— А теперь вы взяли и передумали.
— Не совсем. Частично я все еще подозреваю, что ничем хорошим ваше вынюхивание не завершится, но если оно раскроет о Дэниеле правду, развеет подозрения, а заодно и подучит уму-разуму его дочь, то вы, может статься, докажете мою неправоту.
Он высвободил мою ладонь и убрал руку с предплечья — дескать, сделка совершена. У нас на глазах с парковки на проезд медленно, толчками выруливало авто писателя — старый «Додж», грузовик, на котором он сейчас неуклюже маневрировал, как на тяжелом танке. Между тем было известно, что у себя в Массачусетсе Джейкобс — этот человек из народа — ездит на «Мерседесе», а апартаменты у него красуются под Гарвардом. Хармон лишь с усмешкой покачал головой.
— Вы сейчас упоминали про «других», кому небезынтересно, что случилось с Клэем, — помимо друзей и знакомых.
— Да, — глядя мимо меня, сказал хозяин вечера. — Не секрет, что есть такие, кто полагает, будто Дэниел участвовал в каком-то сговоре о насилии над детьми. У меня у самого двое детей. Уж я-то знаю, как бы я поступил с теми, кто осмелился бы на них посягнуть, или с тем, кто б допустил такое со стороны других.
— И как же именно, мистер Хармон?
Он через силу отвел взгляд от все более панических попыток писателя совладать с поворотом без помощи «гидрача».
— Я бы его растерзал, — ответил он так запросто и обыденно, что я в этом ни на секунду не усомнился. И вообще я понял, что, несмотря на все свое бонвиванство, на изысканные вина и броские картины, Джоэл Хармон — человек, который неминуемо сокрушит любого, посмевшего встать у него на пути. А еще мне на секунду подумалось, не был ли такого же склада и Дэниел Клэй, и так ли уж бескорыстен был интерес к нему Хармона. Прежде чем я успел дать этой мысли мало-мальский ход, к нам подошла Ньоко и что-то прошептала Джоэлу на ухо.
— Ты уверена? — спросил он.
Она кивнула.
Хармон с неожиданной резкостью окликнул разошедшихся но машинам гостей, чтобы они остановились. Ученый сморчок Рассел похлопал по капоту писательского грузовика: дескать, глуши мотор. Джейкобс, похоже, был только рад.
— Кажется, где-то у нас в саду нарушитель, — сообщил он гостям. — Так что лучше будет, если вы все зайдете на минутку в дом: осторожность не помеха.
Все послушно потянулись ко входу, хотя писатель что-то недовольно бурчал: вероятно, он сейчас собирался разродиться еще одним верлибром, который ему именно сейчас, прилюдно, не терпелось выплеснуть на бумагу, иначе стих будет утерян для потомков (или это он так пытался скрыть неловкость от того, что обмишурился с элементарным выездом на дорогу). Все скопились у Хармона в библиотеке. Джейкобс и художница подошли к одному из окон и смотрели оттуда на пространство ухоженной лужайки с тыльной стороны дома.
— Что-то я никого не вижу, — сказал верлибрист.
— Может, от окна лучше отойти? — пугливо спросила Лето.
— Он нарушитель, но не снайпер же, — заметил Рассел.
Судя по виду, художницу он не убедил. Джейкобс ободряюще возложил ей на плечо руку и уже не снимал. А та не возражала. Вот ведь как оно у поэтов: есть женщины определенного склада, которые от предчувствия внутренней рифмы тут же сомлевают.
Шофер Джоэла, а также мажордом и гувернантка жили в пристройке. Официанты, сбившиеся в стайку, как испуганные голуби, были наняты только на вечер, а повар — вернее, повариха — жила в Портленде и каждый день курсировала до дома и обратно. В помещение вошел шофер по имени Тодд, неброско одетый в джинсы, рубашку и кожаную куртку. При нем был «смит-вессон» — девятимиллиметровый, с помпезной никелировкой, но, судя по тому, как Тодд его держал, он знал, как с ним обращаться.
— Не возражаете, если я примкну? — спросил я у Хармона.
— Нисколько, — откликнулся он. — Речь наверняка о пустяке, но все же лучше подстраховаться.
Мы прошли на кухню, где у раковины, тревожно глядя в небольшое окно, стояли повариха с гувернанткой.
— Ну, что за шум? — осведомился хозяин дома.
