Аркадий Михайлович подумал, что сейчас вновь прозвучит нечто типа «И знаете почему?», и пошел на опережение, спросив:

— И почему вы так решили?

— Во-первых, очень быстрые и четкие действия. Мы попытались воссоздать картину. Получается примерно так. Марадинский открывает дверцу кабинки, переступает порог, преступник тут же упирается ему в спину рукояткой ножа, нажимает кнопку. Марадинский, ничего не успевая сообразить, падает вперед. Все занимает буквально мгновение. Во-вторых, удар — точно в сердце. Уверяю вас: просто так, одним ударом попасть человеку в сердце… причем через одежду, через куртку… это требует серьезного навыка.

— Неужели Марадинский даже не вскрикнул? — озадачился Казик.

— Может, и вскрикнул. Только его вряд ли кто услышал. В это время в туалете наверняка никого не было. Понимаете, цоколь не слишком популярное место. Он единственный оставшийся от прежнего здания, которое во время реконструкции снесли, а на этом месте построили новый терминал. Туалетами там мало пользуются, туда даже пандуса нет. Зачем куда-то спускаться, когда в терминале достаточно туалетов? Мы проверили: в то время, когда Марадинского могли убить, в цоколь спускались всего пять женщин и трое мужчин. Никто особо не задерживался. Мы вообще посчитали всех, кто входил-выходил в течение часа. И — что особенно важно! — ни у кого не было чемоданов.

— А из этих троих мужчин никто не заметил мертвое тело? — уточнил Казик.

— Мы всех троих нашли, причем на редкость быстро. Побеседовали с ними вчера, никто из них ничего не заметил. Правда, один припомнил, что дверцы свободных кабинок были приоткрыты, а в дальней кабинке — закрыта. Он, естественно, подумал, что там занято. Мы, конечно, продолжаем проверять и этих мужчин, и пятерых женщин, однако все они явно случайные люди. Профессионал, совершенно очевидно, действовал гораздо хитрее.

— Тоннель прорыл? — хмыкнул Аркадий Михайлович и тут же устыдился: нашел время шутки шутить.

— Не тоннель, разумеется, — проигнорировал иронию полковник. — Но явно предварительно все изучил — в терминале скрытых камер нет. Зато есть серьезный изъян. Видеокамер в аэропорту достаточно, однако ни одна не фиксирует, что делается в цоколе. Максимум две верхние ступеньки. Мы тех восьмерых вычислили только потому, что они спускались на эти ступеньки, а потом из видимости пропадали. Более того, обнаружили, чего раньше вообще никто не замечал. По обе стороны спуска в цоколь — две колонны. А за ними метра два — мертвая зона. То есть человек мог зайти за колонну, спуститься в цоколь, и камеры бы его не зафиксировали.

— Н-да… — пробормотал Казик, но Купревич махнул рукой:

— Все это я вам рассказываю для понимания общей картины, с этим подробно разбираются наши специалисты. Однако имеется еще одна версия. Дело не просто в личности Марадинского. Дело прежде всего в самом аэропорте! Партнера аэропорта надо было убить непременно в аэропорту!

— То есть вызвать большой скандал и кого-то конкретного подставить?

— Именно. Вопрос: кого?

— Вероятно, в первую очередь генерального директора?

— Вполне вероятно, однако нелепо. Валерий Леонидович Огородов работает всего два месяца, по сути, еще осваивается. Никому поперек горла встать не успел, ничего принципиального сделать — тоже. Если есть какие-то огрехи, то это пока не его огрехи. Поэтому рассчитывать, что его уберут с должности, довольно глупо. Аналогичная ситуация с начальником Службы авиационной безопасности Сергеем Геннадьевичем Дергачевым. Он опять же человек совершенно новый, появился в аэропорту буквально на несколько дней раньше Огородова. И тоже еще нигде ничего попортить не успел. Вот кому можно счет выставить, так это Юрию Александровичу Лавронину, который работает замдиректора по безопасности уже семь лет. Но!.. — Купревич выдержал паузу, посмотрел многозначительно куда-то вверх. — Это птица высокого полета, до нее, образно говоря, не всякая пуля долетит, да и стрелять в такую птицу совершенно бессмысленно. Как в орла из рогатки.

— Такой солидный господин? — спросил Казик.

