Приказ бородач выполнил беспрекословно, открыл передо мной дверцу «сто девяностого» — там пахло сигаретами и кожей. Что кожей — наверное, иллюзия, потому машина не новая, запах кожаного салона должен был выветриться. Я развалился на заднем сиденье, наконец выдохнул и разжал кулаки.

Теперь оставалось только ждать и надеяться, что Хищник одолеет Чужого.

Вроде бы радоваться надо, что все прошло как надо, но я понимал: слишком просто. Слишком легко. Так не бывает.

Друзья, понимаю, остались вопросы, почему так, а не иначе. Все ответы — в следующей главе. Точнее интерлюдии. Главы будет две.

На «Мерседесе» меня доставили к «Лукоморью», я оседлал мопед и покатил домой. Было начало одиннадцатого. Сзади пристроилась «копейка» и не обгоняла, но и не отставала. Боится входить в закрытый поворот? Не хочет нарушать и пересекать сплошную? Я съехал на обочину, пропуская ее. Или за мной слежка? Выходит, Гоги мне не поверил, раз организовал слежку?

Предполагает, что я в сговоре со «славянами» и пытаюсь вывести их на его убежище?

Свет фар «копейки» утонул в черном витке серпантина, и я поехал дальше. Следующая машина, «Москвич», вырулила с проселочной дороги и точно так же села мне на хвост. Обогнала, только когда я съехал на обочину. Какие все вдруг законопослушными стали! По городу, где велик риск нарваться, плевали они на правила, а тут поди ж ты. Точно слежка, причем откровенная. Они меня совсем идиотом считают? Думают, у меня не хватит ума заметить очевидное?

Подождав немного, я тронулся, и до самого города мне попались две встречные машины и мотоцикл с коляской. И еще ёж, зараза, прямо под колеса бросился, еле успел в сторону вильнуть, а этот дурак свернулся прямо посреди дороги. Пришлось останавливаться и относить ежа в кювет.

В городе я увидел телефонную будку и направился к ней, набрал номер Ильи. Трубку взял друг, словно дежурил у аппарата и ждал от меня вестей.

— Звоню сказать, что все в порядке, — отчитался я. — То, что говорил тебе, забудь.

В ответ сперва донесся шумный выдох, потом Илья сказал:

— Хорошо. Планы на завтра есть?

— Попытаюсь договориться с отцом, чтобы забрать наши вещи.

— Во классно было бы! — обрадовался он. — И совсем классно было бы вернуться на базу.

— Это вряд ли. Точнее, в ближайшее время вряд ли.

Что сделает Георгий? Устроит побоище или изведет врагов по-тихому? Время покажет, Лялина донесет мне. Что станет с Борецкими? Гоги обещал не трогать его жену и сына. Что касается старшего, все зависит от степени его вины. В лучшем случае ему выбьют зубы и ребра пересчитают, в худшем — закопают.

Можно ли верить словам криминального авторитета? Слышал, что да: у сидельцев принято отвечать за базар, а Гоги сидел. Будем надеяться, что обойдется малой кровью.

— Так что завтра? — напомнил Илья.

Первым делом я попытался вспомнить, какие у меня великие планы, но отмахнулся от них. Задолбало! С такими нервотрепками я до тридцати не доживу. Выходной хочу!

— Давай в районе одиннадцати поедем за грибами? Мама рассказывала, их в лесу просто море. Возьмем с собой тех, до кого дотянемся, и рванем?

— Давай! — обрадовался Илья. — До завтра. На созвоне.

Прервав связь, я набрал маму — волнуется, наверное. Она сразу же взяла трубку и выдохнула:

— Да!

— Ма, я скоро буду.

— Ты где был? — В ее голосе слышалась угроза.

— У бабушки.

— Я ей звонила. Она сказала, что ты уехал три часа назад! Я уже милицию на уши поставила! И отец, наверное, в курсе, что ты пропал! Что же ты с нами делаешь? Что ты там мутишь?

— Приеду — поговорим, — отрезал я и повесил трубку.

Вот только от нее мозговыноса не хватало. Ладно, потерплю. Ее претензии совершенно обоснованы. Если бы, например, Боря, влез во что-то подобное, я его привязал бы к батарее, но прежде — выпорол.

