— Хорошо, — легко согласился Казик. — Вон там лавочка, — он кивнул в окно, — там я посижу, вас подожду.

— Да-да, — быстро пробормотала продавщица.

Ждать, однако, пришлось недолго. Минут через семь из павильона вышла компания с большим пакетом, а еще через пару минут позвонил Гаврюшин.

— Аркадий Михайлович, я здесь, где служебный вход, беглянку поймал.

Казик обошел павильон и метрах в десяти, рядом с пышными кустами увидел Гаврюшина, крепко сжимающего локоть Мавлюды Атоевой. Вид у женщины был весьма жалкий. Она стояла сгорбившись, опустив голову, словно прикрываясь от ударов судьбы.

— Сбежать хотела, — сообщил старший лейтенант.

— Ну зачем же вы так, Мавлюда Умидовна? — укоризненно произнес Аркадий Михайлович. — Я ведь вам ничего плохого не собираюсь сделать.

— Правда? — с надеждой спросила женщина.

— Совершеннейшая правда! — заверил Казик. — Я вас только спрошу, вы мне честно ответите, и живите себе дальше спокойно. Но без вранья! Потому что вот этот молодой человек — старший лейтенант полиции, он вас запишет на телефон, и, если вы попытаетесь обмануть или что-то утаить, у вас будут очень большие неприятности.

«Н-да… — подумал психолог, — все-таки неформального душевного разговора не получилось, и от меня попытались сбежать, и хорошо, Гаврюшин подстраховал».

— Да чего ж мне обманывать-то? — горестно произнесла Атоева. — Я ведь ничего плохого не сделала. Я ж только хорошему человеку помогла.

Ну а дальше она поведала о том, что и предполагалось с самого начала. К ней в субботу заглянул в павильон Марадинский. Впрочем, ни его имени, ни фамилии Мавлюда не знала, по фотографии поняла, о ком речь идет. Тот хороший человек попросил взять на паспорт Атоевой сим-карту, объяснил: свой паспорт забыл у друга за городом, друг уехал на неделю куда-то далеко, а сим-карта нужна срочно. Мавлюда решила, что ничего противозаконного здесь нет, сама пользуется симкой двоюродного брата. Она и не стала возражать, тем более, человек действительно хороший да еще и полторы тысячи дал за беспокойство. Правда, попросил никому об этом не говорить, дескать, неприятности он может получить за то, что остался без паспорта. А через несколько дней племянник — тот мальчик, который в павильоне сидит и товар сторожит, показал по интернету убитого мужчину. И она, Мавлюда, очень испугалась. А сегодня вот к ней пришли, и она еще больше испугалась. Потому и сбежать решилась. Она ведь ничего плохого не сделала, а кто знает, как дело могут повернуть.

— Не беспокойтесь, — заверил Казик. — Никто вас ни в чем не собирается обвинять. Но и вы никуда не сбегайте. Незачем. А за информацию — спасибо.

И сунул ей в руку тысячу.

— Вы, наверное, тоже хороший человек, — неожиданно всплакнула Мавлюда Умидовна Атоева.

Малафеева прилетела из Москвы утром. Летала буквально на один день, вызванная в срочном порядке (причем напрямую, минуя Огородова) самым главным начальником — руководителем компании «АвиаАльянс» Альбертом Павловичем Пашковым.

Конечно, когда заместителем по экономике (опять-таки напрямую, не советуясь с Огородовым) назначили Малафееву, Валерий Леонидович понимал: Екатерина Александровна будет выполнять роль не просто ближайшего сподвижника, но и в определенном смысле контролера. В общем, вполне объяснимо: Огородов был для собственников аэропорта человеком новым, а Малафеева — давно своей. Надо отдать должное Екатерине Александровне: она оказалась очень знающим специалистом, надежной опорой и при этом человеком, никак не подчеркивающим свою «особость». Валерий Леонидович был уверен, что его зам ничего дурного не докладывает «на верх», да и повода директор, по собственному убеждению, не давал. Ему хватало трезвого ума понимать, какое место он занимает в этом бизнесе и что от него требуется.

Однако же то, что Пашков вызвал Малафееву, не соизволив даже слова сказать гендиректору, вызвало досаду. В конце концов, правила делового этикета следовало бы соблюсти.

