Резиденция Хойла находилась в каком-нибудь полукилометре от квартала ООН, и ближайшие улицы здесь являли собой подлинное вавилонское столпотворение дипломатических номеров. В этой буче и без того напряженные отношения между странами-антагонистами усугублялись еще и вынужденным соседством по парковке, само собой, как и везде, далеко не резиновой. Высотка Хойла внимание к себе не привлекала. Будучи старее и мельче большинства из примыкающих к ней модерновых башен, она стояла на восточной оконечности зоны общего пользования, которая частично вдавалась в соседние кварталы и протягивалась на север, юг и запад, создавая таким образом подобие нейтральной полосы между обиталищем Хойла и величавыми громадами зданий, что высились вокруг.

Спустя сутки после встречи с Гэбриелом Луис с Ангелом набросали примерный план цитадели Хойла, и сейчас Ангел в компании скучливого Уилли Брю и чуть менее скучливого Арно осуществляли за ней слежение. Проще говоря, торчали день-деньской поблизости в машине. Это была некая мера предосторожности, попытка установить ритм жизни здания: кем и как сюда производится доставка того или другого, как проходят смены дежурства и отлучки на обед у охраны. Времени, безусловно, недостаточно, чтобы точно измерить степень риска при проходе в здание, но все же лучше, чем вообще ничего.

Для Уилли это было, пожалуй, хуже, чем ничего. Бездельничать он мог и в сравнительном уюте своей квартиры – все лучше, чем делать что-то нелюбимое вообще вне всякого комфорта. Арно на протяжении вахты почитывал книжку – то есть, получается, фактически помножал на ноль их главную цель: следить за зданием. Иными словами, сачковал. Но опять же: кто может заставить человека заниматься нелюбимым делом? Вот Арно сейчас и сидит, убивает время. Луис пока не хотел, чтобы они возвращались к себе в мастерскую, а значит, Уилли оставалось или запереться у себя в квартире и пялиться в ящик, что не вызывало у него никакого энтузиазма, или же торчать в машине и следить за зданием, что тоже абсолютно безынтересно. Достойным был разве что вывод: согласен Луис или нет, но они с Арно скоро снова выходят на работу. Пары дней вынужденного безделья для Уилли оказалось достаточно, чтобы ощутить, как внутри него что-то словно отмирает.

Пентхаус Хойла занимал в высотке три последних этажа. Остальное было отдано под его офисы. Бизнес-интересы Хойла простирались в различные сферы – горнодобывающую промышленность, недвижимость, страхование, исследования в области фармацевтики, – но, несмотря на всю эту разносторонность, средоточие, живое сердце его деловой активности крылось за неброским фасадом манхэттенской цитадели. Это была материнская компания, и именно в ней обретались вся власть Хойла и сила. На протяжении дня в вестибюль здания и обратно втекала и вытекала небольшая, но стабильная вереница людей. Между двенадцатью и двумя часами пополудни движение нарастало, а после пяти обретало характер фактически одностороннего движения. Ничего предосудительного за время дежурства ни Ангел, ни Уилли с Арно не заметили. Людей с гранатометами за столбами не наблюдалось, а меж растений в горшках не проглядывали стволы тяжелой артиллерии.

Опять же, как подчеркнул Гэбриел, Хойл вышел на Луиса через определенные каналы. Можно сказать, поистине старосветская куртуазность в наш модерновый век; такая, что своей неукоснительностью обязана репутации Гэбриела и услугам, что ему до сих пор причитаются. Любое нарушение Хойлом негласного протокола, скорее всего, чревато последствиями. Так что, исходя из понятий Гэбриела, волноваться сверх нормы у Луиса нет необходимости. Иными словами, входя в девятом часу вечера в здание, Луис с Ангелом были оба предельно насторожены.

За стойкой дежурил единственный охранник, который при их проходе едва заметно кивнул. Лифт в вестибюле был всего один, без кнопок изнутри и снаружи. В кабине везде зеркала. Никаких камер, во всяком случае на виду. Ангел прикинул: значит, их как минимум три – по одной за каждым стенным зеркалом плюс четвертый глазок где-нибудь за экранчиком, где появляются цифры с указанием этажей. Наверняка в лифте имелся еще и микрофон, так что Луис с Ангелом ехали молча, глядя на свои отражения в медно поблескивающих дверях: одно спокойно-отстраненное, другое несколько скептическое. Ангел зеркала недолюбливал. Луис как-то сказал, что они его тоже не любят: «У тебя даже отражение как будто меченое, оставляет за собой пятна».

