— Да иди ты. Я же пошутил, — растерялся я от такого ответа.

— Ты спросил, Ваше Сиятельство, я ответил, — всё с таким же серьезным лицом продолжил Григорий. — Мне и самому доводилось лошадьми с перлами править.

— И как они себя ведут? Не брыкаются? — всё ещё не верил я в слова Гришки.

— Хорошо они себя ведут, если нрав покладистый. Ты же, барин, не кидаешься на всех подряд с плетью или саблей, когда на себя усиляющий перл надеваешь, а просто становишься сильнее. Так и лошади выносливее становятся, а не привередливее. Только на отдыхе перл надобно снимать с лошадей.

А ведь что-то есть в словах кучера, заставляющее ему верить. Я, например, усиляющим перлом тоже не постоянно пользуюсь, а по мере надобности. И спать я «под усилением» пробовал — не то чтобы не выспался, но и отдохнувшим себя утром не чувствовал.

Около Лиговского канала я попросил Гришку остановиться, спустился под мост со стороны выезда из города и обнаружил колодец Света. Не знаю, что и думать — то ли мне богини подыгрывают, то ли помогла свечка, которую я поставил в церкви после того, как нашёл колодец Движения под этим же мостом только с другой стороны канала.

— Григорий Фомич, тебе перл-фонарик случаем не нужен? — поинтересовался я у кучера, подходя к карете. — Будешь дорогу в темноте освещать, чтобы лошади ноги не поломали.

— Источник нашёл, Ваше Сиятельство? — улыбнулся в ответ Гришка, — Неоприходованный колодец рядом с городом — это большая удача. Думаю, он тебе, Александр Сергеевич, пригодиться для более серьёзных дел. Ну, а мне, как-нибудь при случае перл выправишь, если, конечно, желание не пропадёт. Если что, то до Гатчины по дороге ещё с дюжину мостов будет, если не более — могу у каждого останавливаться.

— Слушай, Фомич, а откуда ты знаешь про колодцы? — заинтересовали меня рассуждения кучера.

— Ваше Сиятельство, я вообще-то до недавнего времени директора Департамента внешней торговли возил. Находясь поблизости с таким седоком, чего только не узнаешь, — справедливо заметил Григорий.

А интересное предложение Гришка подал, я и в правду под многими мостами колодцы обнаружил, а кое-где и по два сразу. Интересное дело получается — по дороге в день тысячи людей проезжает, кто-то под мосты лезет, чтобы нужду справить, а колодцы не видят. Вернусь в столицу — не поленюсь и все мосты в округе проверю.

В Михайловское я прибыл в три часа пополудни. Приезд кареты в имение вызвал изрядный переполох. Ещё бы. Не часто здесь такие мажорные средства передвижения народу глаз радуют. Вышел я не сразу, так как последние вёрсты дремал, не выспавшись на постоялом дворе, где было шумно всю ночь. Поэтому у дворни было время, чтобы и княжеский герб обсудить, и на незнакомого кучера попялится, и стать коней оценить. А когда я начал выходить, то меня не вдруг и признали.

Да, над своим внешним обликом я перед визитом к Императрице изрядно поработал. А виноват Виктор Иванович. Мой тульпа где-то нарыл воспоминания Олениной о Пушкине и зачитал их мне: — «Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его. Да прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин…и неограниченное самолюбие.» Понятное дело, что после такой оценки девушки, сватовство к ней у Пушкина не сложилось. Зато мне прибавило забот, так как над каждым недостатком пришлось отдельно поработать, что в итоге заметно поменяло мой облик. Да и новая одежда, пошитая при помощи Ларисы, шляпа и штиблеты на каблуке тоже сыграли свою роль.

— Так это же барин наш! Александр Сергеевич приехал! — первым опознала меня глазастый Поползень.

— Ой, а мы не готовы, — всплеснула Акулина руками, — Даже хлеб-соль не успели поднести.

— Обойдусь, — прошёлся я взглядом по ладной молодке, нисколько её этим не смутив, а скорей, наоборот, доставив девушке удовольствие, — Кто сейчас в усадьбе за главного?

— Так я и буду, — улыбнулась Акулина, — А если не к дворне вопросы, то староста.

Надо же, никак она в ключницы выбилась, раз бабушка ей усадьбу доверила.

