Через пять минут я решаюсь выползти и осмотреть жилище Глеба. В конце концов, он сам разрешил осмотреться. В целом, вся квартира в единой стиле. В спальню хозяина заглядывать не стала. Глеба я застаю на кухне, он стоит около кофемашины и засыпает в неё зёрна.

– Гречку будем? – скромно улыбаюсь я.

– Отчего бы и не поесть на ночь глядя, – соглашается он. – Кухня в полном твоём распоряжении. Кастрюли и сковородки тут, – открывает нижний шкафчик и демонстрирует мне посуду для готовки. – Если что-то надо из продуктов, глянь в холодильнике. Там не густо, но вдруг найдёшь что-то съедобное.

– Глеб, можно вас спросить?

– Можно, только давай без “вы”.

– Хорошо, – с лёгкостью соглашаюсь. – Скажи, ты один тут живёшь? А то, вдруг я окажусь очень нежеланным гостем, – стою и от повышенной тревожности заламываю пальцы на руках.

– Понял, о чём ты. Да, у меня есть женщина, – говорит он с абсолютным холодом, и это так странно. – Она тут бывает, но вместе мы не живём.

– А, понятно. Хорошо. В смысле… я имела в виду, что я не поставлю тебя в неловкое положение, – тараторю всякую чепуху, от которой самой же стыдно.

– Хах, меня, в неловкое положение? Ларис, не парься, реально всё ок, – выдаёт он улыбку. – Кофе или чай?

– Мне чай, пожалуйста, – отвечаю и принимаюсь за готовку позднего, ночного ужина.

Минут через сорок, ужин был готов. Гречневая каша с кусочком сливочного масла, поджаренные на гриле сосиски и салат из свежих овощей, которые я обнаружила в холодильнике.

– Приятного аппетита! – говорю и с довольной мордочкой начинаю уплетать еду.

Божечки, какая же я голодная!

– Приятного, – отбивает Глеб. – Лариса, у тебя что-то случилось? – всё-таки переходит он к допросу.

– С чего ты это взял? – спрашиваю, стараясь звучать непринуждённо, а у самой в горле ком собирается.

– Это же, очевидно, – спокойно выдаёт и делает глоток кофе. – Сегодня ты останешься у меня дома, а завтра куда пойдёшь? – смотрит на меня в упор и будто всю душу выворачивает наизнанку.

– А завтра, я что-нибудь придумаю, – не выдерживаю и опускаю взгляд в стол.

Между нами растягивается пауза. Безумно мучительная и давящая на мою голову, словно тиски.

– Я завтра улетаю в Италию, меня не будет два дня, – наконец, говорит он и замолкает, будто не закончив свою мысль.

Поднимаю на Глеба взгляд, и из глаз вдруг стекает слеза. Я вновь утыкаюсь в стол и размазываю её рукой.

– Кренц в курсе твоих проблем? – спрашивает и как бы невзначай пододвигает мне салфетницу. – Миша.

– У меня нет особо проблем, – слишком тихо выдаю ответ.

– Ну да, я так и понял. Ладно, Лариса, не буду тебя мучать, вижу, что тема тебе неприятна. Ты можешь остаться в этой квартире ещё на два дня, а дальше, если у тебя на самом деле проблемы, предлагаю тебе поделиться с Мишей.

– Не понимаю, почему я вообще должна ему что-то говорить о себе.

– А разве между вами ничего нет?

– Абсолютно.

– Интересно, я думал обратное. Видимо, не так понял.

– Видимо, Глеб, – отвечаю и продолжаю жевать гречку.

Утром Глеб вызвался отвезти меня в универ, а также выдал ключи от своей квартиры. К учебному заведению мы подъехали с запасом, и я успела забежать в канцелярский, чтобы купить пару тетрадей, поскольку все мои вещи лежат в квартире Толика.

Перед последней парой, преподаватель по истории английского языка попросил меня задержаться, чтобы я помогла ему собрать все тестовые работы и отнести их на кафедру.

Быстро собираю листы с тестами в одну стопку, выхожу из аудитории, и вдруг меня окликает одногруппник – Артём Дорош.

– Лариса, там тебя какой-то мужик спрашивал.

По спине пробегает холодок от острого и неприятного предчувствия. Крепче прижимаю к груди тесты и начинаю оглядываться.

– А как он выглядел?

– Ну, здоровый такой. Лет тридцать где-то. Брюнет. Знаешь такого?

