Со стороны Сэндквиста послышалось:

— Полагаю, мистер Блайт, нам с вами следует побеседовать. Наедине, — добавил он, одарив Рут многозначительным взглядом, в котором ясно читалось, что это будет мужской разговор, которому не должны мешать женские эмоции и всплески чувств, какими бы искренними они ни были.

— Выйду-ка я покурить, мэм, — произнес он.

Рут Блайт в ответ кивнула, наблюдая как туша Медведя прошествовала мимо. Ее правая ладонь, сжатая в кулак, прикрывала губы, словно она все еще пыталась защититься от только что полученного удара. Это она настояла на том, чтобы муж отказался от услуг мистера Сэндквиста. Он согласился только потому, что расследование Сэндквиста не принесло фактически никаких результатов. У меня, впрочем, было чувство, что ко мне он тоже не испытывает никаких теплых чувств. Миссис Блайт была маленькая женщина, но это миниатюрность терьеров, у которых за незначительными размерами скрываются энергия и сила. Я вспомнил сообщения в новостях об исчезновения Кэсси Блайт, лица Ирвина и Рут, сидящих за столом; рядом с ними — заместителя начальника отделения полиции Портленда Эллиса Говарда. Руки Рут судорожно сжимают фотографию дочери. Когда я согласился посмотреть дело, она передала мне запись пресс-конференции, а также вырезки из газет, фотографии и невероятно тощий отчет о расследовании от Сэндквиста. Шесть лет назад я сказал бы, что Кэсси Блайт больше похожа на отца, чем на мать, но спустя эти годы понял, что она скорее напоминает свою маму (или мама дочку?). Они были похожи глазами, улыбкой, даже стричься Рут стала так же, как некогда стриглась дочь. Каким-то странным образом Рут Блайт менялась, все больше и больше напоминая собственную дочь, будто становясь для Ирвина и дочерью и женой, сохраняя в себе что-то от живой Кэсси, несмотря на то, что тень потери все неотвратимее накрывала их.

— Он говорит неправду, да? — спросила она меня, как только Медведь вышел.

На какое-то мгновение я сам был готов солгать, признаться, что я не уверен, что сразу невозможно определить, но не смог этого сделать. Она заслужила, чтобы ей не лгали. Но в то же время, она не заслужила и того, чтобы слышать, что надежды нет и ее дочка никогда к ней больше не вернется.

— Я так думаю.

— Зачем он это сделал? Зачем он пытался причинить нам боль?

— Вряд ли он хотел сделать вам больно, миссис Блайт, вряд ли это Медведь. Его просто ввели в заблуждение.

— Это Сэндквист, правда?

Что я мог ей ответить?

— Давайте я поговорю с Медведем.

Я уже подошел к двери, когда увидел отраженное в окне лицо Рут Блайт: нечеловеческая мука, борьба между отчаянным желанием ухватиться за призрачную надежду, подброшенную Медведем, и знанием того, что надежда эта рассыплется пеплом в ее руке, едва она дотронется до нее. Я толкнул дверь и вышел во двор.

На улице Медведь пыхтел сигаретой и пытался заигрывать с собакой Блайтов. Пес не обращал на него никакого внимания.

— Привет, Медведь.

Я помнил его еще со времен своей юности, когда он был ненамного меньше в размерах и почти такой же недотепа. Он жил в маленьком домике в Экорне вместе с матерью, двумя старшими сестрами и отчимом. Они были порядочные люди: мать работала в Вулуорсе, отчим занимался доставкой содовой. Их уже не было в живых, а сестры жили неподалеку, в Южном Уиндхаме. Это оказалось весьма удобно, пока Медведь проводил три месяца в исправительном заведении в Уиндхаме: он оказался там в возрасте двадцати лет за разбой. Это был его первый тюремный опыт, и ему повезло не преумножить его в последующие годы. Какое-то время он шоферил, потом уехал в Калифорнию; была какая-то разборка, в результате которой появились один покойник и один калека. Хотя сам Медведь в потасовке не участвовал, следовало ждать мести, и сестры уговорили его убраться восвояси. Навсегда. В Лос-Анджелесе он подрабатывал, убирая кухню в какой-то забегаловке, потом снова попал в плохую компанию и закончил в тюрьме Мул-Грик. По сути, злобы как таковой в нем не было, но от этого он не стал менее опасным. Он был слепым орудием в чужих руках, готовым на все ради денег, работы, а то и просто за компанию. Медведь видел мир не совсем таким, каким он был на самом деле. Сейчас он вернулся домой, но, судя по нему, так же, как и прежде, не мог найти себе места, казался потерянным и одиноким.

