С минуту мы стоим в молчании. Потом миссис Льюис трогает меня за руку.

— Простите, если я наболтала лишнего. Вы мне кажетесь добропорядочным человеком, а девочка… Неправильно это, что она не разговаривает, а он махнул на нее рукой. Я ночами не сплю, думая об этом. Простите. Может, мне и не стоило вам все это рассказывать.

Охваченная тревогой, я проглатываю комок в горле. Миссис Льюис ошибается. Мартин просто опечален, раздавлен горем. Тем не менее для нас с Кэт он купил этот чудесный дом. Хорошо к нам относится. Миссис Льюис ошибается.

Я прокашливаюсь.

— Миссис Льюис, мы с мужем считаем, что Кэт не следует торопить. Со временем она оправится от того, что потеряла мать. Ей уже с каждым днем все лучше и лучше, уверяю вас. А Мартин, возможно, не понимал, что Кэт еще маленькая и ее нельзя оставлять одну. Но вы помогли ему это осознать, и он сразу же послал за мной. Кэт подрастет, и я объясню ей, что вовсе не заботы о ребенке вызывают чахотку.

Мне и самой кажется логичным все, что я говорю.

— Он — любящий отец и хороший муж, — продолжаю я. — Он тоже до сих пор пытается оправиться после смерти первой жены. К тому же в жизни у него было много и других горестей.

Миссис Льюис с минуту пристально смотрит на меня.

— Конечно, — произносит она, но я вижу, что мои слова ее не убедили. — Вы позволите попрощаться с девочкой?

У меня на языке вертится «нет», но мой отказ лишь укрепит ее в своих чудны́х подозрениях. Да и меня тоже.

— Разумеется.

Мы идем через кухню во двор, где Кэт старательно поливает клумбы из жестяной лейки. Девочка обращает на меня взгляд.

— Солнышко, миссис Льюис уходит. Подойди, поблагодари ее за визит и за ленты, что она принесла.

Кэт ставит лейку на землю, подходит к миссис Льюис и смотрит на нее, моргая. Глаза у девочки такие же красивые, как у Мартина. Прямо точь-в-точь как у Мартина.

Миссис Льюис наклоняется, заглядывает ей в лицо.

— Я рада, что ты живешь в чудесном доме и у тебя есть новая мама, которая заботится о тебе. — Она гладит девочку по щеке. Кэт не вздрагивает, но и не кидается в объятия женщины, которая до моего появления присматривала за ней во время долгих отлучек Мартина. — Будь хорошей девочкой и слушайся свою новую маму, договорились?

Кэт кивает.

— Милая, попрощайся с миссис Льюис, — прошу я, мысленно умоляя малышку произнести заветные слова.

— До свидания, — тихо роняет Кэт.

Миссис Льюис улыбается. Наверное, она немного успокоилась, услышав голос Кэт. Она выпрямляется во весь рост и поворачивается ко мне:

— Если вам что-то понадобится, обращайтесь.

— Непременно, — со всей учтивостью отвечаю я. Затем провожаю миссис Льюис к выходу, открываю дверь. — Еще раз благодарю вас, миссис Льюис, за визит.

Женщина прощается, я запираю за ней дверь. У Кэт теперь много новых лент, потому, возвращаясь к дочери, я без всякого сожаления бросаю сверток миссис Льюис в мусорное ведро.

На следующий день к нам на обед приходят Либби с Тимми. Мы с Кэт приготовили поднос с закусками, маленькие сэндвичи без корочки, заливное и лимонный торт из взбитого теста. Погода солнечная, во дворике уютно, Кэт с Тимми, пообедав, мелками рисуют на каменных плитках. Точнее, рисует Кэт, а Тимми наблюдает — он еще мал, чтобы рисовать.

Кажется, ну просто идеальный денек. Однако я чувствую, что Либби меня воспринимает не как новую соседку, а как человека, нуждающегося в опеке и покровительстве, — как несчастную женщину, которая от безысходности вышла замуж за первого встречного. Либби, как и подобает доброй христианке, считает своим долгом время от времени проявлять обо мне заботу. Приглашение на обед она приняла из милосердия.

Прощаясь с ними, я напоминаю Либби, что буду рада посидеть с малышом Тимми, если обстоятельства потребуют ее присутствия на каком-то мероприятии. Либби сердечно благодарит меня за предложение о помощи и за вкусный обед.