— Авторитетный, — подчеркнул Купревич. — Бывший замначальника областного ГУВД, полковник, семь лет назад ушел в отставку и сразу переместился на должность замдиректора аэропорта. За все годы никаких нареканий, как раз наоборот — почти образцово выстроил здесь все, что касается безопасности. Мало того, у него прекрасные отношения с нужными людьми в Москве, с очень многими влиятельными людьми города, включая силовиков. То, что вам так быстро сделали нужный пропуск, — как раз его заслуга, он обо всем оперативно договорился. К тому же Лавронин приятельствует с губернатором.

— Ценный человек, — согласился Аркадий Михайлович.

— Особенно для Огородова. Тот ведь здесь птица неведомая, а ему нужно поскорей попасть в стаю, то есть войти в круг местной элиты. Чай, не парикмахерской заведует — аэропортом командует. И здесь главный помощник — орел Лавронин, который, кстати, весьма активно Огородова со всеми знакомит. Вот с губернатором познакомил буквально через неделю, причем общались не в кабинете, а в загородной резиденции, можно сказать, неформально. Поэтому подставлять Лавронина… В расчете на что? — покривился Купревич. — На то, что его уберут, а кого-то другого поставят? Но кого и зачем? Особенно после такого инцидента? Кадровые вопросы решают директор и собственники, а для них Лавронин чуть ли не самый ценный кадр. Одним словом… — Полковник уставился на Казика, и Аркадий Михайлович внутренне поежился: это был взгляд из того, самого глубинного, «слоя» — решительный и даже жесткий. — …это не просто убийство. Это нарочито наглое убийство! А наглость — из категории эмоционального. Есть мотив, который пока совершенно не понятен и явно имеет психологическую основу. По крайней мере, мне так кажется… — Взгляд устремился к верхнему «слою», став любезным и почти ласковым. — В общем, вы, Аркадий Михайлович, — Купревич похлопал ладонью по ноутбуку, — поизучайте свежим глазом, подумайте над мотивами. Понимаю, вы практически ночь не спали, наверняка устали… но постарайтесь не затягивать.

— Я совершенно не устал, — заверил Казик и вышел из комнаты.

В конференц-зале его ждал Гаврюшин. Он что-то рассматривал в телефоне и улыбался.

— Севастьян! — окликнул Казик. Гаврюшин вздрогнул, оглянулся и вмиг стал серьезным. Даже озабоченным. — Я сейчас в гостиницу, а вы можете идти по своим делам.

— Да, конечно, но… Тут звонил Юрий Александрович Лавронин… замдиректора по безопасности… Просил, чтобы вы к нему зашли… Здесь рядом… на этаж подняться, — тоном, вроде как извиняющимся за беспокойство, произнес Гаврюшин.

— С превеликим удовольствием! — заверил Аркадий Михайлович.

— Я совершенно не собираюсь вас в чем-то обвинять, Юрий Александрович. Вы работаете достаточно давно, и к вам не было никаких нареканий. До сегодняшнего дня… Согласитесь, такое преступление в аэропорту — в сфере вашей ответственности. — Судя по тону, генеральный директор действительно не обвинял, скорее, сочувствовал, но Лавронин понимал: да, камень упал в его огород. Причем еще какой камень! — И кого убили? Эдуарда Борисовича Марадинского, делового партнера аэропорта, я уж не говорю, что зятя владельца крупнейшей страховой компании. Вы думаете, это случайность?

— Не думаю, — признал Лавронин.

— Значит, было нечто, что привело к подобной ситуации. И связано это не только с компанией «Гранит», но и непосредственно с аэропортом, — с досадой произнес Огородов. — А хочу вам напомнить, Юрий Александрович, что именно в вашем ведении отдел экономической безопасности. Именно этот отдел, которым вы так дорожите и гордитесь, не только проверяет, но и в постоянном режиме отслеживает всех наших деловых партнеров, особенно достаточно серьезных. Или страховая компания «Гранит» перестала входить в сферу интересов ваших подчиненных? Или ваши экономисты-разведчики потеряли квалификацию?

Экономисты-разведчики… Надо же, какое название придумал. Хотя по сути… и разведчики, и контрразведчики, и пограничники, охраняющие деловые рубежи аэропорта.