— Ты знаешь, кто это? Откуда?

Молодец, не стала ничего выпытывать.

Да многие знают. Он глава грузинской диаспоры и местный крестный отец. Ему принадлежит ресторан «Лукоморье» и придорожные ночлежки для дальнобойщиков.

— Что еще?

— Привлекался. Отсидел пять лет за торговлю валютой и спекуляцию. На данный момент ведет скрытную жизнь, в громких событиях не участвует. Пользуется репутацией надежного партнера и справедливого судьи. К нему часто обращаются в спорных ситуациях, и он решает проблему чужими руками. Не женат. Детей нет. Ходят слухи, что он… — Анна замолчала, облизнула губы и решила сказать: — Несостоятелен как мужчина. Но детей иметь не может точно.

— Ха, почти как Лаки Лучано, — вставил я знания себя-взрослого, Анна вскинула бровь и оставила реплику без комментариев. — Кем ему приходился Давид Тугуши, погибший на перестрелке?

— Это племянник. Младший сын младшей сестры, которого Гоги воспитал как сына и был к нему очень привязан.

— И никаких подводных камней в их отношениях не было в последнее время?

— Абсолютная преданность со стороны Давида, абсолютная любовь — со стороны Гоги.

— Это все, что я хотел знать. Спасибо.

Анна схватила меня за руку, заглянула в лицо и проговорила:

— Я пытаюсь найти логику, связующее звено между историями, и не нахожу. Зачем это тебе?

Сказать ей про крота? Пожалуй, скажу, только если Гоги меня пошлет или я к нему не доберусь. А сделать это надо как можно скорее, ведь Олег может устранить всю семью брата, чтобы завладеть бизнесом. К тому же возможны налеты на выживших авторитетов, на того же Гоги Чиковани.

То есть, как ни крути, надо возвращаться туда, откуда я приехал, сворачивать в «Лукоморье» и бить копытом. Обнадеживает, что козырей в моих руках прибавилось. Убитый горем дядя наверняка захочет поквитаться с обидчиками.

Вот только Барик… Что делать с ним? Как бы его вместе с матерью не прихлопнули.

— Мне просто надо знать, — ответил я. — Мои друзья торгуют на рынке, там сменилось начальство, и я пытаюсь понять, не опасно ли это для них.

— А Гоги тут при чем?

— Праздное любопытство, — сказал я без интонации и выдержал ее требовательный взгляд.

Говорят, менты натасканы на ложь, как собаки — на наркотики. Почуяла? Если даже так, поняла, что правду я ей говорить не собираюсь…

В этот момент открылась дверь и вошел отец, набыченный и злой, чуть более краснощекий, чем обычно. Я пригляделся и заметил, что правая краснее левой, как от хорошей оплеухи. Любовница не простила кольца на пальце?

Анна ничего не заметила или сделала вид, что не заметила. Повисла у него на шее, поцеловала в ту самую щеку, он попытался ускользнуть. Все-таки я прав, с любовницей разругался, придется папаше новую дурочку заводить.

— Привет, па, — поздоровался я.

Он лишь буркнул в ответ, ни тебе «как дела», ни «как дома» — абсолютное равнодушие. И с Анной, и с неродившимся ребенком будет так же.

— Папа, — сказал я с нажимом, — Илья сказал, что в нашем подвале проходил обыск. Там оставались вещи для тренировки и старый телевизор…

Отец посмотрел так, словно хотел меня по стенке размазать. Ну-ну, попробуй. Ладно, позже спрошу, можно ли забрать наше добро.

— Что там еще нашли, кроме этого? — попытал счастья я и ожидаемо не получил ответа.

Жаль, у Анна раньше не спросил.

Я глянул на часы: ровно девять вечера. Стоит ли ехать в «Лукоморье» на ночь глядя? Это для нормальных людей поздно, а для таких, как Гоги… Как там в игре? «Город засыпает. Просыпается мафия». Вечер в ресторане — время гостей. Где быть хозяину, если не там?

Хватит думать, а то думалка уже кипит, вот-вот взорвется. Действовать надо. Потому я оседлал мопед и покатил в «Лукоморье». Поскольку часы на мне останавливались, я носил их в кармане рюкзака — надо же как-то ориентироваться во времени.

Прибыв на место, я остановился возле съезда к залитому свету ресторану. Это был двухэтажный сруб с двумя пристройками и множеством отдельно стоящих кабинок, в двух из шести горел свет, за темно-зелеными занавесками виднелись люди. Обычный ресторан, много раз мимо него проезжал.

