В вестибюле нас встретил еще один пост. Уже в штатском, но с характерной военной выправкой. Проверка документов повторилась. К папке с бумагами проявили особый интерес.

— Разрешите? — сотрудник охраны бегло просмотрел содержимое. — Все материалы согласованы?

— Да, товарищ Каганович в курсе.

При упоминании этого имени проверка стала чуть менее придирчивой. Но только чуть-чуть.

Ко мне подошел молодой человек в сером костюме:

— Товарищ Краснов? Прошу за мной. Я ваш сопровождающий.

Мы поднялись по широкой мраморной лестнице. Красные ковровые дорожки глушили шаги. На стенах портреты вождей, строгие бра в стиле конструктивизма. Пахло свежей типографской краской и казенной мастикой для натирки полов.

На каждом этаже новый пост, новая проверка документов. Сопровождающий терпеливо ждал, пока охрана выполняет свою работу. В его взгляде читалось уважение к процедуре, здесь все подчинено строгому регламенту.

На четвертом этаже нас встретил человек в штатском, с едва заметной выпуклостью под пиджаком, где носят кобуру:

— Пропуск на оперативную проверку.

Это заняло еще десять минут. Откуда-то появился еще один сотрудник с папкой, сверил мои данные с какими-то списками. Наконец, кивнул:

— Чисто. Можете проходить.

Совещание проходило в малом зале заседаний, строгом помещении с дубовыми панелями и тяжелыми портьерами на окнах. Всего места на тридцать человек, не больше.

Котов и Сорокин заметно нервничали. Профессор держался спокойнее, но то и дело протирал пенсне, а молодой инженер судорожно перебирал чертежи.

— Спокойно, — шепнул я им. — Просто излагайте факты. Все документы у вас?

Величковский похлопал по потертому портфелю:

— Все графики испытаний здесь. И заключение военной приемки тоже.

Сорокин кивнул, прижимая к груди папку с расчетами.

В зале уже находились Орджоникидзе и Каганович, о чем-то негромко переговариваясь у окна. За длинным столом, покрытым зеленым сукном, расположились руководители главков ВСНХ и военного ведомства. Еще несколько незнакомых людей сидели в углу, непривычно тихие, один нервно теребил галстук.

Ровно в десять дверь открылась. Вошел Сталин в своем знаменитом френче защитного цвета, следом Молотов и Ворошилов. Все встали.

— Присаживайтесь, товарищи, — негромко сказал Сталин, занимая место во главе стола. — Начнем.

Я заметил, как вздрогнул Орджоникидзе, только сейчас увидев меня. В его взгляде промелькнуло удивление, сменившееся гневом. Но сказать ничего не успел, заседание уже началось.

Величковский сидел справа от меня, быстро делая пометки в блокноте. Сорокин по левую руку раскладывал диаграммы. Где-то в середине стола я заметил Рыкова тот почему-то избегал смотреть в мою сторону.

На столе перед каждым участником лежала папка с материалами. Сталин неторопливо перелистывал страницы, временами делая пометки желтым карандашом. Его трубка ни разу не раскурилась, просто оставалась зажата в зубах.

Я поглядел на легендарного вождя. Сталин выглядел усталым.

Простой френч военного покроя, лицо с оспинами, заметная седина в черных волосах и усах. Левая рука чуть скована, последствие давней травмы. Говорили, что он плохо спал этой ночью, работал над документами. Но взгляд желтоватых глаз оставался цепким, внимательным.

Молотов, в аккуратном сером костюме и круглых очках, устроился по правую руку от него. Перед ним раскрытая папка с документами, на каждом листе уже появились его характерные пометки красным карандашом.

Ворошилов в военной форме, с ромбами в петлицах, заметно нервничал, вопрос касался оборонных заказов, зона его прямой ответственности.

Сталин открыл заседание без лишних формальностей:

— Товарищи, обсудим вопросы индустриализации. Начнем с доклада товарища Кржижановского.