– Знаю, но хотела бы не знать. Тёма, будь лапочкой, занеси это на кафедру и положи на стол нашему историку, – пихаю ему стопку с тестами и иду в сторону столовой, там есть выход во внутренний дворик, из которого также можно уйти.

Спокойно покидаю универ незамеченной и еду домой за своими тетрадями и учебниками. Хотя называть это домом ошибочно.Как только захожу в квартиру, сразу направляюсь в свою комнату. Быстро собираю кое-какие вещи, учебные принадлежности и выхожу.

– Ну и где ты шлялась всю ночь? – спрашивает мать, сидя на кухне за столом и щёлкая семечки. – Кого на этот раз охомутала? Кто он, тот мужик, которого ты сюда притащила?

– А тебе не плевать, мам? – спрашиваю железным тоном, но под шкурой так горит и болит, что я еле стою на ногах.

“Как же так, мамочка? За что ты так меня ненавидишь?”, – проносится в миллиардный раз в голове.

– Мне? Плевать, просто смеюсь над тобой. Думаешь, ты нужна такому? Он тебя потрахает, а потом на свалку, как ненужный мусор, и ты снова к нам притащишься, а мне оно надо? Бесполезная идиотка. Разуй глаза, где ты и где тот мужик! Найди себе, по своей породе и не рыпайся. Выше головы не прыгнешь, Лорик. Проще надо быть, приземистее.

– Ага, мама, я так и делаю. Всё приземляюсь и приземляюсь, скоро уже до ядра Земли приземлюсь. Спасибо тебе, родная моя!

– Огрызаешься? Ну давай, давай! Толику надоест тебя жалеть и окажешься ты на улице. Посмотрю я на тебя, когда лысой мандой торговать будешь у дороги. Всё, пошла к чёрту отсюда! – переходит она на крик и запускает в меня металлической миской, полной шелухи от семечек.

– Пока, мам, – давясь всхлипами говорю ей и плетусь на выход из места, где я всегда была лишь обузой.

Миша

От Мурашки сваливал в таком раздолбанном состоянии, что до самого вечера в себя не мог прийти. Я догадывался, что у неё с финансами проблемы. Это как бы видно, но блять, чтобы настолько! Ночью и подбуханным, я как-то не сильно словил весь антураж нищеты, а вот утром… Честно? Охренел.

И это совершенно не вязалось у меня с образом этой девушки. Она же не такая. Не её это всё и не место ей в этом гадюшнике. Тут, некстати, вспомнил этого Толика – алкоголика и аж зубы свело. Мерзкая личность.

И какого лешего она там торчит?

Казалось бы, задал логичный вопрос, а она ощетинилась и в обиженку улетела. Типикал бабская тема. Ещё и херню, про папика давай задвигать, — меня аж подбросило.

От одной только мысли, что она может с кем-то… Поджог всех фитилей, петарды улетают и взрыв.

Реально готова продаться? Не верю! А если готова, так давай куплю.

Но, Мурашка и слова не дала вставить, сразу на выход пригласила. Ну, охренеть. Понял. Собираюсь и бодро пиздохаю из этого “дворца”, но уже в коридоре, вся моя злость утихает, и я реально хочу повторно ей предложить репетиторство с моей Юлькой. С нормальной оплатой, чтобы Лара поскорее, оттуда свалила. Но она меня чуть с лестницы не спустила и дверь перед носом захлопнула. Тут-то по моей гордости и рубануло.

“Иди ты англичаночка куда подальше!”, – решил я, вызвал такси и стартанул домой отсыпаться.

Вот только и дома, вместо сна, без остановки крутил в голове всё произошедшее. Начиная от клуба и заканчивая закрытой перед носом дверью.

Сам себя понять не мог. Зачем, оно мне сдалось? Что у меня баб для секса нет? Или мне сильно скучно жить, что я такую проблемную дамочку захотел? Да вроде, нет. Тогда, что я вытворяю?

Подрываюсь в кровати, хватаю подушку и несколько раз херачу по ней кулаком. Выпустил пар. Как дурак какой-то. Кидаю подушку обратно и заваливаюсь.

– Завтра заберу тебя, хочешь ты этого или нет! – говорю вслух и понимаю, что я окончательно словил шизу.

Подкидываюсь с кровати, топаю к бару, достаю бутылочку "успокоительного". Бокал, виски, лёд. И я вываливаюсь на балкон. Плюхаюсь в кресло-мешок, который так любит моя дочь, делаю глоток и откидываю назад голову, прикрыв веки.