— Алина, иди ко мне.

Она остановилась и посмотрела мне в глаза. Шаг, ещё шаг. Я притянул её к себе и поцеловал, в этот раз нежно. Всю дорогу от тёть Маши до дома Алины, от её дома до больницы, у меня внутри горело желание обнять мою девочку и поцеловать. Переживание за её жизнь ещё больше этому способствовало. Прижать к себе, закрыть собой, защитить, не отпускать от себя ни на шаг. Я маньяк, да? И поэтому в этот поцелуй я вложил все свои чувства, пусть моя девочка прочувствует всё и больше не боится.

— Сладкая моя… нежная такая… не могу оторваться от тебя… не отпущу… никогда… слышишь? — шепчу ей между поцелуями и ещё крепче к себе прижимаю.

— Слышу… не отпускай… я твоя…

— Останови меня, девочка моя, я сам не смогу, — отрываюсь от её губ и утыкаюсь в волосы, вдыхаю её аромат, — не могу без тебя, дышать не могу без тебя, ты нужна мне.

— Я твоя. Твоя. — Отталкивает меня от себя так не хотя. — Иди уже, мне работать пора. К бабулькам моим уже надо бежать.

— Хорошо. Будь осторожна.

Я вышел из больницы и пошёл к Алине домой. Труба в печи была забита, я вытащил почти ведро песка. Жизни Алины действительно угрожает опасность. Если бы печь разгорелась, то моя девочка бы задохнулась от угара. А так, она вышла на улицу, и её ударили по голове. Если бы не я, она бы замёрзла. Слишком опасно ей сейчас оставаться одной.

На всякий случай печь протопил, чтобы проверить, не завалилось ли ещё что в трубе. Дохлую курицу тоже спалил в печи, дорожки подмёл, на крыльце кровь оттёр. Дом закрыл на ключ, ключ взял с собой.

Дошёл до больницы, навстречу из дверей выходит Галина.

— Андрюшенька, какая встреча. Я так рада…

— Что ты сделала с Алиной? — я схватил Галю за локоть и тряхнул.

— Совсем взбесился! Ничего я не делала…

Но я уже её не слышал, забежал в кабинет как есть одетый. Она сидит за столом, пишет что-то. Я остановился и выдохнул. Ноги ватные.

— Тебя ни на минуту нельзя оставить. Что она здесь делала?

— Что случилось? Ты что так переживаешь?

— Алин, скажи, что здесь делала Галя, пожалуйста.

— Давление померить приходила, говорит, голова болит.

— И всё?

— Ну да. А почему ты спрашиваешь?

Я скинул куртку прямо на пол, за руку вытащил Алину из-за стола, притянул к себе и сжал до хруста. Она обхватила меня за талию и прижалась.

— Я испугался, думал, что она может тебе навредить.

— Почему она должна мне вредить? Я ничего плохого ей не делала. Вы с ней давно расстались, я тебя у неё не отбивала. Я думаю, что нет повода.

— Прости. Ворвался. Сейчас успокоюсь. — Вдох-выдох. — Докладываю: труба печи была забита песком. Если бы ты разожгла печь, то ночью бы задохнулась от дыма. Ты вышла из дома, на тебя напали. Если бы я поздно не возвращался домой, ты бы замёрзла. Тебе устраивают пакости возле дома, поджигают. Это мало поводов беспокоится за тебя? И подозревать всех подряд?

Пока я говорю, Алина подняла на меня голову, её взгляд по мере перечисления моих страхов за неё всё больше меняется в сторону ужаса, а её пальчики всё сильнее сжимают мой свитер. Она начинает хватать воздух полным ртом.

— Андрюша… это что же… меня хотят убить?

АЛИНА

ПОЧЕМУ-ТО СТРАШНО…

— Докладываю: труба печи была забита песком. Если бы ты разожгла печь, то ночью бы задохнулась от дыма. Ты вышла из дома, на тебя напали. Если бы я поздно не возвращался домой, ты бы замёрзла. Тебе устраивают пакости возле дома, поджигают. Это мало поводов беспокоится за тебя? И подозревать всех подряд?

Пока Андрей не перечислил мне всё это в одном ключе, я и не поняла, что кто-то хочет моей смерти. Я в ужасе смотрю на него и осознаю, что мне страшно.

Андрей до этого просто ворвался ко мне в кабинет. От меня только вышла Галина, он, видимо, встретил её у входа и напридумывал уже себе всяких ужасов.

Вот тоже мне заноза эта Галя. Зашла в кабинет, села на стул, не поздоровалась и смотрит на меня так, как будто не верит, что это я перед ней. И молчит, главное.

