С полки у бойлера я беру банку и складываю в нее золото, стараясь не порезаться об осколки стекла.
— Он увидит разбитые бутылки, когда вернется домой, — словно в трансе произносит Белинда. — И сразу поймет, что нам известна его тайна.
— Надеюсь, что увидит. Мы уйдем отсюда на рассвете. Он не узнает, что вы были со мной. Зайдет в пустой дом и подумает, что все это сделала я: откупорила бутылки и нашла золото. Потом поднимется наверх, отопрет ящики своего стола и увидит, что все его драгоценные документы исчезли.
— И что он предпримет? — со страхом спрашивает Белинда.
— Если полиция знает свое дело, они уже будут подстерегать его здесь, и, как только он появится, его арестуют. Если не арестуют, он пустится в бега. Больше ему ничего не остается. Документы Мартина у меня. Он поймет, что я обращусь в полицию. Здесь ему нельзя оставаться.
— А если он заявится ко мне?
— Не заявится. Ваше свидетельство о браке тоже в этой стопке документов. Он побоится к вам возвращаться, не станет рисковать. Полиция будет знать и про вас, и про то золото, что он пытался украсть у вас, и про то, что украл. Прежде бутылок было больше, Белинда. Он заберет то, что уже украл из вашей шахты, и пустится в бега.
Белинда кладет ладонь на свой живот. Выглядит она изможденной.
— А мне что потом делать? Я просто… просто вернусь домой и одна буду растить ребенка? Кто я? Вдова? Незамужняя мать? Брошенная жена? Кто?
— Вы — обманутая женщина. И не думайте, что вынашивать и растить ребенка в одиночку так уж страшно. Скажите спасибо, что он у вас есть. Не все могут иметь детей.
Я знаю, что в моем голосе звучит обида, хотя у меня нет ни малейших намерений выражать свои сокровенные чувства. Я протягиваю Белинде банку с золотом.
Она и не думает ее брать.
— Возьмите, — говорю я.
Белинда с отвращением смотрит на банку.
— Мне оно не нужно.
— Нужно.
— Нет.
— Золото принадлежит вам!
— Я же сказала: мне оно не нужно! Из-за этого золота погиб отец, и Джеймс женился на мне тоже только из-за него. Забирайте его себе. Вам оно нужнее. Что у вас останется, когда вы покинете этот дом? Ничего. Забирайте.
Я смотрю на Белинду, охваченная желанием обнять ее как подругу — первую с незапамятных времен. Белинда права. Золото мне понадобится.
— Обсудим это позже, — говорю я, ногой отпихивая в сторону осколки на пути к лестнице. — Сейчас вам нужно вернуться домой, а нам с Кэт — собрать вещи, чтобы уйти отсюда на рассвете. Не исключено, что Мартин возвратится прямо завтра. Нам с Кэт необходимо до его прибытия подальше убраться отсюда.
— Я уже опоздала на последний поезд, — сообщает Белинда, следуя за мной. — Он отошел в начале седьмого.
К моему удивлению, я даже рада этому. Значит, ночью я не буду чувствовать себя столь разбитой и одинокой, что было бы неизбежно, если б компанию мне составляла одна только Кэт. Девочка, которую я люблю, но не вправе оставить себе.
— Вы заночуете здесь, вместе со мной и Кэт. А на рассвете мы все уедем.
— Поезда так рано не ходят.
— Мы… мы наймем экипаж, попросим, чтобы нас довезли до ближайшей железнодорожной станции за пределами города. Вы поедете домой, а мы с Кэт — в Аризону.
Я уверена: это то, что я должна сделать. Если я считаю себя порядочным человеком, то обязана вернуть Кэт ее матери. Поменяйся мы с Кэндис местами, я хотела бы, чтобы то же самое она сделала для меня.
Я спешу к лестнице, внезапно вспомнив, что так и не накормила Кэт ужином, а день уже на исходе. Нужно что-то приготовить поесть, а потом собрать вещи — свои и Кэт. А также найти время, чтобы позвонить в лечебницу и проверить, жива ли Кэндис, в состоянии ли принимать посетителей. Ну а затем каким-то образом сообщить Кэт, что ее мама не умерла.
Белинда, поднимаясь за мной по лестнице, засыпает меня вопросами:
— Когда вы намерены позвонить в полицию? Как я узнаю, что его арестовали? А суд будет? Мне придется приехать сюда и дать против него показания? Что мне сказать дома? Что я не замужем? Что сказать Эллиоту?