В зале пели бархатным сильным голосом:

— Ангел мой, не спи, не спи, я давно уже в пути…

Никаких «мерседесов», выстроившихся рядком. Только одна крутая тачка — «БМВ». Помимо нее, светлая «девятка», «копейка», тонированная «четверка» и «Рафик».

Когда проходил мимо «четверки», катя мопед, мне показалось, что на заднем сиденье кто-то есть. Заглядывать в салон я не стал. Оставил Карпа возле освещенного деревянного порога, чтобы из ресторана видно было, и вошел внутрь.

Я продирался сквозь свои сомнения, как через плотную паутину. Остановился, задумался — все, начинался мандраж.

Тяжелая дверь была приоткрыта, из зала тянуло сигаретами вперемешку с алкогольными парами. Я переступил порог и оказался в обычном приличном ресторане: прямо напротив входа — музыканты: невысокий круглый мужчина, похожий на Весельчака У, за синтезатором, и длинноволосая брюнетка-вокалистка в обтягивающем бордовом платье, поющая песню Цыгановой, перед ними — танцплощадка, по которой плыли разноцветные огни стробоскопа, привешенного к огромному вентилятору.

Люди гуляли, было занято четыре столика, за одним толпа что-то праздновала, и лысый раскрасневшийся толстяк с рюмкой в руке орал тост. Два официанта скучали у стойки. Где вышибалы? Где страшные бородатые автоматчики? Где проститутки и хозяин с нардами в окружении многочисленных родственников?

На меня никто не обращал внимания, как будто посетители-подростки — это нормально. Или они подумали, что я — сын кого-то из гостей?

Я внимательнее присмотрелся к официантам: оба нерусские, шеи бычьи, спины широченные, удлиненные жилеты подозрительно оттопыриваются на поясе. Охрана? Учитывая нависшую угрозу, что-то маловато. Или хозяина нет, и попросту некого охранять?

Сглотнув вязкую слюну, я подошел к официанту и сказал:

— Здравствуйте. Мне нужно срочно поговорить с Георгием Чиковани.

Оба официанта уставились на меня с таким выражением, будто прискакала жаба и расправила крылья.

— Ты кто? — буркнул один, с рыжеватой щетиной и черными волосами, зеленоглазый.

— Передайте ему, что пришел сын Романа Мартынова. Это вопрос жизни и смерти.

Они переглянулись и захохотали.

— Ти что-то продаешь, да? — прищурился черноглазый, типичный грузин.

Из кухни выбежала официантка, понесла большой компании шашлыки на подносе.

Слюна встала поперек горла. Что им сказать? Как убедить?

— Нет. Раздаю информацию, даром.

— Его нет на месте, — отчеканил зеленоглазый без акцента.

Тогда я зашел с козырей:

— Думаю, ему будет интересно узнать, кто на самом деле виноват в смерти Давида. И вы проводите меня к нему!

Лица у «официантов» вытянулись, они переглянулись. Черноволосый вспыхнул, как и Олег в прошлый раз, когда внушение не подействовало, шагнул ко мне и прошипел:

— Ти что несешь, щенок?

Зеленоглазый выставил вперед руку, как шлагбаум.

— Стой! Как ты сказал? Роман Мартынов?

— Я его старший сын Павел, — представился я. — И у меня есть кое-какая информация.

Сердце так тарабанило в висках, что я не слышал собственный голос.

— Стой здесь. И смотри у меня! Врешь — шею сверну, — пригрозил агрессор, нырнул за стойку и удалился, видимо, на кухню или в техническое помещение.

Вот, какой побочный эффект, если внушение не срабатывает: меня хотят прибить. Я посмотрел на сжатые кулачища зеленоглазого. На этого, выходит, подействовало? Или он лучше владеет собой?

— С огнем играешь, мальчик, — почти ласково сказал мой надзиратель. — Если воду мутишь, ой, не завидую тебе.

— Я пытаюсь сохранить жизни. Возможно, ваши тоже. Мне ничего не нужно от вашего босса, только, чтобы он меня выслушал. А теперь представьте, что я знаю имена, и убийцы не те, на кого вы думаете, они среди вас. — Дыхание перехватило, я сделал глубокий вдох и продолжил: — Да, мне мало лет. Но разве не все равно, от кого получить важные сведения?