— Тогда распорядись, чтобы баню затопили. Потом надо будет кого-то с парой записок послать к Вульфам и к деду моему, и дядьку мне найдите, а то что-то я его не вижу.

— Всё в лучшем виде сделаю, барин, — поклонилась Аулька, и пошла следом, провожая меня в дом.

Чем можно гостя накормить, если дома ничего нет — это не про помещичью усадьбу. И четверти часа не прошло, как стол был накрыт, пусть и без горячих блюд, но перекусить можно было плотно. А там и блюдо с карасями в сметане принесли, с пылу с жару.

— Откуда рыба? — поинтересовался я у дядьки, с удовольствием расправившись с парой красавцев, начинённых кашей с яйцом.

— Первые сети опробовали. Пока лишь небольшую ставную ловушку соорудили, но по два — три ведра и утром и вечером саком выбираем, — доложил Никита Тимофеевич, — Дворня уже на рыбу смотреть не может. Приходится курам да уткам скармливать.

Хм. Ставные сети. Я про такие изыски не слышал. Всегда считал, что рыба в сетях путаться и застревать должна. Ан нет. Дядька мне пальцем на запотевшем подносе за секунды нарисовал примитивнейшую ловушку, с двумя крыльями и парой горловин, через которые рыба заходит, а обратно выбраться не догадывается.

— Я после бани в гости поеду. Постарайся к тому времени мне пару корзин с карасями организовать и мокрой травой их пусть переложат, чтобы я смог рыбу живой довезти, — тут же возник у меня план, кто у нас в первых покупателях сетей окажется.

Понятно, что ни о какой наживе речи пока нет, но хоть какую-то рекламу своей новой продукции я обеспечу.

— Барин, банька готова, — заглянула к нам Акулина.

— Иду, — подорвался я с места, так как в баню после дороги хотелось неимоверно, — Спинку зайдёшь потереть? — шепнул я на ушко красотке, когда за нами закрылась дверь.

— Я уже обо всём позаботилась. Будете довольны, — хихикнула новоявленная ключница, изрядно меня озадачив.

— Неужели ту, любопытную подошлёт? — гадал я, спускаясь к бане.

Моё любопытство было разогрето пустым предбанником, который явно был подготовлен к визиту. Тут тебе и стопка чистых простыней, и запотевший кувшин с квасом, штоф с парой хрустальных рюмочек, и небольшое блюдо с ещё теплым ржаным хлебом и подобающими закусками.

Хмыкнув, я прошёл в парилку и сладко растянулся на верхней полке.

После дороги и перекуса я с удовольствием предался неге ещё не слишком жаркой бани, и даже чуть-чуть придремал, очнувшись лишь оттого, что в полутьме парной приоткрылась дверь и раздалось шебуршание и чуть слышное сдавливаемое хихиканье.

Стоит заметить, что парная оснащена лишь одним небольшим оконцем, размером в пару ладоней. Света через него поступает крайне мало, да и предназначено оно больше для проветривания, чем для каких-то других целей.

Тем не менее, когда я пришёл в себя и огляделся, то стало понятно, что меня посетили сразу две гостьи. Этакие блондинистые особы, вполне себе созревшие и прекрасно понимающие, для чего они тут оказались.

— Хьюстон, у нас проблемы! — попытался я вызвать Виктора Ивановича, чтобы узнать, как у него с финским языком дела обстоят.

М-мда… Безуспешно. Когда мне вот прямо надо, до тульп не достучишься.

Ладно, буду решать свои проблемы простым органолептическим путём, раз других способов нет. В конце концов иногда метод — потрогать, пощупать и посмотреть даёт гораздо больше, чем присесть барышне на уши.

Так оно и случилось — метод оказался вовсе не плох, и совсем скоро я вынес на руках одну из блонд в комнату отдыха, откуда она уже вышла полноценной женщиной.

Второй пришлось подождать, но недолго. И до неё очередь дошла.

— Акулька, что это было? — первым делом спросил я у ключницы, когда после бани вернулся в особняк.

— А почему, чуть что, так сразу Акулька? — так эффектно вильнула она прелестями, что мы оба с дядькой лишь облизнулись, — Вот у него и спрашивай, — ткнула ключница пальцем в Никиту Тимофеевича и вышла, чуть больше чем нужно, хлопнув дверью.