— Господи помилуй, всех ответов мы не знаем! — бросаю через плечо. — Никто не знает. Давайте просто постараемся пережить этот день.
Мы входим в кухню. Кэт здесь нет. На столике лежат ее рисунки и мелки, и я вижу, что у нее кончилась бумага. Должно быть, она побежала наверх за новыми листами.
Выхожу в холл, собираясь окликнуть девочку, и замечаю ее в библиотеке у стола Мартина. В руке у нее какой-то листок, и она его читает.
Письмо Кэндис.
Кэт произносит по слогам слова, написанные красивым почерком Кэндис. Письменные буквы она знает не очень хорошо, но сложенные из них слова узнает.
Я кидаюсь к ней. Кэт поднимает на меня глаза. Она потрясена. По ее лицу струятся слезы.
— Мама… — шепчет она, но обращается не ко мне.
Глава 14
До сей минуты я не слышала, чтобы Кэт произносила слово «мама». Сама я в разговоре с ней называла мамой себя. Давая ей какие-то указания, обычно говорила: дай маме то-то или сделай для мамы то-то. И она с готовностью выполняла мои поручения. Я считала себя ее матерью и соответственно ожидала, что если услышу от Кэт обращение «мама», то оно будет адресовано мне. Но Кэт удалось худо-бедно прочитать письмо Кэндис, и сейчас ее «мама» относилось именно к ней.
Мартин говорил мне, что Кэндис скончалась дома ночью. Тогда же я спросила у него, видела ли Кэт, как умерла ее мать, успела ли попрощаться с ней, а он ответил, что гробовщик забрал тело, пока дочка спала. Негоже пятилетнему ребенку, заявил Мартин, обнимать труп. Когда Кэт проснулась, ей сказали, что мама отправилась на небеса, а спустя пять дней они с Мартином навсегда покинули Лос-Анджелес. Я по-разному представляла реакцию Кэт на известие о кончине матери: слезы, потрясение, гнев, жалкое молчание. И конечно, такую, как сейчас. С письмом Кэндис в руке, она стоит будто заколдованная, вот-вот растворится в воздухе, если я не подбегу к ней.
Я бросаюсь к девочке, опускаюсь перед ней на колени, чтобы мое лицо оказалось на одном уровне с ее лицом. Беру ее за плечи.
— Кэт! Смотри на меня, дорогая! Смотри на меня!
Она медленно обращает на меня взгляд.
— Все образуется, — говорю я ей. — Я о тебе позабочусь. И об этом позабочусь. — Я киваю на письмо. — Я отвезу тебя к ней.
— Мама, — снова шепчет Кэт, глядя на меня невидящим взглядом. Я чувствую, как мои глаза обжигают горячие слезы. Мне хочется вопить, проклинать весь белый свет за то, что по земле ходят такие негодяи, как Мартин Хокинг.
— Я отвезу тебя к ней, — повторяю я надтреснутым голосом. Привлекаю к себе Кэт, чтобы она, если захочет, могла бы положить голову мне на плечо. А она стоит как неживая — одеревеневшая и в то же время обмякшая. Я готова убить Мартина за то зло, что он причинил этой девочке, за то зло, что причинил всем нам. Белинда рядом шмыгает носом.
— Она… она… я не… не… — Кэт так и не произносит всей фразы целиком. Я содрогаюсь, вспоминая разговор с миссис Льюис. По ее словам, Кэт считала себя виновной в смерти матери. И я теперь невольно думаю, что эту мысль внушил ей Мартин.
Я отстраняюсь от Кэт на расстояние вытянутой руки и заглядываю ей в глаза. Она отвечает мне пустым взглядом, словно тоже пытается осмыслить то, как поступил с ней отец.
— Родная моя, послушай, — говорю я девочке. — Завтра утром, как только взойдет солнышко, мы с тобой тронемся в путь. Мисс Белинду отправим к ней домой, а сами поедем искать твою маму, хорошо? Я отвезу тебя к ней. Обещаю.
Кэт моргает, глядя на меня.
— Ты меня понимаешь, милая? Я отвезу тебя к ней.
Кэт едва заметно кивает.
— А письмо отдай мне, Кэт. Там адрес.
Кэт позволяет взять из ее руки письмо, и я убираю его в конверт. Складываю другие документы, беру сейф — попробую открыть его позже — и все это прижимаю к груди.