Лаборатория британской цензуры в Гамильтоне — лучшая в мире. Ее начальник — доктор Чарльз Энрике Дент, сдержанный человек, прекрасно осведомленный обо всех трюках контрабандной пересылки секретных писем.

Когда Дент получил предупреждение Гувера, он вызвал одну из своих ассистенток, Найду Гарднер.

— Старина Гувер в Вашингтоне утверждает, что нацисты применяют сейчас лекарство от головной боли, мисс Гарднер,— сказал Дент. — Детские игрушки, а? Но вызвал я вас вот зачем — пожалуйста, утюжьте каждое письмо, отправленное из Нью-Йорка после 18 марта в адрес Лиссабона и Мадрида, и покажите мне все, что удастся обнаружить.

На столе мисс Гарднер как раз лежала пачка писем, пришедших из Нью-Йорка. Проутюжить письмо было гораздо проще, чем класть его в раствор кислоты. Это еще успеется, если утюжка окажется безрезультатной.

Через двадцать четыре часа после этого разговора Фоксуорт, нью-йоркский уполномоченный ФСБ, говорил собравшимся вокруг него сотрудникам:

— Я только что получил известие от начальника, — сказал он, — что вчера британские цензоры на Бермудах обнаружили письмо без подписи, написанное симпатическими чернилами, изготовленными из таблеток от головной боли. Это было обыкновенное письмо, напечатанное на машинке, но между строками оказались вписанными невидимыми чернилами другие строки, поистине потрясающие.

Содержание перехваченного письма нельзя здесь привести полностью, но кое-что можно рассказать. В письме сообщалось, что смерть Ульриха фон-дер-Остена — подлинное имя Лопеса — была вызвана «еврейскими кознями», но, к счастью, фон-дер-Остен успел передать основную часть своей информации о Пирл-Харборе незадолго до своей безвременной кончины. Далее говорилось, что фон-дер-Остен по праву гордился своей информацией об американских укреплениях на Гавайях и что «вне всякого сомнения, его информация окажется весьма ценной для наших желтокожих братьев. Все идет по плану, и герр Генрих Гиммлер будет доволен, узнав, что я принял командование и продолжаю борьбу».

— Несомненно, — сказал Фоксуорт, — автор этого письма и человек со светлокоричневым портфелем и в больших очках — одно и то же лицо. Мы должны во что бы то ни стало найти его. Он подписывается «Джо Кесслер» и его обратный адрес — фальшивый.

Письмо было адресовано некоему Фриско в Лиссабоне, очевидно агенту гестапо.

Работники ФСБ решили, что рано или поздно Кесслер покажется в одном из тех мест, за которыми наблюдали круглые сутки. В числе этих мест было испанское консульство. Через несколько дней после рокового случая на Таймс-Сквер агенты Гувера заметили маленького человека лет сорока, выходившего из консульства. Подмышкой у него был светлокоричневый портфель. Острый нос придавал ему сходство с хорьком. Сыщики узнали того, кто называл себя Джо Кесслером и чей след они утеряли в шведском ресторане.

За ним последовали до германского консульства в нижней части Манхаттана. Очевидно, он был желанным гостем, так как оставался там более часа. В конце концов он привел следивших за ним агентов в меблированные комнаты в Бруклине. Здесь удалось выяснить, что настоящее имя этого человека — Курт-Фридрих Людвиг и что это старый активист «Германо-американского союза».

На следующий день слежка за Людвигом продолжалась. Он покинул меблированные комнаты и приехал в одну частную квартиру в Маспете. Он попрежнему не расставался со светлокоричневым портфелем. С помощью сильных биноклей агенты смогли наблюдать, что происходило в доме. Людвиг сидел за обеденным столом рядом с молодой блондинкой. На столе были разбросаны бумаги, вынутые из портфеля. Девушка просматривала бумаги, а иногда Людвиг как будто диктовал ей. Блондинка эта была, конечно, Люси Бемлер.

Еще через день Людвиг опять приехал к Люси на дом, но оставался там всего несколько минут. Агенты почувствовали: здесь что-то готовится! На это раз за ним последовали до Манхаттана и меблированных комнат на Айшем-стрит, подле моста Джорджа Вашингтона. Здесь он зашел к жильцу, по имени Пауль Борхардт,— человеку, по словам квартирохозяйки, загадочному.

