– Завязывай таращиться на меня.

– Хочу запомнить тебя, пока ты еще на свободе.

– Артур, – обращается к нему Глушков. – Не драматизируйте. Мы же не головорезы какие-то, – выдает притворную улыбку. – Мы просто хотим поговорить с главным режиссером этого неудачного фильма, в котором мы поневоле стали актерами.

– Илья Владимирович, без обид, я вам не верю. И если вам нечего в этой жизни больше терять, то вот ему, – Арт тычет в меня рукой с зажатой между пальцами сигаретой. – Есть что терять. У него маленькая дочь и та девушка, ради которой он сейчас свою жопу до крови рвет.

– А вот это вы зря, молодой человек. Я свое слово Мише дал. Все будет в рамках закона, – кивает он и переводит свое внимание на меня. – Хорошие у тебя друзья, Саныч. Повезло.

В этот момент телефон Ильи Владимировича оживает. Он бросает взгляд на экран и прикладывает смарт к уху.

– Олеся, привет, моя дорогая, появиться лично побоялась и прислала ко мне свой двухметровый шифоньер? – говорит он и подмигивает мне. – Не то чтобы я в обиде, но ведь не чужие люди с тобой. Не такого я ждал. Но ладно, ты свободна, змейка. Долг погашен, я при бабках, тебе могу пожелать только удачи, – и не дожидаясь, что ответит Леся, Глушков скидывает звонок.

– Жду… – говорю вслух, но сам себе. Гипнотизирую телефон. – Давай уже…

Первый гудок и я сразу отвечаю на звонок.

– Все как ты хотела. Я свои условия выполнил. Где Лариса?

– Привет, Миша, все нормально прошло? Глушков был доволен?

– Олеся, ты сейчас серьезно? Ты реально думаешь, что после того, что ты сделала, я буду с тобой по-дружески общаться? Где Лариса?

– Нет так нет. Локацию скину в мессенджер, сам заберешь.

Она отключается, и менее чем через минуту, мне прилетает сообщение с точкой на карте.

Не глядя ни на кого, я моментально срываюсь и лечу по лестницам вниз. К черту лифт! Мощным толчком открываю тяжелую дверь на подземную парковку и несусь к своей машине.

– Кренц, стой, черт тебя дери! – слышу позади голос Глушкова.

– Миша! – гаркает Бессонов.

Но как-то похуй. Ничего уже не слышу. Влетаю на водительское сидение, завожу двигатель. Илья и Артур каким-то чудом успевают запрыгнуть в самое последнее мгновение. Все движения на автомате: рука на рычаг селектора, скорость, педаль газа. Машина со свистом срывается с места.

Всю дорогу Артур чихвостит меня на чем свет стоит, Илья то веселится, то рявкает, что я всех убью своими маневрами на дороге, через пятнадцать минут мы уже вылетаем на трассу и несемся за город в сторону дачного общества “Рябиновые зори”. Еще двадцать минут и я сворачиваю на проселочную дорогу и, не сбавляя скорости, мчимся, оставляя позади густое облако пыли. Загорается красным значок уровня топлива. Только этого не хватало! Только бы доехать, хоть на последних парах.

– Крен! – Кричит Артур. – Ты сейчас охренеешь. Место, где сидит Олеся, всего в нескольких километрах от места, где находится Лариса.

Педаль на тормоз. Резкое торможение, из-за чего мы едва не улетаем в кювет.

– Что ты сказал? – впиваюсь в Бессонова взглядом.

– Они рядом. И прости, но за нами хвостом двигают парни. Комаров и Ветлугин тоже едут, их отправил к месту, где сидит Олеся, если, конечно, она уже не сдернула. Скоро будут. Я не могу допустить, чтобы ты вытворил какую-нибудь дичь.

Сжимаю руками руль до побеления костяшек на здоровой руке, вторую простреливает боль, чувствую, что часть швов вновь разошлась и под бинтом разливается теплая кровь. Стискиваю зубы и рычу словно дикое животное подбитое браконьером.

Они рядом. Одну, хочу скорее увидеть, обнять, сказать, как сильно я ее люблю, попросить прощения за все косяки и больше никогда не отпускать, вторую, я хочу задушить собственными руками, наблюдая, как жизнь покидает ее прогнившее тело и душу…

Лара

После того как я услышала голос Миши по телефону, появилась надежда. Мне все еще безумно плохо и больно, причем как на физическом, так и на ментальном уровне. Мои мысли безостановочно крутятся только на тему выживания.

