Энди Гарнер держался на плаву, работая проводником в Большом Северном лесу во время охотничьих сезонов. Он считался отличным лесником, и постоянные клиенты нанимали его из года в год. Богатые бизнесмены и банкиры, причем Энди всегда гарантировал им, что они вернутся со своей охоты к городской жизни, хвастаясь трофеями подстреленных ими животных. В голодные годы, когда другие с трудом выискивали медведя или трофейных оленей для своих клиентов, Энди Гарнер с легкостью бил рекорды, увеличивая свои вознаграждения. В лесу, в глубоком единении с природой, он чувствовал себя по-настоящему счастливым, а вот в городах да столицах терялся. Оказавшись вдали от леса, он находил утешение в выпивке и женщинах, но во время охотничьего сезона хранил трезвость и целомудрие, будучи счастлив как никогда.

Как только сын достаточно подрос, Энди стал брать его с собой в лес, стараясь передать ему свои знания и развить природные задатки, которые мальчик, безусловно, унаследовал от него. И он оказался прав до некоторой степени: Джеки обладал отцовским пониманием и духовной близостью с миром природы, но имел более мягкий характер и мало интересовался охотой.

— На одних лесных прогулках денег не заработаешь, — пытался вразумить его отец. — Именно охота обеспечит твой стол хлебом с маслом.

Джеки Гарнер нашел иные пути для безбедного существования, легальные или нелегальные, но не упускал случая порой вернуться в лес, чтобы отдохнуть от матери, которая всегда была очень требовательной особой. И на этой почве он сошелся со своими приятелями, братьями Фульчи. Видимо, отчасти по этой причине эта троица так хорошо ладила.

Джеки не имел в лесу своей собственной стоянки, но полагался на щедрость друзей. Если таковой не обнаруживалось, он с удовольствием разбивал палатку. Когда я позвонил ему из машины и попросил присоединиться к нам в Фоллс-Энде, он сразу ухватился за эту возможность. Хотя я еще не сказал ему, что мы собираемся искать. Это могло подождать.

— Как дела у матушки? — спросил я.

Нам еще так и не представился случай нормально поговорить о ее болезни.

— Неважно. Мне следовало бы рассказать тебе об этом раньше, да, понимаешь, не хотелось признавать очевидного.

— Не мог бы ты выразиться более определенно, Джеки?

— Да я не могу даже толком произнести название, хотя достаточно часто слышал его за последний месяц: болезнь какого-то Крейтцфельда-Якоба. Тебе это что-нибудь говорит?

Я сказал ему, что не уверен. Мне приходилось слышать о такой болезни, но я не знал, каковы ее симптомы или прогнозы. К сожалению, Джеки уже знал.

— Она начала странно себя вести, — пояснил он. — Ну то есть еще более странно, чем обычно. Могла вдруг разозлиться на пустом месте, а потом вообще забыть, из-за чего весь сыр-бор. Я думал, может, у нее начался Альцгеймер, но врачи заехали к нам еще раз пару недель назад, поставив диагноз этого самого Крейтцфельда-Якоба.

— Ну и в какой она стадии?

— Ей дали год, может, немного больше. Развивается слабоумие, и зрение ухудшилось. Судороги бывают в конечностях. Надо определять ее в какой-то приют, и мы начали подыскивать место. Слушай, Чарли, а за эту работенку я получу какие-то деньги, верно? А то мне надо бы подкопить наличность. Я должен обеспечить ей хороший уход.

Эпстайн согласился оплатить все расходы. И я позабочусь о том, чтобы он хорошо заплатил за лесные таланты Джеки.

— Ты останешься доволен, Джеки.

— А надолго ли я тебе нужен?

— На пару дней от силы, как только я разживусь нужными сведениями. Надо подготовиться к возможной ночевке в лесу, хотя я надеюсь, что управимся за день.

— Тогда я готов идти, — заявил Джеки. — Мне не помешает прочистить мозги в лесной тиши.

Мы договорились о месте встречи и закончили разговор. Я искренне сочувствовал Джеки. Возможно, он был излишне нервный и чрезмерно увлекался кустарным производством взрывчатых смесей и патронов, но оставался непоколебимо преданным своим друзьям. Он, конечно, жаловался на свою мать каждому встречному, но при этом любил ее. И болезнь матери серьезно расстроила его, а ее возможная кончина будет для него большим ударом.

