Это была квартира словно из другого мира, совсем не похожая на те, в которых Огородов жил прежде и какую купил пять лет назад. Собственная квартира располагалась в старом добротном доме, на третьем этаже, с отделкой в традициях респектабельной классики. Арендованная — в доме новом, в стиле хай-тек, с совершенно очевидным молодежным духом. Впрочем, квартира и предназначалась изначально молодому парню, сыну весьма крупного бизнесмена, который сам заказал себе дизайн, но который не жил здесь ни дня, потому как укатил то ли в Москву, то ли в Лондон. На Валерия Леонидовича его новое жилье действовало совершенно неожиданным образом — с явным омолаживающим эффектом.
С хозяйкой, пожилой дамой Елизаветой Андреевной, матерью бизнесмена и бывшей многолетней преподавательницей сольфеджио в музыкальной школе, Валерию Леонидовичу тоже повезло. Она обитала в этом же подъезде, этажом выше, была женщиной воспитанной, любезной и своим соседством никак не докучала. Иногда они пересекались в лифте или во дворе, обменивались парой вежливых фраз, и не более того. Если бы Огородов намеревался остаться в Губернске навсегда, то непременно попытался бы выкупить у Елизаветы Андреевны квартиру, однако укореняться здесь он не планировал, а планировал поработать усердно, показать себя с наилучшей стороны, а затем перебраться в Москву — в хорошее, естественно, место и на хорошую, разумеется, должность.
Он всю жизнь делал карьеру своими стараниями. Ну да, с Губернским аэропортом ему повезло — он никак не ожидал. Но коли случилось, значит надо доказать, что случилось не зря. И он, Огородов, достоин и этого везения, и своего дальнейшего продвижения.
В последние дни настроение у него было тревожное, и особенно после вчерашнего разговора с Малафеевой, которая летала в Москву к руководству, вернулась со своими подозрениями, вернее, не своими, а которыми поделилось начальство. Все это очень не нравилось Валерию Леонидовичу своей закрученностью и непредсказуемостью.
В восемь утра Огородов спустился во двор, где его ждала служебная машина, и увидел Елизавету Андреевну. Она выгуливала свою собачку Пу сю — крохотное пучеглазое существо. Выгуливалась Пуся, исключительно сидя на руках, свои естественные надобности справляла дома в лоточек, а на улицу хозяйка выносила ее подышать воздухом — для здоровья и хорошего аппетита.
— Доброе утро, — поздоровался Огородов.
— И вам доброго утра, — любезно отозвалась Елизавета Андреевна.
Собачка вежливо тявкнула.
— Прошу прощения, Валерий Леонидович, но могли бы вы мне уделить пару минут? — спросила Елизавета Андреевна, и Огородов заверил, что вполне может. — Ничего нового не слышно про Эдика Марадинского?
«Про Эдика?» — мысленно удивился Огородов. Елизавета Андреевна, словно почувствовав это удивление, махнула рукой (собачка тут же кивнула головенкой):
— Я ведь Эдика еще мальчиком знала. Он у меня в музыкальной школе учился. Очень славный был мальчик, способный, жаль, дальше не продолжил. А вот общаться со мной продолжил, с праздниками всегда поздравлял… Я его потом с сыном своим познакомила, у них даже какие-то общие дела возникли, уж не знаю — какие. Но когда я узнала, что его убили… Ой… — Елизавета Андреевна прижала к груди собачку, как прижимают руки к сердцу (собачонка с полным пониманием эмоций хозяйки даже не пискнула). — Всю ночь не спала. Так жалко…
— Жалко, — сочувственно согласился Огородов.
— И вас жалко, — вздохнула Елизавета Андреевна. — Только приехали, только, можно сказать, на должность заступили, и сразу такая неприятность.
— Увы… — вздохнул в ответ Валерий Леонидович.
— Так что-то слышно? Говорят, московские следователи работают…
— Работают. Но нас, гражданских, в том числе меня, ни о чем особо не информируют, — не стал скрывать Огородов. — Поэтому я сам мало что знаю…
— Ну уж вас могли бы держать в курсе, — укоризненно произнесла Елизавета Андреевна. — Я надеюсь, этим следователям не приходит в голову подозревать в чем-то вас, человека совершенно нового?
