Вонсяцкий был хитер, но принял заявления священника за чистую монету и проглотил целиком приманку вместе с удочкой.

— На будущей неделе у нас важное совещание в отеле «Бисмарк» в Чикаго, — сказал «граф». — Я хотел бы, чтобы вы присутствовали.

На собрании в Чикаго священник встретился с четырьмя лицами, уже известными ФСБ. Это были Герхард Вильгельм Кунце — главарь «Германо-американского союза» в Нью-Джерси, достопочтенный Курт Мольцан — лютеранский пастор из Филадельфии и бывший офицер германской армии, Отто Виллюмейт — заправила упомянутого союза в Чикаго, Вольфганг Эбелл — врач из Эль-Пасо.

У «графа» были крупные планы. Вместе с Кунце и Виллюмейтом он еще несколько лет назад установил ценные связи. Когда начнется война между Германией и США, — а это, уверял он, вопрос всего нескольких месяцев, — то Кунце и Виллюмейт смогу повести атаку на США одновременно на нескольких диверсионных фронтах.

Сам «граф», несмотря на свои аристократические претензии, поддерживал знакомства с руководящими работниками пороховых заводов Дюпона в Уилмингтоне (Делавэр) и различных авиационных и военных предприятий в штате Нью-Йорк и штатах Новой Англии, а также в армии, флоте, морской пехоте и пограничной береговой охране. Кунце, благодаря его положению в немецко-американских колониях, удалось устроить сторонников Гитлера на ответственные должности более чем в двадцати крупных предприятиях. То же сделал и Виллюмейт.

Планы передачи информации через Эбелла во время его периодических поездок по ту сторону Рио-Гранде предусматривали четыре способа. Первый — почтой из Мексики в Японию, — маршрут, дававший возможность обойти британскую цензуру. Вонсяцкий боялся британских цензоров и не хотел сталкиваться с ними в тех случаях, когда этого можно избежать. Второй способ — с курьерами, работающими на японских кораблях, которые останавливаются в мексиканских портах. Третий — с помощью подпольных коротковолновых радиопередатчиков. Вонсяцкому было известно, что у мексиканского правительства нет ничего, подобного американским контролерам, снабженным аппаратурой, которая моментально улавливает и определяет местонахождение коротковолновых радиостанций. Четвертый способ — непосредственный контакт с японскими подводными лодками, которые всплывают на поверхность в мексиканских водах. Кунце должен был связаться с этими лодками, либо выходя навстречу в открытое море на рыбачьем ялике, либо устанавливая место встречи на берегу, куда подводники могли бы высадиться с резиновой шлюпки.

Записи не были единственным типом информации, которую Вонсяцкий намеревался переправлять за границу с помощью Кунце. После провала шайки Дюкена, а вместе с ней и курьеров, немцам и японцам становилось все труднее переправлять громоздкие предметы, как, например, образцы новых снарядов, противогазов и оружия. Тот факт, что Кунце уже давно ездил в оба конца через границу у Эль-Пасо, теперь, как подчеркнул «граф», делает его наиболее способным продолжить работу, оставленную курьерами Дюкена помимо их воли.

Священник узнал многое в отеле «Бисмарк». Когда Вонсяцкий кончил говорить, священник предложил привлечь Возняка и сумел так удачно повести дело, что тому велели временно воздержаться от диверсионных актов.

— Я достану средства на расходы, — сказал «граф».— Моя жена очень богата и никогда не спрашивает, куда я деваю деньги. Разумеется, она не знает, что я работаю на Германию и Японию.

«Граф» был чванливый и тщеславный субъект. Он закурил сигарету и, прохаживаясь взад и вперед, дал понять присутствующим, что собирается занять высокий пост в Берлине или в Токио — где ему вздумается,— после того как «высшие расы заставят США занять подчиненное положение».

— Я мог бы занять пост Геббельса, — сказал он. — Мог стать правителем Манчжоу-Го!

К концу конференции в чикагском отеле Вонсяцкий стал, смеясь, рассказывать, как легко, по его мнению, организовать вредительство на американских заводах. Конечно, он упомянул о наждачном порошке и о том, что ничтожное количество такого порошка может мгновенно вывести из строя машину огромной мощности.