Свобода. Ни один человек, до конца не способен ценить свою свободу, до тех пор, пока не лишен ее. Время, проведенное в одиночестве в бетонной коробке, без окон, каких-то ярких красок и элементарно, возможности узнать время – это настоящая пытка, ведь мозг буквально сходит с ума. Все мысли переворачиваются с ног на голову.

Держусь только на вере в Мишу. После разговора с ним я наполнилась не только надеждой, но и злостью на тех подонков, кто это сделал. И приняла решение – не доставлю им удовольствия своими страданиями. Я уйду в режим ожидания. Назову это затяжной медитацией.

У меня появился новый календарь. Каждый заход этих мужчин, я расценивала, как наступление нового дня. Мне меняли ведро, бросали малюсенькую бутылочку воды и бутерброд, хотя один раз было два, но я тогда провинилась и мне сократили питание. По моим подсчетам, я нахожусь здесь четыре или пять дней.

– И сколько вы собираетесь еще держать меня в этом подвале? – сидя на матрасе и привалившись спиной к стене, спрашиваю вошедшего мужчину с закрытым лицом. – Мне нужны лекарства. Я чувствую, что у меня температура, – выдаю также спокойно, глядя в глаза своему стражнику, – Где твой напарник?

– А ты не слишком разговорчива сегодня? Для больной выглядишь слишком активной.

– Мне скучно. Почему бы и не поговорить, – пожимаю плечами и прислоняюсь затылком к стене. – Так где, твой напарник? – повторяю вопрос.

Мужчина забирает ведро и молча выходит.

– Урод… – бормочу себе под нос, сверлю взглядом дверь в ожидании, когда этот придурок появится вновь.

Сегодня он один значит…

Я одним рывком встаю с матраса, тут же ловлю вертолеты и теряю координацию. Удерживаюсь, ловлю баланс, темнота в глазах рассеивается, и я шагаю вперед. Встаю сбоку от дверного проема и меня начинает трясти крупной дрожью оттого, что я задумала воплотить в жизнь.

“Прости, Мишутка…”, – мысленно прошу прощения и сжимаю руки в кулаки.

Сердце отбивает на полную, напоминая стук колес поезда, проходящих через стык между рельсов. Прикрываю глаза и мысленно молюсь, чтобы все получилось.

Шаги. Щелчок замка. Дверь со скрипом открывается. В проходе показывается мужчина.

– Что за… – только и успевает он сказать, стоя с ведром в руках, как я с мощным толчком налетаю на него сбоку. Мой стражник не удерживается на ногах и падает, запинаясь о ведро, которое выронил из рук. Я выскакиваю и резко захлопываю дверь. Поворот замка. Щелчок.

Приваливаюсь лбом к старому деревянному полотну и с одышкой в голосе, говорю:

– Теперь ты, мой пленник… – делаю глубокий вдох, разворачиваюсь и шагаю навстречу свободе.

Поднимаюсь по лестнице и как только оказываюсь на поверхности, тут же зажмуриваю глаза с непривычки. Обилие света вызывает острую резь и слезы. С силой надавливаю пальцами на глазные яблоки, немного растираю и пытаюсь медленно открыть глаза. Сейчас каждая минута на счету, и мне надо как можно быстрее покинуть это место.

Немного привыкнув к свету, начинаю двигаться. Сразу понимаю, что нахожусь на заброшенной, ветхой даче. Дом изрядно потрепан внутри: полы наполовину сгнили, обои старых времен, во многих местах отвалились или висели на честном слове, вся мебель времен моей прабабушки, покрыта толстым слоем пыли, стекла на окнах с трещинами и сколами. Добираюсь до двери и замираю, прислушиваясь. Что если, за ней стоит напарник того мужчины, которого я заперла в подвале? Наши силы однозначно неравны, и тогда весь мой побег обречен на провал. Оборачиваюсь и судорожно шарю глазами в поисках подходящего средства для защиты, а, возможно, и нападения. Но все, что мне удается найти, это старый алюминиевый дуршлаг.

Конечно же, я беру его в руки.