Когда на дисплее показались литеры «ПХ», лифт мягко остановился. Бесшумно разъехались створки дверей, открыв взору пустое фойе все с теми же зеркалами на стенах и с вазой свежесрезанных цветов на небольшом мраморном постаменте. Помимо вазы там находились еще и двое охранников в траурно-черных костюмах и с галстуками в тон (тоже какими-то похоронными). Охранники держали наготове металлодетекторы. Ими они прошлись по Ангелу с Луисом, приостанавливаясь на ременных пряжках, карманной мелочи и часах, после чего кивнули: «Проходите».

Дальше виднелась массивная, восточного вида двустворчатая дверь из дерева, с явно старинной резьбой. За ней обнаружился еще один человек, по счету третий. Этот был одет сравнительно непринужденно: черные брюки и черный шерстяной жакет поверх белой рубашки с открытым воротом. Волосы, не длинные и не слишком короткие, зачесаны за уши как бы наспех, на ходу: главное, не смотреться растрепой, а остальное и неважно. Глаза карие, а на лице Ангел различил тонкую смесь смешливости, скрытого отчаяния и профессиональной зависти. Телосложение пловца: широк в плечах и мускулист, а торс гибкий и поджарый. Расстегнутый жакет висит свободно и вполне может скрывать под собой ствол.

Чувствовалось, как Луис рядом слегка расслабился, но у него эта реакция была всегда противоположна ожидаемой. Когда он вроде бы расслабляется, это явный признак того, что рядом угроза и что он готовится действовать. Примерно так может вести себя лучник, делая выдох одновременно с теньканьем тетивы, когда все его внутреннее напряжение сосредоточено уже непосредственно на полете пущенной стрелы. Несколько секунд Луис и тот человек, оба словно натянутые пружины, с молчаливой цепкостью смотрели друг на друга, после чего человек сказал:

– Меня зовут Симеон. Я личный помощник мистера Хойла. Спасибо, что пришли. Мистер Хойл будет с минуты на минуту.

Было не вполне ясно, какие именно обязанности выполнял Симеон в качестве помощника, но явно не печатание и не прием звонков. Не был он и простым охранником, как те двое, что занимались досмотром. Таких, как Симеон, Ангел на своем пути уже встречал, равно как и Луис. Это, безусловно, специалист. Оставалось лишь гадать, для чего бизнесмену, пусть даже такому денежному и скрытному, как Николас Хойл, понадобился в услужение некто со способностями, которыми, несомненно, владел Симеон.

Взгляд помощника ненадолго охватил Ангела. Видимо, решив, что задерживаться особо не на чем, Симеон возвратился к Луису. Уходя спиной вперед в зал, из которого явился, правую руку Симеон вытянул в жесте гостеприимства – разом и респект, и проявление разумной осторожности.

Они вошли в неярко освещенное жилое помещение – обширное, распахнутое глазу, со стеллажами от пола до потолка, где в разнообразных комбинациях располагались книги, скульптуры и старинное оружие – клинки, топоры, кинжалы – все на прозрачных стеклянных подставках. Здесь стоял такой холод, что у Ангела на коже высыпали мурашки. Половицы были из красного дерева, а темные диваны, кушетки и кресла манили уютом, словно говоря при этом: вот оно, обиталище человека чести, безупречного вкуса и тонкого обращения, из безвозвратно ушедшей эпохи. Помещение и вправду взялось как будто из прошлого или даже позапрошлого века, если бы не стеклянная стена, выходящая на закрытый бассейн, легкая рябь воды в котором отбрасывала на стены интерьера зыбкие, переливчато-извилистые блики. Подобный контраст поначалу приводил в замешательство, но затем возникала мысль, что здесь это очень даже к месту и интерьер от этого только выигрывает. Если не стоять вблизи стеклянной стены, откуда видно голубую впадину бассейна, то взгляд различает лишь призрачную пятнистую игру теней на стенах. Ощущение такое, будто находишься в каюте какого-нибудь лайнера посреди океана.