Стивен задумчиво поскреб пятерней в затылке:

— Я думаю гораздо меньше, но сутки — точно уйдут.

— Пить охота. Жарко очень, — пожаловался Михаил, — а воды у нас нет.

— Сам виноват, — огрызнулся Стив, — нужно было набрать. А ты забил.

— На забил, а забыл, — надув губы поправил его Михаил.

— Ага-ага, — хихикнул Стив, — уши развесил, кто и сколько ящерок подстрелил… Не до воды было! — закончил он фразу подбавив в голос побольше пафоса. Прозвучало смешно, как в школьном театре.

— Да ну тебя, — обиделся Михаил, — Гамлет хренов. Копай лучше быстрее, а то мы тут до вечера возиться будем.

— Да вот я-то как раз копаю, — усмехнулся Стив, — а ты все время «филонишь».

Не удержался, вставил фирменное словечко деда. Сейчас так не говорят. Никто!

— А я устал! Вот сейчас отдохну, водички попью и продолжу.

— «Техническую» что ли собрался глотать?

— Ну да… — смутился Михаил, — а что мне теперь, помирать от жажды?

— Я бы не советовал, — озабоченным голосом произнес Стивен, — черт его знает, что за пиявки в той луже водились. Как минимум, дизентерию схватишь, а врачихи рядом нет. Хотя…

Сказал и загадочно замолк.

— Ну и чего «хотя?» — насупившись уточнил Михаил, нехотя возвращаясь к лопате.

— Нас тогда гораздо быстрее найдут.

— Это почему? — не сообразил Михаил.

— Да по запаху, — улыбнулся Стивен, — так пронесет, что всю Сахару провоняешь.

— Ну ты… гад…

Минут десять откидывали песок молча.

— Обиделся что ли?

— Нет…

Еще десять минут молчаливого сопения и обливания потом. Михаил швырнул лопату и сел на раскаленный песок.

— Не могу больше. К черту! Пойду «технической» попью. Мне уже пофиг на все.

— Как знаешь, — буркнул Стив, — только потом не жалуйся. Я тебя предупреждал.

Иваныча не было очень долго, больше часа. К тому времени, когда он вернулся, слегка покачивая канистрой, Михаил все еще не выполнил своей угрозы, и пить «грязную» воду так и не стал. Но жажда стала настолько нестерпимой, что он был готов пить не только из лужи, но даже из «помоечного ведра», как выражался дед о нестерильной посуде.

Иваныч был мрачен и даже угрюм.

— Вот разгильдяи, — накинулся он на Михаила и Стивена. Пороть вас некому и мне некогда.

— Что случилось?

— Ничего не случилось, — огрызнулся Иваныч, — ничего кроме того, что мы заблудились в пустыне, и на восемь человек экипажа у нас — десять литров воды. Хранцузик, дружок твой, такой же разгильдяй и тунеядец. Тоже без воды. На троих чуть больше литра оставалось. Хорошо хоть Ковтун запасливый чертяка, но жадный как сыч. Уперся, не дам, говорит, нам самим мало. Достал меня, гаденыш, пришлось слегка огреть по «кумполу» канистрой и разъяснить субординацию, чтобы посговорчивее стал. Результат, как говорится, на лице остался…

Он поставил перед Михаилом канистру, в которой плеснула драгоценная жидкость.

— Нас трое. Здесь три литра. Один глоток в час. Кто выпьет больше, получит по башке. Ясно?

— Да, — опустил голову Михаил.

— Еще неизвестно сколько времени нас будут искать. Если вообще будут. Ждем до вечера. Горючее у нас есть, направление знаем. Дорога под ногами, — вот она.

Иваныч со злостью топнул по песку, но эффектно не получилось, ботинок погрузился в песок по щиколотку.

— Останемся здесь — сдохнем от жажды. А там, — он ткнул палец в направлении бархана, — Асуан. Крупный город. Где есть вода, жратва и люди. Конвой мимо не проедет, это контрольная точка маршрута. Вопросы есть? Может возражения?

Михаил и Стивен покачали головами.

— Мишка, дуй в кабину и сигналь «общий сбор» группы.

Камаз с горючкой Иваныч велел отогнать «от греха подальше».

