Обычно Зорге относился к финансовым делам агентуры с офицерской легкомысленной небрежностью. Его гораздо больше беспокоила растущая вероятность возникновения военного альянса между Германией и Японией, намного более масштабного, нежели уже существующий туманный Антикоминтерновский пакт. Заинтересованность Берлина в подобном альянсе была очевидна: возможность нападения Советского Союза на Германию будет существенно снижена, если Япония возьмет на себя обязательства нанести удар по восточному флангу СССР. Интерес Японии был менее очевиден. Японская армия нацелилась на завоевание не только значительных территорий Китая, но и советского Дальнего Востока. Самые активные офицеры – в том числе члены сформированного министром обороны Сэйсиро Итагаки праворадикального “Общества сакуры”, инициировавшего инцидент в Маньчжурии, – приветствовали экспансионизм Гитлера, им импонировало его восхваление нации, антикоммунистическая позиция и презрение к старому мировому порядку, в котором доминировали победители Первой мировой войны. Гитлер только что унизил британского премьер-министра Невилла Чемберлена, демонстративно проигнорировав обязательства, взятые на себя Германией годом ранее в Мюнхене после оккупации Судетов, и аннексировав 15 марта 1939 года всю Чехословакию. Воинственная группировка японской армии жаждала повторить этот опыт в Азии.

У императорского военно-морского флота Японии были те же экспансионистские амбиции, но иные цели. Японские адмиралы мечтали покорить соседние острова, от Филиппин до Малайи и далее, до богатой нефтью Голландской Ост-Индии – современной Индонезии. На их пути было два препятствия: Британский королевский флот, обладавший гораздо более могущественной силой по сравнению с японским благодаря, как казалось, неуязвимой базе в Сингапуре, и американский Тихоокеанский флот в Перл-Харборе, на Гавайях. Обладавший значительным влиянием министр ВМФ Японии адмирал Мицумаса Енай выступал категорически против любого альянса, обязывающего Японию идти вслед за Гитлером войной против Британии, Франции, Нидерландов и Советского Союза – в условиях непрекращающейся изнуряющей войны в Китае. Енай утверждал, что Япония находится в большой сырьевой зависимости от голландцев, британцев и американцев, а значит, в условиях полномасштабной войны они быстро удушат японскую экономику. Японский флот выступал за осуществление экспансии, если это будет возможно, с согласия США и Британии^[23].

Эти фундаментальные расхождения в позициях армии и флота в течение многих лет определяли внешнюю политику Японии и были преодолены лишь 7 декабря 1941 года неожиданным нападением флота на Перл-Харбор. Однако в отношении альянса с Германией у армии и флота Японии расхождения были менее определенными. Даже в ВМФ признавали, что Германия является ближайшим соратником Японии в мире, в то время как СССР – наиболее вероятным ее противником. В Токио новоиспеченный посол Германии Отт всячески старался убедить гражданское правительство и флот Японии подписать соглашение о более тесном взаимодействии с Берлином, несмотря на категорические заверения его друга Зорге, будто Япония ни за что не согласится стать марионеткой Гитлера в Азии, пока не увидит выгоды для себя.

За месяцы переговоров, которые вел в Берлине генерал Осима – бывший военный атташе, стоявший за созданием Антикоминтерновского пакта и теперь получивший повышение как посол Японии в Германии, – японская армия одержала верх. Осима настаивал на официальном трехстороннем военном альянсе против Советского Союза. Тем не менее Гитлер и Муссолини были больше сосредоточены на Британской империи и Франции, и в результате окончательный документ, пафосно окрещенный “Стальным пактом”, был подписан 22 мая 1939 года только Германией и Италией. Потребуется еще полтора года, чтобы Япония официально присоединилась к державам оси в сентябре 1940 года. Подписание соглашения сопровождалось массовыми торжествами в Берлине и Токио и демонстрацией скрещенных флагов Японии и Германии.

