Валентина подошла и тоже помогает, даёт советы.

— Ребята, я не знаю, как её грузить в машину, — у меня просто вырывается беспокойство за Алину, — у неё может быть сломана шея и спина, ещё больше можем навредить.

— Андрей, я всё понимаю, но возьми себя в руки. — Это Валентина пытается меня успокоить. — Мы всё равно сейчас большего сделать не можем для неё. Рискнём так везти, дай Бог, довезём. Семён, машину подгони поближе, вон там в объезд можно подъехать.

И Семён ушёл, а мы дальше пытаемся собрать Алину. Валентина принесла одеяло, у неё в машине оно было, и верёвки. Мы аккуратно уложили Алину в одеяло, завернули и связали веревками, чтобы она как можно меньше шевелилась.

Семён подъехал, мы аккуратно погрузили Алину в машину. Я держал её на руках всю дорогу и гладил её волосы. Шептал: "Живи, любовь моя, живи!"

В больнице нас встретили, Валентина позвонила заранее. Несколько каталок и врачей уже ждали у приёмного пункта. Когда развернули Алину, врачи в шоке были. Её сразу куда-то увезли, я остался в коридоре. Хожу туда-сюда, места не могу себе найти.

Вышел врач и сказал, что Алину увезли в хирургию, и теперь только ждать. Позвонили заведующему, он едет.

Мне ничего не говорят, полная неизвестность. Семён и Валентина рядом со мной. Но я не могу с ними говорить. Мне очень плохо. Валентина посадила меня на скамейку в коридоре. Я стал ждать.

Где-то через час вышел ко мне Вячеслав Дмитриевич.

— Андрей Сергеевич, здравствуйте. — Я встал и пожал протяную руку. — Скрывать от вас ничего не буду. Повреждений очень много. Есть серьёзные травмы, не совместимые с жизнью. Но успокойтесь, шанс есть всегда. У меня в гостях, случайно, оказался лучший хирург страны, мы учились вместе. Он сам попросился на операцию Алины, попробует её собрать. Вместе с ним работают травматологи. Больше ничего сказать не могу. Всё остальное после операции. Андрей Сергеевич, поезжайте домой, операция может длиться очень долго. Я понимаю, что отдохнуть не получится, но попытайтесь.

— Я не поеду, спасибо за беспокойство. Я здесь посижу, подожду… Я не могу, просто…

— Хорошо, хорошо. Понимаю. Ждите.

И ушёл. Я опять сел на скамейку. Только ждать. Заведующий сказал, что шанс есть. Я подпёр руками подбородок и уставился в одну точку. Как бы только не свихнуться. Опять болит голова…

Я не помню, сколько времени прошло. Подошёл Вячеслав Дмитриевич, на нём одежда операционная, видимо, там был.

— Андрей Сергеевич, операция прошла успешно. Давайте присядем, сил уже в ногах нет. — Мы сели на скамейку, я очень волнуюсь, руки начинают трястись, я внимательно его слушаю. — Повреждения очень серьёзные, я не знаю, как она выжила. Это всё Олег, мой друг, он её спас. Вечно молитесь за этот талант и его золотые руки. Теперь по травмам. Сотрясение головного мозга, но осложнений нет, в кому не впадала, частичная потеря сознания. Думаю, последствий сильных здесь не будет. Переломы: обе руки, одна нога, шесть рёбер со спины и со стороны груди, повреждение шеи, но не серьёзное. Говорить несколько дней не будет. Позвоночник целый. Теперь по внутренним повреждениям: разрыв селезёнки, разрыв печени, сильный удар по поджелудочной, кровоизлияние в брюшной полости. Большая кровопотеря.

Он мне всё это озвучивает, а у меня волосы дыбом встают и, кажется, седеют. Я в ужас прихожу. Как же надо было её бить?

— Вячеслав Дмитриевич, её что… п-пинали?.. Такие повреждения..

— Видимо, да. По силе удара… Её убивали, Андрей Сергеевич. Мальчиков, которые за неё вступились, тоже хотели убить, чтобы свидетелей не было. Служебную записку мы в полицию отправили, заявление Алина напишет, или вы за неё. Так, по Алине ещё кое-что. Андрей, она беременна была, у неё выкидыш.

Я схватился руками за лицо, сердце так защемило, что сил нет терпеть. Я сильно сжал зубы и, то ли зарычал, то ли завыл. Слёзы текут ручьём, очень больно, невыносимо больно.

— Андрей Сергеевич, успокойтесь. Срок очень маленький был, недели две. Повреждений матки нет, дети будут, не переживайте. Главное, чтобы она сейчас выкарабкалась.