Вспомнив, что за мной была слежка, я огляделся. Гоп-компания выясняла отношения. Бабуля копошилась в мусорке. Женщина в длинной юбке, похожая на цыганку, остановилась возле телефонной будки и опасливо поглядывала на гопников. Подумав немного, перешла на другую сторону улицы, а я покатил домой, надеясь, что мама к тому времени ляжет спать, а когда проснется, ей станет не до меня.

Однако еще с дороги я заметил, что свет в кухне горит. На каникулах Наташка ночевала у Андрея, Борис допоздна сидел за рисованием. Значит, мама не спит, ждет меня со скалкой.

Вроде бы после стрелки с криминальным авторитетом грядущая ссора с мамой должна показаться мелочью, ну что она мне сделает? Но по лестнице я поднимался, как на казнь, потому что действительно виноват перед ней. Я открылся Гоги, а значит, и сам подставился, и семью подставил. Ну а что мне было делать? Надеюсь, обойдется без последствий.

Дверь была не заперта. Я проскользнул в прихожую, где немилосердно пахло корвалолом, хотел шмыгнуть на балкон, поставить мопед, но навстречу вышла мама, взбудораженная и заплаканная.

Кольнуло чувство вины. Она ведь правда переживала. Возможно, похоронила меня. Потому я просто шагнул навстречу, обнял ее и покаялся:

— Ма, прости меня. Забегался, и позвонить было неоткуда. Как только добрался до телефона — так сразу.

Она сбросила мои руки, отступила на шаг, заглянула мне в глаза.

— Ты влез во что-то нехорошее. Не знаю, во что, но влез, сердцем чую! На себя не похож, никого ни во что не ставишь! Никого не слушаешь. Как подменили моего сына!

Странно, что только сейчас заметила, когда меня уже вернули.

— Ма. У отца другая семья. Нам нужно что-то есть, во что-то одеваться. Я просто стараюсь, чтобы всем было хорошо.

— Но не ценой твоей жизни! — всхлипнула она так по-детски, что обнять и плакать. — Я ведь люблю тебя! Люблю всех вас!

— Обещаю, что сделаю все, чтобы ты больше не плакала.

Она снова всхлипнула. Год назад она попыталась бы мне надавать тумаков, заперла бы в квартире на все каникулы, теперь же… Хотела наказать, да, но чувствовала, что я сильнее, и можно только договориться.

— И где же ты пропадал? — уперла руки в боки она. — Наверняка уже придумал что-то убедительное.

Да, я придумал: помогал Лидии запасать дрова, потому что грядет похолодание. Чинил старенький дом. Это выглядело как пренебрежение ее чувствами, зато было безобидным, но врать не хотелось, потому я сказал:

— Не хочу ничего придумывать. Даже если я спасал мир, это не отменяет моей вины. Я полностью ее признаю.

Она вскинула руки и убежала к себе — то ли плакать, то ли злиться от бессилия. Из спальни высунулся Борис, подождал немного, подошел ко мне и похвастался:

— Я сделал все эскизы в спортзале! Нужна красная краска и ярко-зеленая… Я еще, — он покосился на дверь маминой комнаты, — Илья сказал, что милиция обыскала базу и выгнала оттуда бандитов. Она теперь наша, да? Но я все равно хочу дорисовать, что начал, очень круто получается!

— Базу нам сразу не отдадут, — сказал я. — Ты правильно все решил. Денег завтра дам…

Хлопнув дверью, из спальни выбежала мама, метнулась к телефону, набрала кого-то. Мы с Борей ушли в спальню. Из прихожей донеслось:

— Приехал… Не говорит!.. Я не знаю. Что делать, мама…

Ясно, она жаловалась бабушке. Сейчас позовет меня к телефону, и по мне бабушка проедется.

На душе было гадко и пусто. Наверное, так же, как на нашей базе после обыска. Хотелось помыться и спать. Я молча побрел в ванную, покрутил кран: воды ожидаемо не было. Греть воду не осталось сил, потому я помылся бабушкиным способом: поливая себя из ковшика.

Когда вышел, Борис уже выключил свет и улегся спать, мама тоже. Хорошо, хоть секир-башка от бабушки откладывается.

— Завтра едем за грибами, — шепнул я.

Боря завозился на соседней койке, пробормотал:

— Круто! Хочу! Так а где ты был?

— К отцу заехал узнать, когда можно забрать наши вещи, которые были на базе.

— И-и?..