Я накрываю её губы своими, и пальцами нахожу самое чувствительное место между её складочками. Алина стонет мне прямо в рот, и я ловлю этот стон, распаляясь ещё сильнее. Поднимаю её ногу выше, удерживая своей коленкой, и проникаю пальцами глубже. Сейчас с утра я могу с ней поиграть дольше. Я дразню её, то ускоряясь, то останавливаясь. Она уже скулит от перевозбуждения. Но я не даю ей кончить, пока не даю. Продолжаю мучить своими поцелуями и касаниями, прикусываю шею, опускаюсь к груди, зажимаю крепче сосок. Алина выгибается и уже кричит от удовольствия. У меня тоже уже нет сил терпеть. Я переворачиваю её на живот, поднимаю выше попу и надавливаю на поясницу, чтобы не поднимала плечи с постели, выдергиваю подушку из-под головы, чтобы сильнее прогнулась. Она тяжело дышит. Я вхожу резко и на всю длину. Её протяжный крик удовольствия касается каждого моего нерва, поднимая каждую волосинку на моём теле. Я продолжаю вдалбливаться в её податливое тело, а её крик перерастает в визг. Я рычу как зверь, овладевающий своей самкой. И мы оба в один момент срываемся в пропасть и летим, долго, наслаждаясь полётом. Рухнули на кровать без сил. Дышим.

— Милая, теперь ты всё запомнила? Или повторим?

— Ан-дрю-ша-а, пощади, давай попозже, ладно.

— Ладно, — я притягиваю Алину к себе поближе, — давай поспим ещё, сегодня выходной. Проснёмся и повторим пройденный материал.

Поцеловал её в макушку, и мы опять уснули.

АЛИНА

ЧТО ЭТО БЫЛО

Как только мы оказались в спальне Андрея, а она, кстати, вполне современная, меня просто накрыло вожделением. Я только посмотрела на кровать, представила себя голой в его объятиях, и всё. Дальше ничего не помню. Нет, помню, что мне было о-о-очень хорошо.

Я прожила с Мишкой почти четыре года, но такого не испытывала. Мне были приятны ласки Мишки, но не настолько же, не до помутнения рассудка, не до провала в памяти, где только дикое возбуждение и наслаждение.

Руки и губы Андрея творили такое, что вспомнить стыдно, но, чёрт, так приятно и крышесносно. А когда я разлетелась на миллион осколков под ним, то не помню, собралась ли обратно в своё тело, потому что мне так показалось, что я потеряла сознание.

А приходя в себя опять же от поцелуев и ласк моего мужчины, захотелось всё вспомнить и повторить. И мы повторили.

Ещё как повторили! Теперь я всё запомнила, ну, почти, всё ощутила и почувствовала. Разве так бывает? Мне кажется, что я визжала от удовольствия. Сначала было много, очень много нежной ласки, бесконечной просто. А потом он вошёл в меня так жёстко, что последние мозги и дыхание выбил. И своими движениями продолжил выбивать из меня душу. А потом опять потеря сознания… или сон…

Всё равно хорошо. О-о-очень хорошо, тем более в объятиях любимого мужчины. Здорово, что сегодня воскресенье.

Проснулась от голоса Семёна. Он звал Андрея со двора. Андрей уже одетый выходил из спальни, увидел, что я проснулась, подошёл и поцеловал.

— Спи, там Семён пришёл, меня зовёт. Надеюсь, ничего не случилось.

Я осталась лежать в постели, укрылась одеялом, потому что в доме стало прохладно. Конечно, обед почти.

Мужчины разговаривают, и я слышу имя "Ванька" и "сломал руку". Я быстро соскочила и стала одеваться. Вошёл Андрей.

— Я слышала, сейчас оденусь и побегу. Сначала за шиной и обезболивающим в больницу, у меня в сумке кончилось.

— Алина, успокойся, Ванька здесь, просто посмотри руку, потом будешь делать выводы.

Я выдохнула и правда немного успокоилась. Если Иван здесь и не плачет, может, ничего страшного.

Вышла на кухню, Иван сидит на стуле и молчит, но лицо красного цвета, значит терпит.

— Как ты, боец? Рассказывай, как получил ранение, и где болит?

Это я подхожу к Ивану и улыбаюсь, говорю нарочито спокойно, чтобы его не напугать. Семён снял с мальчика куртку, которая была накинута ему на плечи, и он сразу же схватился за плечо и поморщился.

— Молодец, Иван, держишься. Настоящим защитником будешь. Что случилось, ты упал?