Глеб Максимилианович Кржижановский, высокий худощавый человек с характерной бородкой клинышком и пронзительным взглядом ученого, начал первым. Говорил четко, как привыкший к лекциям профессор, время от времени поправляя пенсне:

— Товарищи, мы подошли к критической точке в развитии промышленности. Госплан подготовил анализ текущей ситуации. — Он разложил на столе диаграммы. — Вот структура наших валютных затрат на закупку оборудования. Восемьдесят процентов средств уходит на технологии, которые можно производить внутри страны. Но мы сталкиваемся с тремя ключевыми проблемами.

Его выступление завершилось конкретными предложениями по созданию системы научно-технических институтов при крупных предприятиях.

Валериан Владимирович Куйбышев, а это, оказывается, был он, плотный, коренастый, с военной выправкой и внимательным взглядом из-под густых бровей, подошел к вопросу с позиции практика:

— Вот конкретные цифры по крупным предприятиям. — Его голос звучал уверенно, каждое слово подкреплялось данными. — Там, где внедрены современные методы организации производства, производительность выше на сорок процентов. Но таких предприятий всего двадцать процентов.

Его доклад закончился предложениями по реорганизации системы управления промышленностью.

Алексей Иванович Рыков, невысокий, подвижный, с живыми глазами интеллектуала, говорил эмоционально, часто жестикулируя:

— Мы не можем игнорировать роль частной инициативы! Посмотрите на успешные примеры сочетания государственного контроля и частного предпринимательства. В той же металлургии много примеров.

Здесь его прервал Орджоникидзе. Серго, как всегда порывистый, с характерным грузинским акцентом, вскочил с места:

— Какая частная инициатива? Вы посмотрите, что творится! Вывод валюты через подставные фирмы, фиктивные контракты, технологическое отставание.

— Товарищ Серго, — примирительно произнес Рыков, — но ведь есть и положительные примеры. Тот же завод Крестовского или Краснова…

— Вот пусть Краснов и расскажет! — отрезал Орджоникидзе. — Посмотрим, что там за примеры.

Сталин молча наблюдал за дискуссией, медленно набивая трубку.

Последним выступал Николай Иванович Вавилов. Вот он какой, оказывается. Высокий, стройный, с академической бородкой и пронзительным взглядом ученого, он говорил спокойно и взвешенно:

— Научно-техническое отставание наша главная проблема. Мы провели анализ по двадцати крупнейшим предприятиям. Вот результаты… — Он разложил графики. — Там, где есть собственные исследовательские лаборатории, технологический уровень выше в разы. Пример завода товарища Краснова особенно показателен. Они создали фактически первый заводской научно-исследовательский центр.

Его выступление завершилось конкретным планом создания сети отраслевых исследовательских институтов.

Сталин слушал все также молча. Его желтый карандаш время от времени делал пометки на полях документов.

Затем слово взял академик Бардин, ведущий металлург страны. Говорил негромко, то и дело показывая указкой на иллюстрации:

— Проблема в самой технологии. Мы изучили документацию. Немецкие разработки четырнадцатого года безнадежно устарели. Нужны новые решения.

— Какие именно? — быстро спросил Сталин.

— Существует целый комплекс проверенных мероприятий. У нас есть очень интересные наработки…

Следом выступил уже Каганович. Он начал доклад, методично раскладывая документы на столе:

— Товарищи, мы провели тщательный анализ ситуации. Проблема не только техническая. Проблема в системном подходе к организации производства.

Он говорил размеренно, чуть растягивая слова, изредка поблескивая пенсне. Привел цифры по срывам поставок, указал на системные недостатки в организации контроля качества.

Орджоникидзе хмурился все сильнее. Его кавказский темперамент явно требовал немедленных действий. Наконец не выдержал:

— Что конкретно предлагаете?

— Есть два пути, — Каганович сделал паузу. — Первый — продолжать работу с существующими производителями. Второй — поддержать новые технологии, разработанные на заводах.

О, это как раз, в самую точку. Какое умелое жонглирование, сейчас как раз могу выступить и я.