— Мария кого-то видела, — ответила повариха, в меру пожилая и все еще привлекательная женщина — подтянутая, спортивная, с зачесанными назад темными волосами под белым колпачком. Стройной и симпатичной была и мексиканка-гувернантка. При подборе персонала Джоэл Хармон явно шел на поводу у своего эстетизма.
— Вон там, у деревьев, — испуганно, чуть дрожащим пальцем указала Мария, — у восточной стены. Кажется, мужчина.
Вид у нее был еще более встревоженный, чем у Лета.
— А ты кого-нибудь видела? — повернулся Хармон к поварихе.
— Нет, я как раз работала. Меня Мария подозвала. Пока я шла, он, видно, уже испарился.
— Будь там кто-нибудь, то сразу включились бы датчики, — рассудил Джоэл, опять оборачиваясь к Марии. — А огни зажглись?
Она молча покачала головой.
— Там тень сплошняком, — заметил Тодд. — Тебе точно не померещилось?
— Да что вы, — обиделась мексиканка. — Я его там видеть.
Тодд поглядел на Хармона не с беспокойством, а скорее с усталым безразличием.
— Стоя здесь, мы ничего не выясним, — встрял я.
— Включи-ка свет, — сказал Хармон Тодду. — Весь.
Шофер подошел к блоку выключателей на кухонной стене и защелкал всеми подряд. Территория вмиг озарилась радужным сиянием огней. Тодд вышел наружу первым, я за ним, прихватив попутно фонарик с полки. Джоэл двинулся с некоторым отставанием, ведь пистолета у него не было. К сожалению, не было его и у меня: как-то бестактно идти к незнакомым людям на званый обед с пистолетом.
Свет вымел из сада почти все затенения, хотя под деревьями у стен по-прежнему чернели островки мрака. Я прощупал их лучом фонарика: безрезультатно. Дерн был мягкий, но следов на нем не читалось. Почти трехметровую стену участка ковром устилал плющ. Если б кто-то через нее лез, он неизбежно оставил бы след, но плющ оказался в целости. Мы наспех прочесали остальную территорию; при этом было очевидно, что Тодд испуг Марии не воспринимает всерьез.
— Она у нас такая, мандражит иной раз, — усмехнулся он, когда мы шли обратно к месту, где нас дожидался Хармон. — Всё у ней «хесус» да «мадре де диос». А девка, надо сказать, видная. Впрочем, шансов на флирт с ней — как с колокольней, причем в женском монастыре.
Джоэл кивнул вверх подбородком — дескать, что у вас там?
— Да ничего, — ответил шофер. — Зря ноги били.
— Я же говорил, буря в стакане воды, — приободрился Хармон.
Он отправился обратно на кухню и, бросив походя укоризненный взгляд на Марию, пошел выпускать на волю гостей. Тодд за ним. А я задержался. Мексиканка в это время заряжала тарелки в большую посудомоечную машину. Подбородок у девушки обиженно дрожал.
— Ты не расскажешь мне, что видела? — спросил я.
Гувернантка пожала плечами.
— Может, мистер Хармон прав, может, я не видать, — сказала она, хотя по лицу было видно, что этим своим словам она не верит.
— А ты лучше мне расскажи, — дружелюбно предложил я.
Мария отвлеклась от своего занятия. На ресницах у нее блеснула слезинка; она ее смахнула.
— Это был мужчина. Одета в одежду. Коричневая, я так думаю. Muy sucio. Лицо? Белое. Pálido, sí?
— Ты хочешь сказать «бледное»?
— Sí, бледная. И еще…
В глазах у нее опять мелькнул испуг. Она коснулась ладонями своего лица и рта.
— Тут и тут nada. Ничего. Пусто. Hueco.
— «Hueco»? Не понимаю.
Девушка оглянулась через плечо. Я обернулся: на нас смотрела повариха.
— Делла, — обратилась к ней мексиканка и зачастила: — Ayúdame a explicarle lo que quiere decir ‘hueco.
— Ты говоришь по-испански? — спросил я Деллу.
— Немножко, — ответила она.
— Что, интересно, может означать «hueco»!
— М-м, точно не знаю. Попробую выяснить.
Делла перебросилась несколькими фразами с Марией, которая как могла помогала себе жестами и знаками. В конце концов девушка приподняла декоративное страусиное яйцо, служащее подставкой для ручек, и легонько постучала пальцами по скорлупе.