— Да. Мы у бабы Маруси снег чистили, я с крыльца сметал, а там вода с края замёрзла. Я поскользнулся и упал на плечо, вниз головой.

Я сразу взялась за голову мальчика, ощупала тихонько, только небольшая шишка, раны нет.

— Да я головой в снег попал, а вот плечом ударился о нижнюю ступеньку, очень больно было, даже хрустнуло. Я подумал, что сломал руку.

— Ребята к тебе домой побежали, а у тебя закрыто, так Света ко мне пришла, чтобы я увёз в район, но я тебя нашёл, знаю, где ты теперь. Не обессудь, Алина.

Семён как-то виновато это говорит и глаза опускает. Если бы не ребёнок рядом, то он бы, наверное, ещё что-нибудь сказал.

— Семён, правильно всё. Где бы я ни была, это моя работа. Так, Иван, давай убирай свою руку с плеча, теперь я буду её держать.

Стала осторожно прощупывать. Иван терпит, зубы сжимает.

— Ванечка, скажи, здесь больно? — отрицание, — а здесь?

И он вскрикнул, но даже не дёрнулся. Я спустилась к локтю, затем посмотрела запястье и кисть. Всё целое, кроме плеча. Перелома нет, вывих сустава, поставить можно.

Мы с Семёном отошли от Ивана. Мне надо плечо поставить на место. Не хочу ребёнка пугать.

— Семён, обними Ваню за грудь и голову, прижми к себе и придержи. Просто вывих, я поставлю.

Сказала Семёну почти шёпотом. Он понял. Мы вместе подошли к мальчику и сделали всё так быстро и синхронно, что Иван не понял ничего. Только почувствовал мгновенную боль, которая быстро прошла. Он только "ах" сказал, но слезинка всё-таки потекла.

— Ты супер боец, брат, — это уже Андрей его поддерживает, — я бы с тобой в разведку пошёл.

Мальчишка улыбается и начинает потихоньку крутить плечом и рукой.

— Сильно пока не нагружай, я сделаю тебе повязку, пару дней подержи плечо в покое, договорились?

Я потрепала мальчишку по вихрам. Он кивнул.

— Спасибо, тётя Алина.

— Будь аккуратнее, ладно?

— Ага.

Зафиксировала плечо Ивану, подвесила на повязку и отпустила домой.

— Вань, не убегай, — кричит Семён мальчишке вслед, он уже подорвался бежать домой самостоятельно, — я тебя отвезу, передам матери из рук в руки. Алина, спасибо тебе. Да, кстати, Максимыч завтра в течении дня обещал заглянуть к нам сюда. Как говориться, провести профилактические беседы с населением. Потом посидим все вместе, обсудим. И, ребята, извините, что побеспокоил.

А сам улыбается ямочками. Вот не могу я привыкнуть к тому, что такой огромный бугай, а абсолютно милый, когда улыбается. И в ответ улыбнуться хочется.

— Нормально всё, Семён, — отвечает ему Андрей, пока я сумку свою убираю, — всё равно вставать пора, печь подтопить.

Мужчины вышли во двор, а я только заметила, что стою в тапочках на босу ногу и замерзать начинаю. Быстро прошла в спальню, надела тёплые гамаши и шерстяные носки. Надо завтрак приготовить. Или обед уже. Вещи разобрать, в конце концов. А то вчера некогда было, так и стоят в сумках.

Щёки вспыхнули, когда вспомнила, что мы вчера с Анрюшей творили. Внизу живота опять потянуло от вожделения, что пришлось бёдра сжать посильнее, чтобы успокоить пульсацию. Я хочу его, опять. Только ведь вспомнила. Андрей даже не прикасается ко мне, не смотрит своими чёрными глазами, его даже рядом нет. А я хочу всё повторить. Нимфоманкой заделалась, что ли? Нет. Точно нет. Это на Андрюшу только такая реакция.

Начинаю готовить, а вот и мой мужчина заходит в дом с дровами. Оставляет дрова у печи, отряхивается и снимает куртку. Подходит ко мне сзади, обнимает за талию и целует в шею. А у меня мурашки по всему телу.

— Я соскучился, — мурлычет мне в шею, — замёрзла? Давай погрею.

И продолжает дальше целовать. А у меня нож из рук падает, и ноги подкашиваются. Он обхватил меня сильнее, прижал к себе. А из меня только стон вырывается.

— Скажи, чтобы я остановился, — голос его хрипит и ещё сильнее заводит, — иначе мы замёрзнем или умрём с голоду. Я сам не могу остановиться, нет сил от тебя оторваться. Ты такая сладкая… Такая нежная… Вся моя… Хочу тебя… Сейчас…