— Я понял, — вежливо киваю в ответ. — Давайте, что есть.

Брат Мефодий скрылся в подсобке и вернулся через пару минут с резной шкатулкой в руках. Странная шкатулка. Вроде и дерево, но покрыто чем-то… гладким, словно прорезиненным. Упругим и прочным одновременно. Когда я провёл пальцем по необычной поверхности, Мефодий пояснил:

— Специальное покрытие, блокирующее эманации. Чтобы артефакт не настроился на другого пользователя.

— Так я сейчас его открою, и наши эманации смешаются.

Мефодий покачал головой:

— Это так не работает. Браслет воспринимает ближайшего одарённого.

Сказав это, хранитель отступил на пару шагов.

Я приложил палец к ромбу со зрачком и белыми протуберанцами. Все детали — выпуклые, рельефные. Словно вырезанные неведомым мастером.

Крышку прорезали линии. Образовались треугольные лепестки, молниеносно втянувшиеся в края шкатулки. Внутри, на бархатной подложке, покоился браслет из полупрозрачного чёрного материала. Внутри браслета, повторяя его контуры, протянулись вездесущие каббалистические цепочки, складывающиеся в затейливый геометрический узор. Стоило мне взять артефакт в руки — и он почернел, скрывая начинку. Наощупь браслет был лёгким, но твёрдым, словно выточенным из камня.

— Что это?

— Блокировщик ментальных атак, — охотно пояснил Мефодий. — Мы его также называем «щитом».

— Но это не полноценный щит, — я нацепил браслет на левое запястье и щёлкнул креплением. Похоже, тут применялись магнитные фиксаторы. — Защита от телепатов, и всё.

— Тебе мало? — усмехнулся Мефодий. — Большинство карателей наделены боевыми способностями. Кинетики, меты, прыгуны. Против сканирования мыслей бойцы штурмовых групп бессильны. Ты, например, управляешь огнём. И обладаешь талантом провидца, что большая редкость на всей планете. Но согласись, оба эти Дара не позволят тебе оказать сопротивление эмпату третьего ранга.

Спорить я не стал.

У меня, разумеется, есть зеркало. Но в случае масштабной зарубы я могу не отвлекаться на эту технику, а просто довериться артефакту. «У» — значит, удобство.

— Что мне ещё причитается?

Я вспомнил паренька-старшекурсника в сером, который прицепился ко мне в самом начале поступления. У него тоже был браслет, но явно боевой, который тот собирался использовать в драке.

— Хорошо, что спросил, — усмехнулся Мефодий и выставил вторую шкатулку. — Уверен, это устройство тебе понравится больше.

Внутри оказался ещё один браслет. Серебристый, но по ощущениям точно не металлический.

— Ударный усилитель, — сказал Мефодий. — Обращайся с ним осторожно.

— Я видел такой у семинариста второй ступени.

— А их на второй ступени и выдают, — кивнул хранитель. — Просто кое-кто забыл сюда заглянуть после повышения.

Да, есть у меня такой косяк.

Учитель что-то говорил о браслете, но у меня это вылетело из головы. Был занят более важными вещами. К тому же, мне усилители не нужны, я проворачиваю то же самое с помощью магических техник.

Поблагодарив Мефодия, я убрал усилитель в рюкзак и покинул консисторию. Третий артефакт, по словам хранителя, ещё не прислали. Речь шла об амулете, с помощью которого можно генерировать лёгкое защитное поле. Амулет предсказуемо запитывается энергией ки — ещё одна бесполезная безделушка. Вроде бы и прогрессивная технология, но у меня есть духовный доспех…

Здание губернаторского суда располагалось на Припятском проспекте, в непосредственной близости от Стеклянного Треугольника. Прелесть этого учреждения заключалась в том, что оно не входило в клановую юрисдикцию, а подчинялось непосредственно Москве. То есть, имперским властям. Поэтому те, кто хотел добиться справедливости в тяжбах с подконтрольными Дому Рыси структурами, обращались сюда. Что касается нас, то мы и не могли обратиться в муниципальный суд, поскольку дело затрагивало интересы Ганзы — международного финансового образования.

