Они ушли первыми. Я еще немного задержался среди мертвых, и когда тени удлинились, перекрестился и ушел, предоставив павших самим себе.
* * *
Здесь в свой час мертвые слагают бремя. Здесь имена вырезаны в камне и цветы лежат на стриженой траве. Здесь муж покоится рядом с женой, и жена – с мужем. Здесь – обещание мира и покоя. Лишь обещание.
Ибо только мертвые скажут о том, что претерпели, и как сон перемежается тревожными видениями, так и вечный покой тревожен порою для тех, кто видел слишком много и слишком много страдал. Мертвые знают, что мертвые знают, и солдаты знают, что знают солдаты, и муки свои они разделят со своими, и больше ни с кем.
Ночью из тени выходят фигуры, темные формы движутся по тихим лужайкам. Один сидит рядом с другим на каменной скамье, спокойно слушая товарища, и птица поет колыбельную над ними. Трое неслышно идут по первым опавшим листьям, ничего не задевая, не оставляя следов. Здесь собираются солдаты и говорят о войне, о потерях. Здесь мертвые свидетельствуют, и свидетельства звучат в ответ.
И ночной ветер разносит шепот утешения.
Благодарности
Эту книгу я не смог бы написать без щедрого и терпеливого участия Тома Хайланда, ветерана вьетнамской войны и прекрасного человека, ответившего на многие вопросы по ходу написания романа и своими глубокими знаниями сделавшего его гораздо лучше.
Я благодарен участникам форума «Тракингбордс», водителям грузовиков, которые нашли время, чтобы объяснить мне суть своей работы, перевозок между США и Канадой.
Создавая «Шепчущих», я обращался к великому множеству газет и журналов, в частности к неравнодушным, сострадательным материалам «Нью-Йорк таймс» по проблемам ПТСР и обращения государства с возвращающимися на родину военнослужащими. Следующие книги оказались соврешенно незаменимыми в расширении моего кругозора: «My War: Killing Time in Iraq» Колби Баззелла (Putnam, 2005), откуда я почерпнул множество деталей о службе отряда «Страйкер»; «Trigger Men» Ганса Гальберштадта (St. Martin’s Griffin, 2008); «In Conflict: Iraq War Veterans Speak Out on Duty, Loss» и «Fight to Stay Alive» Ивонны Латти (Polipoint Press, 2006); «War and the Soul» Эдварда Тика (Quest Books, 2005); «Blood Brothers» Майкла Вайсскопфа (Henry Holt and Company, 2006); «The Forever War» Декстера Филкинса (Vintage Books, 2008); «The Secret Life of War» Питера Бюмона (Harvill Secker, 2009); «Sumerian Mythology» Сэмюэля Ноа Крамера (Forgotten Books, 2007); «Ancient Iraq» Жоржа Ру (Penguin, 1964); «Thieves of Baghdad» Мэтью Богданоса (Bloomsbury, 2005); «The Looting of the Iraq Museum, Baghdad» под редакцией Милбри Полк и Энджелы М. Х. Шустер (Abrams, 2005) и «Catastrophe! The Looting and Destruction of Iraq’s Past» под редакцией Джеффа Эмберлинга и Кэтрин Хэнсон (The Oriental Institute Museum of the University of Chicago, 2008).
Многое написано о военном опыте, но редко кто пишет о нем так замечательно и остро, как это получилось у Ричарда Карри, служившего медиком на вьетнамской войне. Его классический вьетнамский роман «Гибельный свет» появился в 2009-м двадцатым юбилейным изданием в издательстве Santa Fé Writers Project, а книга «Пересечение: вьетнамские истории», которая цитируется мной здесь, переиздавалась в течение тридцати лет. Подробности можно узнать на www.richardcurrey.com.
Как всегда, я благодарю моего редактора в издательстве Hodder & Stoughton Сью Флетчер и Эмили Бестлер, редактора из Atria Books, а также всех тех людей в обоих издательствах и где бы то ни было, кто помогает моим странным книгам дойти до читателя. Благодарю моего агента Дарли Андерсона и его коллег, Мадейру Джеймс и Джейн Доэрти, Клэр Лэм, Меган Бити, Кейт и Кей-Си О’Хирнов.
