В кухню ворвались Света и Иван, тянущий к ней руки.

— Нечестно! — кричал он. — Она только раз дала мне откусить!

— Еще Бузе надо, — оправдывалась девочка. — Ты все сожрешь!

Вот я осел, совсем разум потерял с этими разборками, не взял каждому по батончику.

— Мне не надо, — отозвался Бузя и сказал с гордостью: — Я себе сам могу купить!

Пока все были заняты, я выскользнул из кухни на улицу, где Бузя с любовью оглаживал мой мопед. Хлопнула дверь, и он повернул голову. Я подошел к нему.

— Слушай… Ты ж знаешь про бандитские разборки?

Он кивнул, я продолжил:

— Не ходил бы ты мыть машины хотя бы два-три дня.

— Чего это?

— Будут опрашивать свидетелей. Ну, спрашивать про грязный джип, куда пересели люди из «жигулей». Никому нельзя говорить, что ты его видел.

— А то что? — выпучил глаза Бузя.

— Да мало ли. Закопают. Свидетелей, если не знаешь, ликвидируют.

— Чего тогда нельзя идти работать? — удивился он. — Скажу, что ничего не знаю, и дело с концом. А что мы с тобой корешимся, мои пацаны не в курсе.

— И правда ведь. Тогда если спросят, знаешь ли меня — не знаешь. Впервые слышишь. Понял?

— Это понял. — Он шумно почесал в затылке. — А пофиг! Все равно завтра за дровами.

— Как — за дровами⁈ В лес, что ли?

— На речку, там тех дров — во! — Бузя чиркнул себя по горлу. — Мы уже целую гору запасли. Пойдем!

Уже стемнело, потому я не сразу заметил в конце огорода кособокий навес, сбитый из досок и сколоченный из шифера, а под ним — накрытая садовой пленкой поленница.

— А распиливал кто? Неужели вы?

Бузя махнул рукой.

— Не. Тут дед с здоровенными собаками. Теть Лида ему платит, он пилит прям руками. То есть пилой. А еще, когда за дровами ходили, мы вёшенки нашли, прикинь? Грибы такие, они прям на дереве растут, — хвастался Бузя. — Целое ведро. С картошкой зажарили. Будешь?

В июне каждодневная ставрида, в ноябре — грибы поперли. Подножный корм

— Спасибо, но нет. Мне еще к бабушке ехать, а она насмерть закармливает. Кстати, сколько ты зарабатываешь?

— Как повезет. Когда пятьсот рублей, когда две тыщи.

— Ты прям кормилец!

— Один раз мужик на «девятке» пятерик дал, прикинь? — похвастался он. — Другие козлы ничего не дают. Машину моешь, корячишься, а они — пятьдесят рублей мелочью. — Он выругался.

— Нет чтобы сказать, что не надо им, — поддержал его я.

— Халявщики. Можно покататься?

Еще летом я пожадничал бы, теперь, когда зарабатывал в день столько, что мог купить такой мопед, сказал:

— Можно. Но — недалеко. На выезд к трассе и назад. Два раза. И ты ж понимаешь, что, если разобьешь его, долго будешь отрабатывать?

— Спасибо! Я осторожно, — просиял Бузя и покатил мопед к калитке, причем делал он это с уважением, словно ему выпала честь сопроводить ясновельможную особу.

Я вернулся в кухню к Лидии, колдующей над картошкой с теми самыми грибами. Обернувшись, она сказала:

— Спасибо тебе огромное, Павлик! Я обязательно схожу в опеку.

— Авансом желаю удачи. Извините, что не составлю вам компанию за ужином: дела.

А дел был вагон: отвезти доллары бабушке, чтобы она передала их деду на товар. Ей же оставлю на хранение акции — так надежнее. На обратном пути — к отцу, точнее, к Лялиной, вдруг что интересное узнаю. Странно, что мачеха оказалась мне понятнее и ближе, чем собственный отец. Эх, мне бы понимающих родителей, столько дел можно было бы наворотить!

Потом — к Илье, узнать, сколько друзья собрали денег на ремонт спортзала, договориться насчет завтрашней утренней поездки по строймагам. Утром — за краской и сопутствующим. Потом — в школу. С обеда — прокачка скилла «маляр». На месте дрэка я не доверил бы покраску малолеткам, но, видимо, он считал, что хуже, чем есть, уже некуда. И главное, к реставрации спортзала ему никого не привлечь.

Но прежде — домой, достать деньги из заначки.