— Ну а почему бы и нет? — усмехнулся гендиректор. — До моего появления ничего подобного не случалось. А я появился…
— Глупости! — громыхнула мажорным форте бывшая преподавательница сольфеджио и тут же продолжила в минорной тональности: — Сегодня хоронят Эдика, сын собирается на прощание. Вы, вероятно, тоже?
Ни о каких похоронах Валерий Леонидович не знал и мгновенно разозлился. Георгий, помощник, доставшийся от прежнего директора, должен был предупредить, однако же явно все прошляпил. Этот Георгий раздражал своей степенностью — по мнению Огородова, помощнику следовало быть гораздо шустрее. «Пора увольнять», — подумал Валерий Леонидович, пробормотал Елизавете Андреевне какие-то невнятные слова, попрощался и сел в машину. И уже затем набрал номер.
— Георгий, вы в курсе, что сегодня похороны Марадинского? — даже не поздоровавшись, спросил он подчеркнуто сухо.
— В курсе, — подчеркнуто спокойно ответил помощник. — Процедура прощания начнется в час дня в Центральном ритуальном зале.
— А почему я не знаю? — процедил начальник.
— Потому что окончательно все стало известно вчера в семь вечера. Вы уже уехали из аэропорта в театр на оперу «Князь Игорь». Я посмотрел, опера заканчивалась уже достаточно поздно, я не стал вас беспокоить, — не меняя интонации пояснил помощник. — К тому же сегодня, согласно вашему графику, у вас в час дня видеоконференция с Москвой, так что вы, как мне кажется, не смогли бы поехать на прощание.
— А вам не кажется, что от аэропорта следовало хотя бы послать венок? В конце концов, Марадинский, помимо всего прочего, был партнером аэропорта.
— Венок я заказал, — невозмутимо произнес Георгий. — Его доставят к нам сегодня в одиннадцать часов. Я как раз хотел вам доложить, что венок будет из живых цветов, искусственные для нас не солидно, а на траурной ленте планируются слова: «С прискорбием — от руководства Губернского аэропорта». Но если вы возражаете, слова можно заменить. Это сделают быстро, я на всякий случай договорился.
— Нормальные слова, и живые цветы тоже правильно. Вы сами съездите на прощание.
— Хорошо. Я специально на всякий случай надел соответствующий костюм.
«Нет, — подумал Огородов, — увольнять Георгия явно преждевременно».
Уже на подъезде к аэропорту позвонили из областной администрации, предупредили, что вечерним московским рейсом возвращается губернатор. Сидеть на работе почти до десяти вечера Огородов вообще-то не планировал. Да и особой нужды, по большому счету, не было никакой. Прилет — не вылет, когда всякое может случиться, типа задержки рейса, как в нынешний понедельник, и директору пришлось выступать в роли заботливого хозяина. Тут все проще: даже если рейс задержится, из самолета никто никуда не денется, а потом к трапу подадут машину VIP-зала, губернатор пройдет через зал и уедет в город. Всех дел на несколько минут. Прежний директор сроду подобными встречами себя не обременял. Проводами, впрочем, часто тоже.
Но Огородов считал, что себе он такое позволить пока не может. Вот через какое-то время, перестав быть новичком, — другое дело, А пока нельзя пренебрегать любым общением с губернатором, тем паче сейчас, когда в аэропорту случились такие трагические события. Не исключено, у губернатора возникнут какие-то вопросы, на которые, скорее всего, у гендиректора не найдется ответов, однако тут он точно ни при чем. А вот начальнице VIP-зала послаблений не будет никогда. Должность, в конце концов, обязывает быть под рукой не просто у очень важных, а самых важных персон.
Огородов намерился позвонить Егоровой прямо тут же, однако машина подъехала к административному корпусу, и он решил, что отдаст соответствующие распоряжения после общей планерки.
В кабинет, однако, он даже не зашел, перехваченный на пороге секретаршей.
— Валерий Леонидович, звонил полковник Купревич, просил, чтобы вы сразу заглянули к нему.
— А почему он позвонил в приемную, а не мне на мобильник? — удивился Огородов.