На самом деле Гитлер был недоволен. После всех проволочек с японской стороны он не верил, что японцы станут надежными союзниками в борьбе с русскими. Как Гитлер говорил позже в том же году своим генералам: “Император [Хирохито] напоминает последних царей. Слабый, трусливый, нерешительный, может стать жертвой революции. Мой союз с Японией никогда не пользовался широкой поддержкой… Мы будем действовать как хозяева, а эти люди – в лучшем случае ученые полуобезьяны, которым порой не хватает хлыста”^[24]. Недовольство Гитлера “Стальным пактом” послужило основой для формирования другого альянса, одновременно неожиданного и готовившегося в атмосфере полной секретности, – со Сталиным.

У Гитлера была еще одна причина полагать, что Токио не сможет стать надежным бастионом в борьбе с СССР. Японские войска снова вступили в схватку с Советами на безлюдном участке советско-монгольской границы – и проиграли. Номонганский инцидент, известный в России как бои на Халхин-Голе, – это странный непродолжительный конфликт, имевший в дальнейшем глубокие последствия для исхода Второй мировой войны.

Он начался и мая 1939 года, когда отряд кавалерии из просоветской Монгольской Народной Республики, насчитывавший от тридцати до девяноста всадников, вступил на территорию, права на которую заявила Япония. Кавалеристы были отброшены на исходные позиции кавалерией Квантунской армии. Два дня спустя монголы вернулись уже в значительно большем числе. И на этот раз их поддерживали советские войска, направленные туда по условиям соглашения о взаимопомощи, подписанного между Москвой и Улан-Батором в 1936 году и дававшего СССР право на защиту своего соседа от нападений – что расширяло оборонительную границу СССР до южного и восточного предела Монголии. Совместные монголо-советские силы разгромили разведывательный отряд 23-й пехотной дивизии Квантунской армии, посланный для их отражения. В результате этого столкновения японские силы потеряли убитыми 102 человека.

После этой небольшой завязки инцидент быстро набирал обороты, по мере того как Советы и Япония наращивали войска и авиацию в этом безлюдном регионе. К июню Квантунская армия развернула здесь около 30 000 человек, а советское Дальневосточное командование мобилизовало самого талантливого молодого командующего, комкора (генерал-лейтенанта) Георгия Жукова, и силы мотопехоты. Стороны готовились биться за кишевшие комарами зыбучие пески и овраги, окружавшие реку Халкин-Гол.

Особенно любопытно в истории с этим инцидентом, что после унизительного поражения на высоте Чжангуфэн годом ранее японское верховное командование выступало категорически против новой войны с СССР. В первые недели этого инцидента Токио находился на финальной стадии деликатных переговоров по поводу “Стального пакта” с нацистами. Японскому Генштабу было ясно, что Квантунской армии не хватает ресурсов для сражения с намного более сильной советской армией. Уже прошел год после бегства Люшкова, и оперативные и политические прорехи, разоблаченные генералом-перебежчиком, уже наверняка были залатаны. С начала этого конфликта генералы в Токио знали, что война против Советов, в то время как большая часть японской армии серьезно задействована в Китае, может закончиться не иначе как унизительным поражением.

Фактически бои на Халхин-Голе были автономной войной, развязанной “единолично” местным японским командующим, генерал-лейтенантом Мититаро Комацубарой (как утверждал один из его подчиненных). Поначалу Комацубара значительно преувеличивал состав монгольской кавалерии, первой пересекшей границу (по его заявлению, она насчитывала 700 человек), и лично приказал мобилизовать силы из Хайлара, “чтобы ликвидировать вражеские силы всей нашей мощью”, не получив одобрения из штаба Квантунской армии, не говоря уже о верховном командовании Империи^[25]. Что еще более удивительно, 23-я дивизия Комацубары не была подготовлена для наступления. Это подразделение было недавно сформировано для приграничной обороны и военной разведки. Оба – и Комацубара, и руководитель его штаба полковник Оути Цуному – большую часть своей карьеры были офицерами японской разведки. Иными словами, в боевом отношении дивизия Комацубары была самым слабым звеном Квантунской армии.