Милтон в ответ ничего не сказал. Лично Гэбриел подозревал, что Милтон верующий; причем не просто верующий, а активный прихожанин. Не иудей, нет. Может быть, католик, хотя вряд ли: для хорошего католика у него маловато воображения. Скорее протестант неясной окраски. Член какой-нибудь особенно занудной конгрегации, где в фаворе жесткие скамьи и длинные проповеди. Образ Милтона в церкви спровоцировал Гэбриела на догадку, как могла бы выглядеть миссис Милтон, если такая существует на самом деле. Обручальное кольцо Милтон не носил, но это еще ни о чем не говорит. Краеугольное свойство этих людей – как можно меньше выказывать что-либо о себе наружу. Ведь из такой, казалось бы, мелочи, как колечко, можно нарисовать целую картину существования. Гэбриелу жена Милтона рисовалась эдакой мымрой, настолько черствой и косной в своей набожности, что даже слово «любовь» у нее не произносится, а буквально сплевывается.

– Ну так что, у тебя был контакт с нашей заблудшей овечкой? – сменил тему Милтон.

– Да. У него, похоже, все хорошо.

– За исключением того, что его кто-то пытается вроде как убить.

– Пожалуй что.

– По первому набору отпечатков у полиции ничего нет, – сообщил Милтон. – И у нас тоже. Расплющенная свечка: оригинально. По данным полиции, найденный в гараже пистолет тоже чист. Прежде не использовался.

– Удивительно.

– Почему?

– Они были любителями. А у непрофессионалов ошибки обычно маленькие, до крупных они дорастают потом.

– Но бывает и иначе. Может, эти джентльмены опрометчиво решили сразу взять быка за рога и с нуля перескочили сразу на минус единицу.

Гэбриел покачал головой. Не встраивается. Этот довод он задвинул подальше, оставив его томиться в глубине ума, словно горшок в духовке.

– А вот со вторыми отпечатками нам повезло больше, – обрадовал Милтон. – Странно, что их владельцы до сих пор не всплыли на поверхность.

– Так ведь они на свалке, – сказал Гэбриел. – Всплывешь тут, когда над тобой десяток метров грунта, мусорного.

– Да уж. Те отпечатки принадлежат некоему Марку Ван Дер Саару. Необычное имя. Голландец. В этой части света Ван Дер Сааров не так уж много. Так вот, этот конкретный Ван Дер Саар отбывал трехлетний срок в исправительном учреждении имени Гавернира за преступления, связанные с огнестрельным оружием.

– А сам он откуда?

– Из Массены. Там рядом.

– Под кем он ходил?

– Сейчас выясняем. А одним из его известных сообщников является – точнее, являлся, учитывая недавний переход мистера Ван Дер Саара в покойники, – некто Кайл Бентон. Личность тоже известная. Отсидел четыре года в тюрьме Огденсбурга, и тоже, случайно иль нарочно, за преступления с огнестрельным оружием. Огденсбург, если ты не знаешь, расположен в северной части штата.

– Спасибо за урок географии. Пожалуйста, продолжай.

– Бентон работает на Артура Лихагена.

Гэбриел на секунду сбился с шага, после чего снова размеренно зашагал.

– Имечко из прошлого, – буркнул он. – Это все, что у тебя есть?

– Пока. Я думал, ты будешь под впечатлением: до встречи со мной ты знал меньше.

Какое-то время они прогуливались в молчании: Гэбриел размышлял над услышанным, складывая и перекладывая в уме фрагменты мозаики. Луис. Артур Лихаген. Детка Билли. Все это было так давно… Постепенно мозаика складывалась, фрагменты подходили друг к другу. От наметившейся взаимосвязи Гэбриел ощутил прилив тихой отрады.

– Тебе не известны двое агентов ФБР – работают в паре, фамилии Брюс и Льюис? – удовлетворившись своими выводами, спросил он.

Милтон посмотрел на часы: явный признак того, что встреча близится к завершению.

– Мне это надо?

– Они живо интересовались делами нашего общего друга.

– Не уверен, что слово «друг» здесь очень уж подходит.

– Ему хватало дружелюбия все эти годы держать язык за зубами. Я склонен считать это поведение более дружеским, чем то, к которому привык ты.