— Навес сделать не из чего, — констатировал он, — от перегрева соляра может рвануть, по ГОСТам, а-а-а… — он в отчаянии махнул рукой, — да вы и слова такого не знаете. Впрочем, это не важно. Короче говоря, по ГОСТам если температура выше сорока, то все — амба. Любая работа с горючим прекращается, — бочки до вечера загоняют в тень. А вчера у нас сколько было на градуснике? Сорок восемь! И где у нас тут тень? А нету ее ни черта! Под прямыми солнечными лучами металл нагреется градусов до семидесяти, а соляра нынешняя, изготовлена полукустарным способом, закипает уже при плюс восемьдесят.

— В лагере был тент, — спокойно возразил Франсуа, — и цистерны водой несколько раз обливали. Бочка под завязку — двенадцать тонн, за четыре часа солнце не успеет ее нагреть до температуры кипения соляры. Клапан сброса давления за полсотни лет сгнил, могу крышки люков открыть, чтобы не порвало металл. Но тогда литров сто пятьдесят — двести за сутки испарится. Жалко горючку!

— Тента у нас нет. Тот кусок брезентухи, который мы отодрали от прицепа, пригодится для сооружения лагеря. Запаса воды охлаждать цистерну, у нас нет тем более. Значит, что мы делаем?

— Что? — как загипнотизированный переспросил Мишка.

— Отгоняем бензовоз к хренам подальше и оставляем его там до вечера. Как бог даст! Рванет? Значит будет большой столб дыма и пламени, по которым нас быстрее найдут. Если продержится до вечера, значит у конвоя будет на двенадцать тонн больше топлива.

— Хорошо, — проворчал Франсуа, вставая. Перспектива остаться «безлошадным» его совсем не обрадовала, — сейчас все сделаю. И люки приоткрою — пускай парит. Не мое, не жалко.

— У тебя что за груз? — Иваныч повернулся к Ковтуну.

— Не поверишь — оружие, боеприпасы, медикаменты и немного жратвы. Все надежно упаковано и опломбировано. Вскрывать нельзя!

Мишка сразу оживился, как только речь зашла о еде, даже глазки заблестели.

— Рыба там, вяленая, — осадил его Ковтун, — соленое жрать по жаре — самоубийство.

— Ну хоть по чуть-чуть, — взмолился Михаил.

Ковтун покачал головой:

— Жажда замучает, будешь потом ныть как ребенок, что у тебя кишки огнем печет.

Михаил опустил голову, и ничего не ответил.

— Нам нужно несколько ящиков, — продолжил Иваныч, — чтобы укрепить стенки ямы. Вкопаем контейнеры настолько глубоко, насколько хватит сил. Поверху натянем тент. Демонтируем спалки и кресла, все что получится быстро открутить. Ближе к вечеру песок настолько накалится, что нас может поджарить и внутри ямы. Чтобы экранироваться от грунта накидаем тряпок и все щели плотно заткнем.

— Как крысы, по норам… — недовольно проворчал Ковтун.

— Именно так! — отрезал Иваныч, — Задача всем ясна? Тогда лопаты в зубы и копать, а я «пошукаю» в кузове, какие контейнеры можно экспроприировать для временного лагеря.

Он оглядел притихшую команду и быстро выделил Мишку глазами:

— Ты со мной, будешь выгружать груз и помогать кантовать ящики…

Михаил выкинул за борт еще одну связку непонятной прорезиненной одежды, у которой штаны, куртка и ботинки составляли единое целое. Огромный, тяжёлый комбинезон из толстой и плохо гнущейся резины. Для чего он нужен в пустыне? Да в такую жару, в нем задохнешься через пару минут.

— Все, Иваныч. Как раз половина.

— Отлично! Теперь этот, небольшой.

Мишка протиснулся к приговоренному контейнеру, двумя ударами сбил пломбу, и засунув острый край монтировки под штангу, со скрежетом выломал запор. Откинул крышку, принялся выгребать пенопластовый уплотнитель. Добрался до тщательно упакованного груза, остановился, почесал затылок и спросил:

— Иваныч, тут что-то непонятное. Глянь!

Петр Иванович решительно отодвинул Михаила в сторону, подрезал ножом веревки, отодрал кусок синтетической материи. Обнажился слой толстой фольги, в которую был завернут груз.

— Действительно странно, — проворчал дед, — давай вдвоем. Тяжёлый, килограмм тридцать или сорок.

Ухватились с разных сторон, потянули вверх, Михаил едва не выпустил свой край, пришлось поставить на край ящика и перехватить. Аккуратно уложили непонятную штуковину на дно кузова. Заинтригованный Иваныч, вооружившись ножом попытался разрезать фольгу, но стальной лист плохо поддавался, пришлось разворачивать послойно.