— Я не могу с тобой разговаривать, — сразу заявил он, едва я встал рядом с ним.

— Почему?

— Мистер Сэндквист предупредил меня, чтобы я не делал этого. Он сказал, что от тебя добра не жди.

— В каком смысле?

Медведь улыбнулся и погрозил мне пальцем:

— У-у, меня не проведешь.

Я шагнул на траву, присел на корточки и вытянул руки ладонями кверху. Пес немедленно приподнялся и, помахивая хвостом, не спеша приблизился ко мне. Подойдя, он обнюхал мои пальцы, затем ткнулся мордой в ладонь, и я стал чесать у него за ушами.

— А че он ко мне не подошел? — спросил Медведь. В его голосе прозвучала обида.

— Может быть, он тебя побаивается, — предположил я и сразу пожалел об этом, увидев гримасу огорчения на его лице. — А может, он чувствует запах другой собаки на моих руках. Да уж, ты боишься большого Медведя, приятель? Он не такой уж страшный.

Парень опустился на корточки рядом со мной, двигаясь настолько медленно и доброжелательно, насколько ему позволяла его громоздкая фигура. Он провел своими огромными пальцами против шерсти на голове пса. У того в глазах вспыхнул тревожный огонек, почувствовалось напряжение в теле, затем оно стало медленно проходить по мере того, как пес начал ощущать, что от большого человека не исходит никакой угрозы для него. От удовольствия собака закрыла глаза.

— Это была собака Кэсси Блайт, Медведь, — произнес я и заметил, как на мгновение замерла рука великана, до этого спокойно перебирающая собачий мех.

— Хороший пес, — заметил он.

— Да, хороший... Медведь, почему ты это делаешь?

Он ничего не ответил, но я заметил, в глубине его глаз появилось выражение вины, мелькнуло, как рыбка, которая тут же исчезла в предчувствии приближающегося хищника. Он хотел было убрать руку, но пес поднял морду и прижимался к его пальцам до тех пор, пока тот снова не начал ласкать его. Я предоставил ему заниматься этим в свое удовольствие.

— Я знаю, что ты никому не хотел причинять боль, Медведь. Помнишь моего деда? Он был помощником шерифа в округе Кумберленд.

Медведь молча кивнул.

— Он однажды сказал мне, что в тебе есть мягкость и нежность, даже если ты сам себе в этом не признаешься. Он говорил, что у тебя есть возможность стать хорошим человеком.

Медведь смотрел на меня ничего непонимающим взглядом, но я упорно продолжал.

— В том, что ты сегодня сделал, нет ни мягкости, ни доброты, Медведь, и в этом нет ничего хорошего. Родителям Кэсси будет больно. Они потеряли дочь, и им отчаянно хочется, чтобы она нашлась живой и здоровой в Мексике. Но и я и ты, Медведь, знаем, что этого не случится. Мы знаем, что ее там нет.

Какое-то время Медведь ничего не говорил, как будто надеясь, что я каким-то образом исчезну и перестану мучить его.

— Что он тебе предложил?

Его плечи чуть вздрогнули, но он, кажется, был рад возможности сознаться.

— Он обещал мне пять сотен и, возможно, подсказать насчет работы. Мне деньги нужны. И работа нужна. Это непросто — найти работу, если ты попадал в истории. Он сказал, что ты им ничем не можешь помочь, и что, если я расскажу эту историю, я им сильно помогу в общем-то.

Я почувствовал, как напряжение у меня между лопатками постепенно спадает, но при этом я ощутил и сожаление, слабое отражение того разочарования, которое ожидает Блайтов, когда я подтвержу им, что Медведь и Сэндквист солгали им насчет их дочери. Но я не мог найти в себе сил, чтобы обвинить одного Медведя.

— У меня есть кое-какие друзья, они могли бы помочь тебе насчет работы, — сказал я. — Им мог бы пригодиться помощник в Пайн Пойнт. Я могу замолвить за тебя словечко.