А напоследок – любовь и благодарности Дженни, Кэмерону и Алистеру.
Ах да, и Саше.
Джон Коннолли
Гнев ангелов
Часть I
Я предпочитаю зиму и осень, когда в пейзаже ощущается его костный остов — его одиночество, — мертвое чувство зимы. Что-то затаилось внизу, что-то остается скрытым.
Эндрю Уайет (1917–2009)
Глава 01
Чувствуя приближение конца, в день и час ухода в мир иной Харлан Веттерс призвал к своей постели сына и дочь. Разметавшиеся по подушке длинные пряди седых волос поблескивали в свете лампы, словно серебристые лучи истекающих из старика жизненных сил. Дыхание умирающего стало поверхностным; все более удлинялись паузы между вдохом и выдохом, и вскоре он закончит свой земной путь. Медленно сгущались вечерние сумерки, но в окне спальни еще темнели силуэты деревьев, стражей Большого Северного леса. Старый Харлан обычно говорил, что живет на самой границе, в последнем человеческом жилище перед лесными владениями.
Теперь, по мере убывания сил, ему казалось, что убывала и его власть над дикой природой. Сад зарос сорняками, а среди розовых кустов чернела ежевика. На разросшейся траве газона темнели проплешины: до прихода зимы следовало, пожалуй, еще разок скосить траву. А заодно не мешало бы сбрить и щетину с собственного подбородка, которая колола пальцы: дочери не хватало умения выбрить его так же чисто, как когда-то брился он сам. Опавшая листва лежала неубранной, словно рассыпавшиеся по простыням чешуйки сухой кожи, облупившейся с его рук, губ и лица. Старик видел увядание за окном, видел и свое увядающее отражение в зеркале, но возрождение жизни природа сулила не ему.
Не желая заботиться о кустах и деревьях, дочь отговаривалась тем, что у нее и так куча дел, а сын по-прежнему злился, не собираясь оказывать умирающему отцу даже такую простую услугу, хотя сам Харлан считал порядок в саду важной частью своей жизни. Битвой за выживание, непрерывной войной против сокрушительного наступления дикой природы. Если каждый начнет думать так же, как его дочь, то дома оплетет плющ, и города исчезнут под бурыми зарослями. И людям в этом округе останется лишь любоваться развалинами домов, задушенных буйной зеленью, или удивленно слушать названия уже не существующих поселений, затерянных в лесных дебрях.
Поэтому необходимо облагораживать природу, удерживая лес в его владениях.
Лес и то, что в нем обитает.
Будучи не слишком религиозным, Харлан всегда презрительно отзывался о христианах, иудеях и мусульманах — он прозвал их «божьими приставалами» — и всячески избегал общения с ними. Однако сам Веттерс в некотором роде был человеком высокодуховным, поклоняясь некоему богу, чье имя шелестела листва и восхваляло пение птиц. Сорок лет он прослужил в Лесном управлении штата Мэн и даже после выхода на пенсию частенько помогал знаниями и опытом своим преемникам, поскольку мало кто знал здешние леса лучше его. Именно Харлан нашел двенадцатилетнего Барни Шора, у отца которого во время охоты внезапно так прихватило сердце, что он рухнул как подкошенный и умер спустя несколько секунд. А его потрясенный сын, мало знакомый с этими лесами, побрел на север, когда пошел снег, спрятался под упавшим деревом и вполне мог умереть там, если бы Харлан не отыскал его уже запорошенные снегом следы и не докричался до спрятавшегося мальчика.
И именно Харлану, только ему одному, Барни Шор рассказал тогда историю о девочке, встреченной им в лесу, девочке с запавшими глазами, одетой в темное платье. Она появилась перед ним с первыми снежинками, поманила за собой в глубину леса и предложила поиграть в той северной тьме.
— Но я спрятался и не пошел за ней, — сообщил Барни Харлану, пока старик тащил его на закорках обратно на юг.
— Почему же ты не захотел, сынок? — спросил Харлан.
— Потому что она была не взаправдашней девочкой. Просто выглядела как девочка. Мне показалось, что она очень стара. Думаю, она живет там в лесу ужасно давно.
— Полагаю, ты прав, — сказал Харлан.