой дежурящий на водовозке оживился, внимательно проследил, но останавливать машину политрука не стал. Видимо рассудил, что, если высокое начальство решилось на суицид, он не в праве его останавливать.

Впрочем, половина состава экспедиции только рада будет, если я сдохну в пустыне. Небось уже давно молятся по ночам, но то ли вера слаба, то ли «веруны» уже не те. Небесная канцелярия пока никак не отреагировала на многочисленные просьбы вмешаться и совершить акт справедливого возмездия.