Я говорю, что мы получили огромное удовольствие от общения с ней и Тимми.

— Давайте как-нибудь в скором времени еще раз пообедаем вместе! — Она благожелательно улыбается, держа на руках сына.

— С радостью. — Я тоже расплываюсь в притворной любезной улыбке.

Либби с сынишкой переходят улицу, и я закрываю дверь. Смотрю на Кэт, стоящую подле меня.

— Тебе сегодня было весело?

Кэт неубедительно кивает.

— Да, мне тоже, милая. Пойдем наводить порядок.

Убирая посуду, я принимаю решение: мне не нужна дружба Либби, если при каждой нашей встрече я буду чувствовать, что она снисходит до меня из милости. Подружусь с кем-нибудь еще. Может быть, в англиканской церкви, если найду здесь такую, или, например, с одной из мамочек, гуляющих в парке. И отныне я никому не стану рассказывать о том, как познакомилась с Мартином. Если Кэт будут принимать за мою родную дочь, я не буду разубеждать. Если станут спрашивать, почему она не разговаривает, объясню, что она просто молчалива от природы.

Ни в чьей благотворительности я не нуждаюсь.

Я не несчастная женщина, выскочившая замуж за первого встречного.

Я — жена и мать, живу в красивом доме, ношу красивые наряды и сплю в теплой постели.

Наконец кухня снова блестит. Мы с Кэт идем в гостиную и садимся читать. Мой взгляд падает на свадебное фото в золоченой рамке на камине. Вот это я и есть, говорю я себе. Миссис Мартин Хокинг.

Апрель сменил май. Потеплело. Как-то в воскресенье после обеда мне удается уговорить Мартина прогуляться со мной и Кэт до океана, пройтись по берегу, а потом устроить пикник в парке «Золотые ворота». Во время прогулки мы встречаем много людей, отдыхающих семьями, и меня вдохновляет, что мы очень похожи на них.

В этот вечер я счастлива. По пути домой смотрю на Мартина и чувствую, что меня влечет к нему, что я хочу спать с ним в одной постели. В конце концов, он мой муж. Ко мне давно не прикасался мужчина, но близости с мужчиной я сама не желала, даже сомневалась, что такое желание вообще когда-нибудь снова возникнет. Пугающее, волнующее ощущение, но приятное.

Укладываю Кэт спать, затем удаляюсь в свою комнату и с особой тщательностью готовлюсь ко сну. Расчесываю волосы до блеска, сбрызгиваю шею розовой водой, выбираю самую красивую ночную сорочку из тех, что у меня есть. А потом, перед тем как скользнуть под одеяло, распахиваю дверь в свою спальню.

Жду, когда Мартин поднимется наверх, прислушиваюсь к каждому шороху. Сердце трепещет. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем с лестницы доносятся его шаги. На верхней площадке он останавливается. Может, смотрит на мою спальню? Секундой позже я слышу, как он входит в свою комнату и затворяет дверь.

Надежда трепещет, постепенно угасая. Возможно, Мартин не расценил открытую дверь как приглашение. Или еще не готов к новым отношениям.

Или я ему не желанна.

Возможно, он проигнорировал меня по всем этим причинам, вместе взятым, и еще каким-то.

Поворачиваюсь на бок. Дверь и не думаю закрывать. Я разочарована и обижена. Пусть думает что хочет про распахнутую дверь. Я не стану вылезать из постели, чтобы затворить ее, — слишком устала.

На протяжении последующих недель после визита миссис Льюис я внимательно наблюдаю за Мартином и Кэт и прихожу к выводу, что своим отношением к дочери он мало чем отличается от других отцов, которых я видела у себя на родине, в Ирландии. Они не изливали на детей свою любовь. Не имели такой привычки. Их привязанность выражалась в умении обеспечивать детей.

В присутствии Мартина Кэт по-прежнему почти не разговаривает, но, когда мы с ней остаемся вдвоем, она произносит все больше и больше слов. С каждой неделей наша семейная жизнь входит в более естественное русло, если не считать, что в те дни, когда Мартин ночует дома, сплю я с распахнутой дверью, а он будто этого не замечает. Мама в ответном письме выразила беспокойство, что я приняла опрометчивое решение, выйдя замуж за Мартина, и я поспешила ей написать, что устроена прекрасно во всех отношениях.