— Скажите, товарищ Исаев, можно ли создать такой Документ или Инструкцию, с помощью которого любой наш красноармеец с четырехклассным образованием сможет воспользоваться этим изделием? Я думаю, что кроме вас, на этот вопрос никто ответить не сможет, как и создать такой документ. Я имею в виду — разработать сейчас, в течение нескольких дней, не дожидаясь разработки полного Наставления.

— Да, товарищ Сталин, я полагаю, что такой документ в виде памятки с рисунками  сделать можно.

— С рисунками? Да, это разумно, товарищ Исаев. И еще вопрос, — какой прицел в настоящее время  у изготовленного Изделия?  Я помню, вы говорили об оптическом прицеле.

— Прицел обычный, механический, как у винтовки. Оптический прицел  нашему КБ просто не сделать.

— Хорошо, тогда я распоряжусь, чтобы начали массовое производство определенной партии изделий с тем, чтобы у нас был стратегический запас, на всякий случай. А вам поручается разработка технического задания на оптический прицел и памятки по использованию изделия. Да, образцы стали уже изготовлены и отправлены в адрес вашего КБ. Вы их получите в ближайшее время. До свидания, товарищ Исаев.

— До свидания, товарищ Сталин.

И вновь началась напряженная работа, на которую, несмотря на простоту, потребовалась целая неделя. Николай писал, правил, переписывал, несколько раз ходил на полигон, чтобы посмотреть на стреляющих, и самому сделать выстрел для отработки памятки. Затем, сообразив, что памятку нужно отработать на живых людях, попросил Ивана Антоновича договориться с комендантом города, чтобы на полигон присылали красноармейцев комендатуры. Солдаты взвода охраны, постоянно присутствующие на полигоне, для этого не годились, так как, наблюдая за стреляющими, они уже все изучили без каких-либо инструкций.

Николай просто давал красноармейцу гранатомет, гранату и проект своей памятки, наблюдая за его действиями, и при необходимости вносил коррекцию. Прежде всего, помня свой опыт, он добавил в начале, и в конце памятки крупными буквами:  «ПОМНИ! ОТДАЧИ НЕ БУДЕТ!» Каждому красноармейцу за проявленное усердие вручил по пачке папирос «Беломорканал» (которые купил в магазинчике), чему бойцы были очень рады, уже не говоря о том, что они были просто счастливы, оторваться от рутинной службы. И, вспомнив свое обещание, отнес слесарю-сборщику моршанскую махорку.

Некоторая проблема возникла с рисунками, так как Николай рисовать не умел, но огромную помощь ему оказала чертежница Валя, которая, заметив его тщетные старания, быстро сделала нужные рисунки.

Николай показал проект памятки Ивану Антоновичу и начальнику полигона, которые все одобрили, поразившись простотой и краткостью изложения сложного вопроса. — Я бы так не смог, — простодушно сказал Иван Антонович, — у меня бы получилось раза в два длиннее. Зоя быстро напечатала памятку, вставила рисунки, и отправила памятку в Наркомат фельдъегерской почтой.

Но на этом, к сожалению, полоса везения закончилось, и пошли сплошные неприятности.

Сначала, при перегрузке стального листа с прибывших платформ на вагонетку, оборвало строп, которым тяжело травмировало рабочего, слава богу, не до смерти, которого, тем не менее, госпитализировали. Начальник производства заявил, что кран-балка ангара не рассчитана на такие тяжести, и категорически отказался перегружать «тяжеленные железяки». И тогда образцы броневой стали начали вывозить на полигон маневровым паровозом прямо на железнодорожной платформе.

Затем при продолжении испытаний неточный выстрел вдребезги разнес колесную пару платформы, одновременно повредив рельс. Платформа застряла на месте, накренившись, а испытания пришлось приостановить. Иван Антонович доложил о случившемся в Наркомат, и через несколько дней к ним прибыло подразделение железнодорожных войск, которое все восстановило.

Николай, между тем, готовил техническое задание на оптический прицел, а девушки-чертежницы, Валя и Галя заканчивали снимать кальки с готовых чертежей, чтобы отправить их в Наркомат для передачи в серийное производство.

В один из таких обычных дней, когда испытания после повреждения платформы еще не возобновились, чертежница Галя пришла на работу с небольшим опозданием.