— Я сейчас к вам зайду, — не спросила, а констатировала Малафеева, и это тоже неприятно царапнуло. Все-таки по правилам делового этикета следовало добавить вопросительный знак.

Он тоже не стал спрашивать, как она слетала в Москву. Хотя без всякого этикета, просто согласно обычной логике, следовало бы поинтересоваться. Лишь коротко поздоровавшись, кивнул:

— Присаживайтесь.

Впрочем, Малафеева и без его приглашения уже заняла место в кресле.

— Я прочитала ваш приказ о назначении Дергачева исполняющим обязанности… Но там ничего не сказано об отделе Старчука.

— А что с этим отделом? — изобразил непонимание Огородов.

— Вы его не стали переподчинять мне? — На лице Екатерины Александровны отразилось совершенно искреннее непонимание. — По-моему, сейчас вполне подходящий случай.

— А по-моему, совершенно не подходящий. Да, с самого начала я именно это и хотел сделать. По вашему, Екатерина Александровна, настоянию. Но вы помните, что произошло дальше? Старчук устроил самый настоящий демарш, пригрозил увольнением, Лавронин обрушился на нас всей мощью и отстоял своего любимчика. Да, я не стал вступать в конфликт с Лаврониным, потому что конфликтовать в аэропорту можно с кем угодно, но только не с Юрием Александровичем. Нравится нам с вами, Екатерина Александровна, или не нравится, но у нас пока с Лаврониным разные весовые категории. У него в городе все схвачено, охвачено, за все заплачено. И это надо учитывать. Именно он знакомит меня здесь с нужными людьми, и с губернатором я, между прочим, распивал чаи исключительно потому, что с ним неформально общается Лавронин. А так я бы имел в лучшем случае кроткую официальную встречу в губернаторском кабинете.

— Но вы же сами отправили Лавронина в ссылку, — напомнила Малафеева.

— Я отправил его лечить радикулит. У любого человека его возраста может обостриться радикулит, — внес поправку Огородов. — И именно эту версию мы будем отстаивать. Конечно, я его спрятал. Мне не надо, чтобы он тут красной тряпкой был. И Юрий Александрович, слава богу, все это прекрасно понимает. Но! — Директор постучал пальцем по столу. — Мне зачем сегодня поднимать шум из-за Старчука? Он ведь снова взъярится, примется жаловаться Лавронину, тот опять будет мне выносить мозг, наверняка все это получит огласку…

— Подумаешь, Старчук грозится увольнением! Можно подумать, он такой незаменимый! — с раздражением бросила Малафеева.

— Для Лавронина — незаменимый! И действительно хороший специалист. Мы с вами в этом смогли убедиться. Ту фирмочку, с которой мы собирались заключить в сущности копеечный договор и на которую никто особого внимания не обратил, Старчук умудрился на слои разложить и все-таки докопаться, что фирмочка — однодневка. А ведь и на первый, и на третий взгляд там был полный порядок.

— И все-таки мне кажется, именно сейчас…

— Сейчас нам категорически нельзя поднимать даже малейший шум! — резко оборвал Огородов, который никогда резко не разговаривал со своим замом, а уж тем паче не обрывал. — Вы же умная женщина, Екатерина Александровна, — перешел он на примирительный тон, — оцените ситуацию… У нас в аэропорту происходит убийство. Да не какого-нибудь дяди Пети, а Эдуарда Борисовича Марадинского! С которым я встречался и имел беседу за несколько дней до того. Причем не самую приятную беседу.

— Московские следователи это знают?

— О том, что мы встречались, — конечно. Я им сам сказал. Было бы глупо таиться. Это ведь не была тайная встреча двух разведчиков на подпольной явке.

— А о содержании вашего разговора?

— Ну-у-у… — Валерий Леонидович неопределенно пожал плечами, — Изложил в общих чертах. Что мы обсуждали варианты дальнейшего сотрудничества аэропорта и страховой компании «Гранит». В сущности все так и было. А то, что у нас возникли некоторые разногласия… я упоминать не стал. В конце концов, у деловых партнеров они постоянно возникают, но если одного из партнеров вдруг убивают, могут возникнуть ненужные подозрения… А это не надо ни мне, ни… — Огородов посмотрел многозначительно, — акционерам. И даже малейший конфликт, я имею в виду Старчука, в данный момент тоже крайне не желателен.