Не успел Людвиг закончить беседу с Борхардтом, как Гувер уже получил сведения о Борхардте из так называемой «перекрестной картотеки» в Главном управлении ФСБ. Этот «загадочный человек» был майором германской армии в прошлую войну. В Америке он появился недавно и начал с попытки поступить на службу в разведорганы армии США.

В своем заявлении на этот предмет он сообщал, что был ранее в очень близких отношениях с Адольфом Гитлером, однако чем-то не угодил «фюреру» и попал в концлагерь, откуда ему удалось бежать. В разведке американской армии ему хотелось бы служить потому, что он-де «мог бы сделать ценные разоблачения» о происходящем в Третьей империи.

Заявлению Борхардта не поверили, но все же заинтересовались им настолько, что военные власти предприняли небольшое расследование собственными силами. Они узнали, что Борхардт действительно был в концлагере и бежал оттуда. Но оставалось подозрение, что все дело Борхардта было тщательно инсценировано гестапо — чтобы.создать ему подходящую биографию для поступления в разведку армии США.

Доктор, или профессор, как иногда называли Борхардта (он некогда преподавал в военной академии в Германии), после того как ФСБ отказалось от его услуг, исчез из поля зрения. Теперь он снова всплыл, и Гувер был рад этому. С тех пор как на сцену выступил Борхардт, агенты ФСБ знали, что они должны быть на-чеку: в лысом черепе Борхардта помещался один из самых искушенных шпионских умов Германии. Он был специалистом как раз по анализу, систематизации, использованию всех и всяческих фактов и данных, какие только могли пригодиться для целей шпионажа. Теперь было ясно, что Борхардт — тот самый человек, который способен использовать газетные вырезки и статьи в технических журналах, собранные Люси Бемлер.

Очевидно, он и Людвиг были ведущими фигурами второго шпионского центра, и ФСБ подозревало, что их связи обширны. Как и при расследовании дела Дюкена, нащупывание пути будет длительным, трудным и опасным.

Людвиг, как показало наблюдение, всегда посылал письма с центрального нью-йоркского почтамта на углу 8-й авеню и 32-й стрит. Он, видимо, знал график отправления судов, так как с большой точностью появлялся на почтамте как раз во-время, чтобы захватить ближайший пароход на Лиссабон через Бермуды. Агенты ФСБ выучились распознавать интересующие их письма еще прежде, чем почта уходила из Нью-Йорка; это позволяло обнаруживать их сразу же по прибытии на Бермуды.

Через две недели после того, как за Людвигом впервые установили наблюдение, цензоры окунули пачку его писем, написанных невидимыми чернилами, в различные реактивы. Да, шпионы Людвига умели добывать сведения! Здесь были подробные сообщения об отплытии норвежских, французских, голландских и британских пароходов из Нью-Йорка и Бруклина. Цифры продукции некоторых авиационных заводов приводились с исчерпывающей точностью. Обычно Людвиг употреблял для обозначения предприятий женские имена. «Грейс» означало завод самолетов-истребителей Груммана, «Бесси» — авиационный завод Брустер, «Сара» — «Сперри Жироскоп Компани».

Диверсионные планы Берлина все более расширялись. Это подтверждалось известиями, приходившими в Вашингтон из-за границы. Гиммлеру требовалось все больше студентов из США — молодых немцев, которые приняли американское подданство и прожили в стране достаточно долго, чтобы в совершенстве знать язык и обычаи. Так, например, стало известно, что некий Джордж Джон Даш, высокий тридцатилетний мужчина с крючковатым носом, работавший в Америке официантом, теперь репатриировался и учится в академии диверсантов. Узнали также, что Даш был другом Эдуарда Джона Керлинга, бывшего метрдотеля, и Германа Нейбауэра, бывшего повара в отеле Чикаго, которые к тому времени распростились с США и уехали в Берлин.

Таким образом, более чем за год до высадки восьми нацистских диверсантов на побережье Лонг-Айленда и Флориды Гувер знал о троих из них.