— Здравствуйте, Галина. У вас что-то случилось? Или вас беспокоит что?

— Беспокоит, — выдавила она из себя, ещё чуть помолчав, — давление. Голова в последнее время болит.

И продолжает смотреть на меня. Потом улыбнулась и, как бы с облегчением, выдохнула.

— Давайте померим давление, закатайте рукав.

Что она и сделала. Давление как у космонавта.

— Ваше давление в норме. Ещё что беспокоит?

Она хотела что-то сказать, но передумала.

— В норме, да? — опять молчит, да что же такое, — дай уже хоть какую-нибудь таблетку, что зря пришла.

Я пожала плечами, достала пачку аскорбинок и отдала ей.

— Пейте по одной таблетке утром и вечером.

Галина взяла пачку и вышла молча, даже "пока" не сказала.

Я нашла её карточку и заполнила. Что с ней такое, я не знаю, и спрашивать не пойду. Сама пусть идёт.

И тут ещё Андрей со своими ужасами, даже её подозревает.

А вдруг меня Богданов нашёл? Да нет, если бы он нашёл, то не стал бы со мной так мелко играть. Он встал бы передо мной в полный рост и, если уж смерти моей хочет, выстрелил бы мне прямо в лицо. Это точно не Богданов, тогда кто?

— Слушай, Алина, мне страшно оставлять тебя здесь в больнице одну. Ведь может зайти кто угодно и сделать что угодно.

У Андрея правда голос беспокойный. И выражение лица такое, что вот сейчас тут как сяду, никуда не уйду, буду караулить.

— У тебя дела, тебе уйти надо? — спрашиваю я, — так иди. Через десять минут ко мне придут четыре бабули на процедуры, они часа два здесь просидят, если не дольше. Они меня покараулят и защитят, если что. Иди, не переживай. Сегодня у убийцы выходной, он же думает, что меня убил.

Сама шучу, чтобы Андрей не беспокоился, а у самой поджилки трясутся от страха.

— Хорошо. Я сейчас тогда к Семёну, а потом сюда приду. Вечером пойдём к тебе и поговорим. Серьёзно. Я не хочу тебя потерять. Я только нашёл тебя.

И поцеловал, сначала нежно, а потом как накинулся на мои губы и язык. Как прижал к себе, весь воздух выбил из лёгких. А я сама на него набросилась, пальцами за волосы тяну. Мы уже оба стонем, мысль в голове формируется, что кушетка совсем близко. Но нет, он меня к стене прижал и под халат руками лезет. Тормозов совсем нет, ни у того, ни у другого, пока входная дверь не открылась и голоса не послышались.

Мы оторвались друг от друга, еле дышим, одежду на себе поправляем. Я быстро сажусь за свой стол, а Андрей на кушетку, волосы приглаживает двумя руками. И тут раздаётся слабый стук в дверь кабинета, заглядывает баба Нюра.

— Ой, Алиночка, прости, думала, никого нет. Мы все в сборе, ждём.

— Да, я сейчас освобожусь.

Выдыхаю, восстанавливаю дыхание.

— Чуть не попались, — Андрей тоже не дышал, — я пойду, твоя охрана на месте.

Я только головой мотнула, сил никаких нет. И это только поцелуй. А если… Ой, нет, думать пока не хочу.

Бабулечки мои отвлекли меня от мыслей об Андрее, и от того, что сейчас происходит в моей жизни.

Такое ощущение, что у них здесь место встречи. Процедуры прошли, и шли бы себе домой, так нет: косточки всем перемыли, про свои болячки рассказали, болячки соседского деда обсудили, тимуровскую команду поблагодарили. Через два с половиной часа сказали мне спасибо и пошли по домам.

А меня уже Андрей ждёт. Я пока всё обрабатывала и мыла, он мне рассказал о визите к Семёну.

Андрей всё ему выложил, как на духу. Что я ему сразу понравилась, что ревновал к Семёну. И о последних событиях в подробностях. Семён посоветовал меня одну не оставлять и что сам тоже будет тщательнее по сторонам смотреть. Потому что всё очень серьёзно.

Участковый к нам не приезжает, он в районе живёт, периодически Семёну звонит. В этот раз Семён сам звонить будет и обрисует ситуацию. Может, совет какой даст, может, сам приедет, шороху наведёт.

Было бы не плохо, чтобы приехал. Походил бы по улицам, в магазин зашёл, в больницу, с людьми поговорил. Ели этот пакостник в деревне, то полюбому испугается и одумается. Власть всё-таки, её все боятся.