В гостях у Гамбургеров – по рекомендации Агнес Смедли – стал бывать также молодой британский руководитель компании British American Tobacco (ВАТ) по имени Роджер Холлис^[12]. После заигрываний с коммунизмом в Оксфорде он бросил университет в 1927 году, отправившись в Китай попробовать себя в роли внештатного журналиста, после чего поступил на работу в ВАТ. Он жил в Шанхае и Пекине и вращался в левых кругах. Возможно, он встречал Зорге, хотя в своих подробных телеграммах в Центр “Рамзай” о нем не упоминал^[13].

В дальнейшем Холлис поступил на службу в МИ-5 и был назначен генеральным директором внутренней службы безопасности Великобритании в 1956 году. В 1986 году журналист Чепмен Пинчер обвинил Холлиса в том, что он был “Элли”, предполагаемым кротом российской военной разведки в МИ-5 во время войны, о котором упоминал советский перебежчик Игорь Гузенко. Обвинение против Холлиса основано главным образом на том факте, что он неоднократно – и без видимых оснований – отменял указания о наблюдении за Урсулой Кучинской после ее переезда в Лондон в 1938 году. После развода с Гамбургером Урсула стала профессиональной шпионкой 4-го управления Штаба РККА. В Англии она должна была стать куратором Клауса Фукса, физика-ядерщика, выступавшего в роли связующего звена между проектом “Манхэттен” и британской атомной программой. Несмотря на подозрения МИ-5, что на севере Оксфорда – где Кучински поселилась после переноса МИ-5 в находившийся неподалеку Бленхеймский дворец во время войны – работает тайный передатчик, “Соню” ни разу не засекли и даже не опросили.

Был ли Холлис завербован Советским Союзом еще в Китае? По свидетельству его соседа-британца в Пекине, Смедли заходила к нему в 1931 году с Артуром Эвертом, главой разведки Коминтерна в Китае. Холлис был знаком и с советским шпионом Карлом Риммом, который должен был сменить Зорге на посту резидента 4-го управления в Шанхае в 1932 году. Возможно, у него даже был роман с женой Римма Луизой. К тому же по пути в Лондон в 1934-м, а потом в 1936 году Холлис заезжал в Москву, а в ходе служебного расследования не предоставил достоверных сведений об этих встречах^[14]. Но если Советы и завербовали Холлиса в Китае, то заарканил его не Зорге. Ни он, ни Римм ни словом не обмолвились о столь многообещающей вербовке в своей переписке с Центром, как следует из досье шанхайской резидентуры в архиве Министерства обороны в Подольске^[15].

Как бы то ни было, в конце осени 1930 года Смедли нашла гораздо более многообещающего кандидата, чем руководивший табачной компанией юный идеалист Холлис. Хоцуми Одзаки был специальным корреспондентом самой авторитетной японской осакской газеты “Асахи симбун”^[16]. Одзаки родился в 1901 году в семье самурая в поселке Сиракава префектуры Гифу. Коммунизмом он увлекся, будучи студентом юридического факультета Токийского императорского университета, но официально в партию не вступал. В ноябре 1928 года Одзаки был командирован редакцией “Асахи симбун” в Шанхай, где стал завсегдатаем собраний в книжной лавке Zeitgeist. Как и Урсула Кучински, он просил Видемайер познакомить его с “известной американской писательницей”.

Первые разговоры Смедли с Одзаки были скромными. Они всерьез обсуждали, что можно сделать для содействия недавно сформированному китайскому филиалу МОПРа – организации-ширмы в духе Мюнценберга, объединявшей левых гуманистов – и мобилизации всемирного протестного движения против антикоммунистического террора китайского националистического правительства. Смедли также “предлагала, чтобы они обменивались информацией о современных социальных проблемах”, как рассказывал Одзаки японским следователям десять лет спустя. Вскоре они перешли к обсуждению более деликатных политических вопросов, например, что происходит в кулуарах националистического правительства. Смедли была “настолько проницательна, что ее вопросы порой меня пугали”, признавался Одзаки^[17].