— Ох, извините, Иван Антонович за опоздание, — сказала она, чуть отдышавшись, — но у нас дома такие дела, такие дела… Галя, как и ее напарница Валя, была местной, и жила у себя дома, а не в пансионате, как остальные сотрудники КБ.

Она скинула свое пальтишко, и все увидели, что на ней белая, праздничная кофточка, а на груди, на цепочке висит кулон необыкновенной красоты. Раскрасневшаяся от быстрой ходьбы по морозцу, и в праздничном наряде, Галя выглядела необыкновенно симпатичной.

— «Какая славная девушка», — подумал Николай.

А Галя подозвала Валю и Зою, и они о чем так долго щебетали, что Иван Антонович не выдержал и подал голос: — Девочки я вам хочу напомнить, что сегодня нужно обязательно закончить кальки.

— Мы все сделаем, Иван Антонович, — ответили девушки, — у нас уже почти все готово, вы даже не сомневайтесь.

Девичьи секреты утаить невозможно и уже через час весь коллектив КБ знал о происшедших в доме Галя событиях. Оказалось, что сегодня утром, когда Галя уже собиралась идти на работу, к ним в дом заявился незнакомец в военной форме, который представился Иваном Ивановичем. Он сообщил, что прибыл по поручению отца Гали, что они вместе находились в госпитале, что незнакомца выписали и комиссовали, а отец после ранения идет на поправку, и его тоже скоро выпишут. И еще он передал гостинцы: две упаковки хорошего туалетного мыла, большую шоколадку «Золотой Ярлык» и этот кулон. Еще незнакомец настоял, чтобы Галя его непременно надела.

— Я ему говорю, — поясняла Галя, — что это какая-то буржуйская штучка, и советской девушке-комсомолке такие вещи совершенно не к лицу. А он мне и говорит, что советской девушке-комсомолке очень даже к лицу надеть подарок отца, героя войны. Ну, я и согласилась, и надела, но оказалось, что этот кулон совсем не гармонирует с моей обычной кофтой, в которой я хожу на работу. Вот и пришлось достать мой любимый наряд, который я не надевала с тех пор, как началась война. Кулон, конечно, шикарный, но я к таким вещам непривычна и, скорее всего, больше его надевать не стану. А этот военный так и сказал, что одного раза ради отца будет достаточно. Смешно это как-то, правда, девочки?!

Девушки пощебетали, пощебетали и принялись за работу, а работники время от времени подходили и рассматривали кулон. В конце концов, не утерпел и Николай. Кулон был замечательным, это было подлинное мастерство незнакомого ювелира. Скорее всего, он был изготовлен из драгоценных металлов и драгоценных камней и имел большую стоимость, но ни сам Николай, ни сотрудники КБ в этом не разбирались.

Николай, с разрешения Гали, взял и подержал кулон, взвесив его на руке — он был довольно тяжелым, и как бы грел руку. — Да, очень красивая штука, — сказал он, всматриваясь,  — особенно вот эта центральная часть, похожа на смотрящий на тебя глаз.

— Да, я тоже обратила на это внимание.

— Интересно, откуда у твоего отца такая штука?

— А этот товарищ, военный сказал, что папа забрал его у немецкого офицера, которого он захватил в плен. Николаю показалось, что в этот момент на лице девушки промелькнула тень некоторого сомнения, но она быстро исчезла.

— Эх, Галя-Галина, до чего ж ты хороша, — перебил разговор, проходящий мимо пожилой сотрудник, Иван Васильевич, выполняющий функции фотографа. — И как тебе этот кулон к лицу. Будь я помоложе, я бы за тобой точно приударил, да где ж мои семнадцать лет… Или двадцать семь, ну, тридцать семь, на крайний случай. Знать, не судьба.

— Да ну вас, Иван Васильевич, скажете тоже… — сконфузилась Галя.

— Есть женщины в русских селеньях, с спокойною важностью лиц, с красивою силой в движеньях, с походкой, со взглядом цариц, — продекламировал Иван Васильевич бессмертные строки знаменитого русского поэта Некрасова. — Это о таких, как ты, он написал. У меня такое подозрение, что среди твоих предков были столбовые дворянки, как написано где-то у Александра Сергеевича Пушкина. Иначе откуда бы у тебя был так взор — как у царицы или какой-нибудь графини?