Он обнял меня за плечи и похлопывает, чтобы я успокоился. А я не могу успокоиться. Какими же уродами надо быть, чтобы запинать девочку до смерти. Мрази, задушил бы собственными руками. Ненавижу!

— Вячеслав Дмитриевич, можно мне к ней?

— Она в реанимации, за ней наблюдают. Не беспокойся сейчас за неё. Иди, поспи, потом придёшь.

— Я не смогу заснуть, пока она в себя не придёт, пока я её не увижу. Я здесь посижу тогда.

— Ладно, сделаем так. Иди в гостиницу, сними номер и сходи в душ. Переоденься в чистую одежду. Таким я точно тебя не пущу к ней.

— Я снял уже номер в соседней гостинице, — к нам Семён подошёл, — только Андрей ничего не видит и не слышит. Алина одна на уме. Пойдём, брат, я чистые вещи твои уже привёз.

— Вот и отлично. Идите, приводите себя в порядок. Я распоряжусь, чтобы тебя пустили. А я домой. Операция была тяжёлая, а через пару часов опять на смену.

— Спасибо, Вячеслав Дмитриевич, за всё спасибо, — сказал я доктору, — если бы не вы…

— О-о-о, это Алине спасибо. Она столько для нас сделала.

Ответил Вячеслав Дмитриевич и ушёл.

— Семён, ты здесь был? Я не видел тебя, — спросил я друга.

— Да ты вообще ничего видел. Но нормально всё. Я в деревню скатался, родителям пацанов всё объяснил. Двое со мной приехали. Валентина здесь с тобой была, я пару часов назад её сменил. Страшно смотреть на тебя было, пришлось за тобой смотреть, брат.

Улыбается и хлопает по плечу. И тем временем подталкивает к выходу.

Гостиница не далеко. Я вымылся и переоделся. Семён уговаривал немного отдохнуть. Но я не преклонен. Мне к Алине надо, смотреть на неё, за руку держать, слова красивые говорить.

Теперь главное, чтобы она поправилась.

АНДРЕЙ

МОЯ ДЕВОЧКА

Алина отошла от наркоза. Только потом опять уснула.

Смотреть на неё было страшно. Она вся перебинтована, даже лицо. Перед глазами всплывают моменты, когда я нашёл её в лесу, она вся сломана была. Снова ужас и боль затопили мой разум. Мне реально стало страшно, что я не смогу спасти мою девочку. Было очень сложно отключить этот страх и начать действовать, начать собирать её переломы и упаковывать её тело.

Сейчас я сидел рядом и держал её за руку. Не могу отпустить. Только когда проводили процедуры, я отходил, сидел на диванчике и наблюдал. В один момент вырубился просто, сидя на этом диване. Почти трое суток не спал, караулил девочку свою.

За домом Семён смотрит. Валентина несколько раз пыталась меня выгнать хотя бы в гостиницу, чтобы я отдохнул. Я здесь отдыхаю, рядом с любимой. Я слушаю её дыхание, и мне от этого спокойнее. Показатели с каждым разом улучшаются, значит, она идёт на поправку. Сегодня с лица сняли бинты… Сплошное сине-зеленое месиво. И я опять содрогаюсь от ужаса. Главное, чтобы Алина не заметила. Мне нужно, чтобы она была уверена в том, что всё заживёт, что всё будет хорошо.

Алина подключена к аппаратам, всё вокруг неё жужжит и пищит, на мониторах моргают циферки. Она жива, она со мной, моя девочка. Не хочу думать о плохом, чтобы даже мысли не проскакивало. Только за хорошее пусть цепляется Вселенная. Пусть мой цветочек выживет и зацветёт.

Это испытание показало, что я очень люблю Алину. Ни что не отвернёт меня от неё. Пусть останутся шрамы на теле, но душа-то остаётся её, моей девочки.

И мне снится прекрасный сон. Я и Алина ведём за руку мальчика лет пяти и девочку полутора лет. Мы гуляем вдоль реки, светит солнце, из-за этого вода в реке светится. Вокруг летают бабочки, очень красивые, разноцветные. Одна большая жёлтая бабочка села на нос нашей дочурки, она так заразительно смеётся. Мы все счастливы…

Сквозь сон слышу прерывистое и частое дыхание Алины. Резко соскакиваю и подбегаю к ней. Проснулась, что-то её тревожит. Я успокаиваю и даю немного попить. Еле расслышал, она про мальчишек спрашивает. Я сказал, что все живы, что сражались за неё, как львы.