Рихарда Зорге Смедли представила своему японскому товарищу как американского журналиста, хотя Одзаки, владевший английским так же свободно, как Зорге, отмечал, что псевдоним “Джонсон” никогда не вызывал у него доверия. Чему Одзаки поверил, так это тому, что мистер Джонсон был связан с МОПРом, той же коминтерновской ширмой, на которую работала и Смедли. Только спустя несколько месяцев, согласившись предоставлять Джонсону информацию, Одзаки решил, что его друг-американец на самом деле является высокопоставленным сотрудником разведки ОМС Коминтерна^[18]. По-видимому, до самой своей казни за шпионаж в 1944 году в годовщину Октябрьской революции Одзаки считал, что работает на Коминтерн, а не на советскую военную разведку.

У Зорге с Одзаки было много общего. Оба были “добрыми пьяницами”. И, несмотря на жену и маленькую дочь, к моменту знакомства с “Джонсоном” Одзаки был неисправимым энпука — ловеласом, один из друзей называл его “кладезью гормонов”^[19]. Интрижки с женщинами начались у Одзаки еще в университете, когда он переехал к замужней женщине – подруге семьи. В 1927 году он сочетался браком с Эйко, разведенной женой своего старшего брата, что тоже потрясло консервативных японцев. Коллеги сотрудничали, уважая друг в друге интеллектуалов, глубоко и подлинно преданных идеям коммунизма. Во многих смыслах их отношения станут корыстными. Зорге будет беззастенчиво использовать Одзаки, а в самом конце – безрассудно подвергнет его опасности. Но Одзаки воспринимал выдуманную для него Зорге роль шпиона как свою судьбу. “Если глубоко задуматься, можно сказать, мне было суждено встретить Агнес Смедли и Рихарда Зорге, – говорил Одзаки японской полиции. – Встреча с этими людьми окончательно определила мой дальнейший узкий жизненный путь”^[20].

У Одзаки в Шанхае были прекрасные связи в японском генеральном консульстве, а также в японских деловых кругах и среди чиновников в китайском националистическом правительстве и правящей партии Гоминьдан. К декабрю 1930 года, когда Чан Кайши бросил 350 000 солдат националистической армии в подконтрольные Красной армии Китая районы провинции Цзянси, Одзаки уже помогал Смедли в ее нелегальной деятельности в МОПРе и держал Зорге в курсе происходящего. Вскоре Одзаки завербует в резидентуру Зорге двух молодых японцев – студента-агитатора Мидзуно Сигэру и журналиста-фрилансера Тэйкити Каваи.

Уже в начале 1931 года стало очевидно, что Зорге, Смедли, Урсула Кучински и Одзаки смертельно рискуют. В конце января двадцать четыре члена КПК, в том числе пятеро молодых руководителей Лиги левых писателей, были арестованы и переданы властям Гоминьдана. Позже выяснилось, что их выдал заступающий на должность лидера КПК сторонник Москвы Ван Мин, доложивший шанхайской муниципальной полиции о тайном собрании с участием некоторых своих товарищей-диссидентов. В результате этого отчаянного внутреннего противоборства положение китайских коммунистов становилось очень рискованным. Столь же ничтожны были и шансы, что арестованные товарищи смогут выдержать жесткий допрос.

После арестов Зорге уговорил Смедли залечь на дно в Нанкине, где она встретилась с Одзаки. Они вместе поехали в Манилу, где посетили учредительный съезд филиппинской компартии, организованный Эрлом Браудером, руководителем компартии США. Пока группа Зорге залегла на дно, карательные отряды националистов прочесывали сельскую местность Цзянси. Пятеро китайских товарищей Смедли из Лиги левых писателей были казнены, по некоторым данным, их захоронили заживо^[21].

Пока Смедли была на Филиппинах, Зорге закрутил роман с Урсулой Кучинской. Пустив в ход испытанную временем технику соблазнения, он приглашал ее на захватывающие прогулки на мотоцикле. “Если он рассчитывал установить между нами более тесный контакт, то был прав, – писала она в своих мемуарах. – После этой поездки я больше не испытывала смущения, и наши беседы стали более откровенными”^[22]. Вернувшись в марте в Шанхай, Смедли тяжело переживала, узнав о романе между ее любовником и лучшей подругой. Гордость не позволяла ей прямо высказать все более молодой сопернице, и они вступали в ожесточенные идеологические споры. “Агнес уходила разгневанная”, – писала Урсула. А потом, через несколько часов, она “звонила как ни в чем не бывало”, и они снова были подругами. Смедли, страдавшая от ночных кошмаров и приступов депрессии, регулярно звонила Урсуле в три часа утра, просила зайти к ней и подержать ее за руку.