Ангел и Луис следовали за мной в Фоллс-Энд на своей машине. Я сообщил им о разговоре с Джеки, когда мы остановились по дороге выпить кофейку. Оба тут же заявили, чтобы я сохранил все, что Эпстайн заплатит за их профессиональные услуги, и передал эти деньги Джеки. Я собирался поступить так же.

Едва мы прибыли в Фоллс-Энд, стало очевидно, что в городе произошло что-то нехорошее. На улице перед Арустукским окружным управлением шерифа выстроились патрульные машины наряду с полицейскими внедорожниками и автофургонами, напичканными всякой аппаратурой для проведения работ в районе места преступления. Остановившись на боковой улочке с восточной стороны, как раз на краю леса, я увидел скопление машин, среди которых имелся и фургон медицинской экспертной службы Мэна, а рядом с ним стоял и сам медэксперт, разговаривая с парой знакомых мне следователей.

Я знал, что Мариэль Веттерс жила в северной части города, и именно там собралась вторая группа транспортных средств правоохранительного ведомства. Охотничий сезон еще не закончился, и в городе также хватало заезжих автомобилистов, поэтому мы не выделялись, но мне не хотелось попадаться на глаза никому из знакомых сотрудников полиции. Даже не зная пока, случилось ли что-нибудь с Мариэль, я опасался худшего.

— Черт возьми! — огорченно воскликнул я, выражая озабоченность не только судьбой Мариэль, но и своей собственной участью. На ее автоответчике осталось мое сообщение, если, конечно, она не стерла его после получения. И если в ее доме что-то произошло, то вряд ли нам полезно с ней связываться.

Я припарковался на городской стоянке, и за мной остановились Ангел с Луисом. Ангел отправился на разведку, а мы с Луисом остались ждать в моей машине.

Через полчаса вернулся Ангел, притащив кофе на картонном подносе. Устроившись на заднем сиденье, он раздал кофе и лишь потом приступил к рассказу.

— Мариэль Веттерс жива, — сообщил он. — Так же, как и ее брат, но оба они пребывают в коме. В местной закусочной только об этом и болтают, что является отправной точкой для самых разных сплетен и домыслов. Мне лишь оставалось сидеть и слушать. Два человека мертвы, оба застрелены. Один из них — местный парень Тедди Гаттл. Брат Мариэль жил у него в доме, и по одной из версий, они могли там что-то не поделить, и тогда Грейди Веттерс убил Тедди, а потом направился в дом своей сестры, где совершил второе убийство. Возможно, они поссорились из-за денег за дом, однако версия о том, что убийца — Грейди Веттерс, исходит от копов, а не от местных. Народ в основном считает, что парень вообще не способен на убийство, но поговаривают, что рядом с ним нашли пистолет, а если это орудие убийства, то… ну и так далее.

Но, Чарли, второй мертвец — Эрни Сколлей. Его нашли убитым в доме Мариэль Веттерс.

Я помолчал. Эрни Сколлей понравился мне с первого взгляда. Своей настороженной предусмотрительностью он напомнил мне моего деда.

Да уж, положение хуже некуда. Возможно, у Мариэль Веттерс бывали конфликты с братом, но она ничем не показала, что опасается его вспыльчивости. С другой стороны, многие жертвы семейных убийств не могли ничего предвидеть, даже не подозревали, что их родственники могут на них напасть. Если бы склонность к насилию легко опознавалась, в мире стало бы гораздо меньше мертвецов. Не слишком ли большой натяжкой будет предположить, что в тот же вечер, когда убили двух человек, означенных в списке, в семействе Веттерс, также имевшем некоторое отношение к этому списку, произошел странный скандал, в результате которого убили двух человек и еще двое, похоже, находятся в коме?

Но если Грейди Веттерс на самом деле не имеет отношения к убийствам, то как же их с сестрой нашли те, кто стремился утихомирить Элдрича и Эпстайна? Мариэль и Эрни Сколлей отлично понимали, что эту историю следует держать в тайне. Эрни не хотелось включать в узкий круг посвященных даже меня. Остается еще Грейди Веттерс, он тоже слышал вместе с сестрой признания умирающего отца.