Распрощавшись с Лидией, мы со Светкой, которая трещала без умолку и все не хотела меня отпускать, вышли во двор. Тишину нарушал, все приближаясь, рокот мотора моего Карпа, сопровождаемый тявканьем окрестных шавок и басовитым лаем собак покрупнее. Вспомнились алабаи деда-сторожа, которого следующим летом должны забить гопники арматурой.

Случится ли это, или книгу его жизни уже переписали? Может, это те самые гопники, что сели за то, что покушались на жизнь моего отца?

Пришли мысли о бездомных и грядущем урагане. Надо поговорить с нашими, чтобы принесли ненужные теплые вещи — хотя бы детям раздать. Насколько помню, это будут страшные дни без света и тепла, ущерб, нанесенный стихией, оценят заоблачными цифрами.

Прибыв домой, я тащил мопед по лестнице и думал, как же хорошо, что мы живем на втором этаже, а не на последнем, как Илья!

Дверь в квартиру была заперта. Я сунул ключ в замочную скважину, покрутил его туда-сюда: все равно заперта. Толкнул дверь. Зачем так закрываться? Пришлось звонить. Обычно открывали сразу же, потому что квартира небольшая и внутри все время кто-то был.

Прошла минута, прежде чем открыл Борис, причем вид у него был слегка расстроенный.

— Ты один, что ли? — спросил я, заходя.

Стояла звенящая тишина. Когда мама была дома. Всегда работал телик. Сейчас же еле слышно играл мой «Депеш Мод».

— Ага, — кивнул он. — Такой кайф!

— Чего так долго не открывал?

Он отвел взгляд и немного смутился. Да какая разница!

— Мама где? — спросил я.

— Ушла. Намарафетилась и — фьюить! Прикинь! — Его глаза блеснули.

Вот это интересно, раньше мама все время дома сидела. Как бы не вляпалась в кого-нибудь.

— Что она сказала? — спросил я.

— С подругами встречается. У кого-то там день рождения. — Брат прищурился и прошептал: — Неужели у мамы — любовник⁈ У нашей мамы!

Вспомнилась дедова сисястая гостья.

— А что такого? Она молодая еще.

— Молодая, ага! Она — наша мама!

— А мы, по-твоему, как получились? — усмехнулся я.

Боря вспыхнул и промолчал. Я незаметно для него распотрошил заначку, переложил деньги в карман и покатил к бабушке. Завтра проведу разъяснительную работу, предупрежу наших о возможных разборках. И вообще, завтра — в кои то веки нормальный спокойный день в кругу друзей!

А бандиты… Я сделал все, что мог. Надеюсь, мои действия никому не навредят.

Ответ, навредит ли кому-то моё вмешательство в дела бандитские, я получил ночью, очутившись в белой комнате с экраном, где показывают конец света.

Помня, что время может отмотаться не только вперед, но и назад, я сжал кулаки, уставился на таймер со светящимися цифрами: 26. 05. 2031. Как и в прошлый раз, быстрой перемотки на экране не было, мне сразу показали цветущий весенний город.

По одну сторону аллеи — вечнозеленые магнолии и платаны, которые только готовились выпустить листья. По другую — клумбы, засаженные яркими тюльпанами всевозможных форм и цветов. Клумбы тянулись к двухэтажному белоснежному зданию с балконами и колоннадой. Судя по афишам это был кинотеатр или театр. За клумбами выстроился ряд каштанов, только начинающих зеленеть, а за теми, что возле театра, искрилось море.

Какой красивый город! Строгий, но изящный. Обгоняя друг друга, бежали две сизые брачующиеся горлицы. Горлицы, магнолии, платаны — снова юг.

По аллее прогуливались люди, фотографировали цветы. Прошла парочка подростков. Мальчик, мой ровесник или чуть старше, робко положил руку на талию тоненькой блондиночки и просиял от того, что она не стала ее сбрасывать.

С криком «Стой! Пельмеха, стой!» — девочка на роликах рванула за шпицем, вздумавшим поиграть с горлицами. Упала, заревела. Со скамейки к ней бросился мужчина.

Все набирая скорость, таймер начал отсчет. Я пересилил желание зажмуриться — было жаль красивый город, и девочку, и тюльпаны. Цифры стали замедляться, замедляться, и вот — 12. 03. 2032.

Теперь инверсионный след я не увидел. Ядерная боеголовка шарахнула рядом, ударная волна плеснула в экран — я невольно отступил на два шага.