Ганзу нельзя сравнить ни с купеческой гильдией, ни с каким-либо объединением промышленников. Ганза — это государство торговцев и финансистов, не имеющее чётко выраженных границ. Союз ряда европейских городов, контролирующий самые богатые и влиятельные банки мира. А ещё у Ганзы имелись собственные биржи, торговый флот, курьерская служба и аналитический центр, к мнению которого прислушивались владыки мира. Ганза вела самостоятельную политику, подчинялась собственному своду законов и даже имела внутреннюю валюту — талер. Одну из самых твёрдых и стабильных на планете, между прочим. Хотя ганзейцы в расчётах с Евроблоком и предпочитали гульдены…

Суд был построен в монументальном имперском стиле, над входом красовался герб правящего Дома — медведь со скипетром и державой.

Посадив аэрокар на специально выделенной площадке, я оставил Вжуха внутри, а сам направился к главному входу, для чего мне пришлось обогнуть левое крыло. Бенедиктов приехал заранее и дожидался меня в вестибюле. Здесь тоже всё было монументально — мраморно, с лепниной, дорого-богато. Сразу возникало ощущение, что попадаешь в Чертоги Закона и проникаешься величием российской судебной системы.

Я ничем не проникся.

Иллюзий по поводу грядущего разбирательства не питал…

…и в целом оказался прав.

Бенедиктов подготовился прекрасно. Отрепетированная речь, свидетельства о смерти моих родственников, копии официальных обращений в «Транскапитал» по поводу вступления в наследство, прецеденты из прошлого, в том числе из практики других государств, подтверждение того, что я сейчас являюсь главой Рода…

В общем, начиналось всё хорошо.

Закончилось плохо.

Ответчик выставил опытного юриста международного класса — делового очкастого немца из Гамбурга, который, особо не напрягаясь, разнёс наши претензии в хлам. Этот тип не заморачивался имперскими законами, он просто привёл выдержки из Свода Торговых Правил Ганзы, подкрепил это всё международными соглашениями, которые подписывала и Россия, после чего нагло заявил, что не видит никаких нарушений со стороны своих нанимателей.

Судья удалился для принятия решения и примерно через час объявил, что иск отклоняется, издержки вешаются на мой Род, а Ганза — молодцы и честные ребята.

Немец смотрел на нас, как на грязь.

— Сука, — процедил я.

— Не то слово, — кивнул стряпчий.

— Переходим к Плану Б?

— Боюсь, у нас нет выбора.

Поскольку судебные разбирательства у нас идут в неспешном ритме, Бенедиктов сразу подал иск на неправомочное использование «Транскапиталом» денег моей семьи, а потом ещё направил апелляцию в вышестоящий Московский суд, воспользовавшись факсом Туровского отделения.

Мы уже собирались покидать здание суда, когда рядом с нами возник улыбающийся немец. Тот самый юрист, с которым мы столкнулись во время слушания.

— Уделите минуточку внимания, господа?

Я уже знал, как реагировать на подобные провокации:

— Все диалоги — через моего стряпчего.

Указываю на Бенедиктова.

Немец продолжил, никак на это не среагировав:

— Вы всерьёз думаете, господа, что сможете победить?

Бенедиктов принял удар на себя:

— А мы попытаемся, герр Шольц. Как говорится, попытка не пытка.

— Вы понесёте солидные издержки. Финансовые и репутационные, — напирал немец.

Бенедиктов хмыкнул:

— Возможно. Но видите ли, в чём фокус: вам будет хуже.

Юрист Ганзы не изменился в лице, но я почувствовал, что он принял угрозу к сведению.

— Понимаете, нет никакого закона, имперского или международного, который разрешает вам инвестировать деньги мёртвого человека, извлекая из этого прибыль, — продолжил стряпчий. — Раз уж счета заморожены, то и средства на них не должны оборачиваться, разве нет? Именно этого мы и будем добиваться.

— Но это абсурдно! — не выдержал Шольц. — В чём ваша выгода?

— Элементарно, — улыбнулся в ответ Бенедиктов. — Вы можете лишиться сверхприбылей от чужих активов, придерживаясь текущей линии. А можете продолжить сотрудничество с господином Володкевичем, вернув ему отцовские капиталы. Потенциальные убытки от неверно принятого решения посчитайте сами. Мы предоставляем вам выбор, герр Шольц. И времени на досудебное урегулирование не так уж много. Часики тикают.