— Я знаю, что говорю, — сказал «граф», — ибо в одном из писем ко мне фон-Риббентроп пожаловался, как много хлопот доставляют нацистам чешские рабочие этим порошочком.

«Граф» сообщил своим слушателям о некоторых экспериментах, проведенных немцами на своих военных заводах. Они нашли, например, очень простой и не поддающийся разоблачению способ «запороть» винтовку; тогда ствол лопается после первого же выстрела.

Затем Вонсяцкий, Кунце и Виллюмейт стали обсуждать, в каких масштабах можно развернуть диверсионные акты на авиационных заводах, незаметно закладывая в мотор небольшую адскую машину, которая начинает действовать лишь после того, как самолет пробудет некоторое время в воздухе. Пилот услышит резкий треск, но будет уже поздно. Прежде чем он сможет что-либо предпринять, с самолетом будет покончено.

Агенты ФСБ, выслеживавшие тем временем нашего старого знакомого Людвига, очутились в Фримонте (Огайо). Им было известно, что Фримонт — родина Людвига. Их не удивило, когда он отправился оттуда в магистра в Сандаски и получил копию своей метрики. Предполагалось, что шпион держит курс на тихоокеанское побережье и метрика ему нужна, чтобы отплыть из Сиэтла или Сан-Франциско через Японию в Германию.

Будучи в Огайо, Людвиг посетил форт Клинтон и лагерь Эри, рассматривал их в бинокль и делал записи. Он побывал в окрестностях испытательного аэродрома подле Райт-Филда. Видимо, здесь охрана была довольно бдительной, но ему удалось схитрить. Людвиг остановил свою машину на боковой дороге, откуда открывался прекрасный вид на аэродром и на бомбардировщики, отлетающие или делающие посадку, вынул автомобильную шину и стал в ней ковыряться. Так он смог набросать ряд заметок обо всем, что происходило вокруг.

7 августа Людвиг был в Детройте, где бродил вокруг аэродрома Селфридж-Филд. Затем зашел на завод Форда, где некогда работал его старый друг, Фриц Кун, ныне находившийся в тюремном заключении. У Людвига нашелся и другой друг на фордовском заводе, которого он вскоре навестил.

Из Мичигана шпион направился в Миссури, в окрестности озера Озарк, где сфотографировал плотину Багнелла. Из Миссури проследовал в Колорадо и 21 августа въехал в восточные ворота Йеллоустонского национального парка. Повидимому, у шпиона возникло подозрение, что за ним следят. В парке он ездил, то замедляя ход, то устремляясь вперед с головокружительной скоростью. Агенты старались не отстать. Прежде чем подъехать к гостинице, Людвиг добрых двадцать минут кружил по шоссе, как бы с целью удостовериться, что нет слежки. Затем внезапно пустился прочь со скоростью восемьдесят миль в час.

Шпион въехал в парк рано утром. Было четыре часа дня, когда он остановился в хижине № 47 у Мамонтовых горячих ключей, в сосновой роще. Агенты караулили, спрятавшись за сосной, и с наступлением темноты заметили дым, поднимавшийся из трубы хижины. Они знали, что у шпиона не было с собой продуктов, и решили, что он сжигает какие-то уличающие бумаги. Но это их не обеспокоило: они еще только готовились нанести удар; прежде чем Людвиг закончит свой путь, он сможет навести агентов на след других предателей, как это произошло на заводе Форда. Когда шпион уедет, агенты войдут в хижину и бережно соберут обуглившиеся остатки того, что он жег. Затем это пепел будет уложен в ватное гнездо и отправлен в «дом черной и белой магии», известный под именем лаборатории ФСБ в Вашингтоне. Там пепел подвергнется действию инфракрасных лучей и другим процедурам, пока все написанное на сожженной бумаге не будет восстановлено, словно по волшебству. Все это очень просто и давно известно.

Следующую остановку Людвиг сделал в Бьютте (Монтана). С Северного Тихоокеанского вокзала он отправил два чемодана в Дюмон (Нью-Джерси). Очевидно, он весьма тщательно просмотрел содержимое чемоданов, когда находился в хижине на Мамонтовых горячих ключах, и сжег ненужные или опасные бумаги. Теперь шпион избавлялся от багажа, решив бежать из страны.