Милтон возражать не стал, и Гэбриел понял, что набрал очко.

– Какого рода интерес они проявляют?

– Похоже, они не прочь порыться в его риелторских инвестициях.

Милтон вынул из кармана руку в перчатке и пренебрежительно ею махнул:

– Это все та херь, что началась с одиннадцатым сентября.

Гэбриел напрягся: бранными словами Милтон бросался лишь в минуты редкого душевного волнения.

– У них инструкция – распутывать бумажные следы, – продолжил собеседник. – Необычные бизнес-вложения, кажущиеся подозрительными финансовые сделки, нестыковки в делах с акциями и недвижимостью. Они мне вот уже где с этим своим ярмом.

– Но он не террорист.

– А ну и что. Террористов среди таких раз-два и обчелся, зато в процессе можно иной раз выудить интересную информацию, потянуть за ниточку, вынюхать след. Возможно, до этих самых агентов дошел какой-то звон, вот они и любопытничают.

– Они не просто любопытничают. Похоже, они кое-что знают о том, что за ним стоит.

– Это вряд ли можно назвать гостайной.

– Полностью да. А частично? – со значением посмотрел Гэбриел.

Оба остановились, щурясь на ярком свету. На сухом холодном воздухе парок от их дыхания сливался воедино.

– У него одиозная репутация, – сказал Милтон. – Он водится с дурной компанией – если такое человечески возможно, учитывая его собственную натуру.

– Ты, видимо, имеешь в виду того частного детектива?

– Да, Паркера. И детектив он, похоже, бывший. Лицензия у него отозвана.

– Возможно, он нашел себе какие-нибудь иные, более мирные способы времяпрепровождения?

– Сомневаюсь. Из того немногого, что мне известно о Паркере, он бедой просто живет и дышит.

– Не уверен, намного ли больше знаю о нем я, но похоже, что Луис ему чуть ли не симпатизирует.

– До такой степени, что готов ради него убивать. И кто знает, может, внимание он не привлек к себе, а перенаправил. Удивительно лишь то, что ФБР понадобилось столько времени, чтобы постучаться к нему в дверь.

– Все это замечательно, – сказал Гэбриел, – но неизвестного в нем никак не меньше, чем известного, и я уверен, что ты предпочел бы этот расклад не тревожить.

– Надеюсь, это не угроза?

Шаткой старческой дланью Гэбриел притронулся к руке своего более молодого спутника и легонько ее потрепал.

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – произнес он. – Я имею в виду одно: всякое расследование в конце концов упрется в стену. В стену из кирпичей, возведенную тобой и твоими коллегами. Но такие барьеры не сказать чтобы неодолимы, и нужные вопросы, заданные в нужных местах, способны выявить информацию, которая может оказаться неудобной для обеих сторон.

– Избавиться от него мы могли бы в любое время, – улыбнулся Милтон, что, однако, не умерило настороженности во взгляде Гэбриела.

– Если б вы думали это сделать, вы бы это давно уже осуществили, – заметил он. – А от меня вы бы тоже избавились?

Милтон снова тронулся с места, Гэбриелу пришлось несколько шагов его нагонять.

– С большим сожалением, – ответил Милтон.

– Меня это, можно сказать, утешает, – сказал Гэбриел.

– Что конкретно ты от меня хочешь? – задал вопрос Милтон.

– Отзови собак.

– Думаешь, это легко? ФБР ох как зубом цыкает, когда другие агентства лезут в его дела.

– Я думал, вы все на одной стороне.

– Мы да: каждый на своей собственной. Ну да ладно, кое с кем поговорю, посмотрю, что можно сделать.

– Моей благодарности не будет границ. Тебе ведь придется опекать ценного кадра.

– Когда-то ценного, – уточнил Милтон. – Хотя, конечно, если б его можно было задействовать для какой-нибудь работы…

– К сожалению, он, похоже, выбрал себе другую стезю.

– Жаль, очень жаль. Он был хорош. Один из лучших.

– Кстати, ты мне напомнил. – Гэбриел словно бы невзначай набрел на мысль, которая на самом деле не давала ему покоя с того самого момента, как он прознал о смерти Детки Билли. – Ты что-нибудь знаешь о Блиссе?[39]