— Зачем вы заходили в американское консульство в Кельне?

— Я потерял паспорт, — ответил Себольд. — Собственно говоря, его украли в гостинице.

— А... — протянул Гасснер. Подозрения, видимо, рассеялись.

— Почему вы прямо не потребовали у меня мой паспорт? — спросил Себольд.

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, что паспорт взяли вы.

— Я? — Гасснер ткнул себя пальцем в грудь и сделал попытку прикинуться простачком. — Что бы я стал делать с американским паспортом?

— Он мог бы пригодиться агенту гестапо, чтобы попасть в Соединенные Штаты.

— Герр Себольд, мне нравятся ваш характер и ваш ум, вы для нас самый подходящий человек. Ну, а теперь скажите, когда сможете приступить к работе?

— Я хотел бы сначала немного отдохнуть, скажем, месяц или около этого.

— Прекрасно, заходите сюда к тридцатому сентября. Мы открываем новые классы в школе шпионажа в Гамбурге, вы зачислены туда.

Себольд спросил, чему будут учить и сколько времени займет курс обучения. Гасснер сказал, что придется совершенствоваться главным образом в фотографии и радиотехнике.

— В Соединенных Штатах вам будет поручено смонтировать коротковолновую радиостанцию, при помощи которой вы будете постоянно связываться с нами.

Когда Себольд собрался итти, Гасснер спросил:

— А что, эти американские балбесы в Кельне дадут вам новый паспорт?

— Это будет нелегко, — сказал Себольд, — но я надеюсь получить. А почему вы называете их балбесами?

— Почти все американцы — балбесы, — проворчал Гасснер. — Будь у них хоть малейшее представление о том, как наши агенты работают, с ними сделался бы припадок. Собаки! — Гасснер разразился смехом.

И смех этот все еще раздавался в ушах Себольда и после того, как он покинул кабинет Гасснера и притворил за собой дверь.

В Вашингтоне Дж. Эдгар Гувер, директор Федерального следственного бюро (ФСБ), внимательно изучал копию донесения, которое пришло в министерство внутренних дел с дипкурьером из консульства в Кельне. В донесении подробно сообщалось обо всем, что произошло с Себольдом с момента, как он вышел на гамбургскую пристань и вплоть до первого визита в американское консульство. Гувер был одним из немногих людей в Вашингтоне, которые с первых же дней войны в Европе предвидели масштабы и размах надвигающейся бури. Первым таким человеком был, разумеется, президент Рузвельт. Государственный секретарь Хэлл специально посетил Белый Дом, чтобы информировать Рузвельта о предложениях гестапо американскому гражданину. Линдберг и другие изоляционисты уверяют народ, что у Гитлера нет злых умыслов против Соединенных Штатов. Рузвельт, осведомленный лучше, не мог ничего возразить, не выдавая источников своей информации. Но он многое говорил Гарри Гопкинсу и другим своим приближенным.

Только впоследствии, через несколько дней после вторжения Германии в Польшу, было отмечено следующее происшествие, которое агенты ФСБ сочли весьма серьезным.

Двое солдат береговой охраны на побережье Атлантики у Лонг-Айленда заметили небольшой баркас под названием «Лекала», стоявший на якоре на расстоянии мили от берега. Береговая охрана разглядела в бинокли семь человек, ходивших по палубе. Опытный глаз офицеров сразу же опознал в них неморяков, что возбудило подозрение.

Стража приблизилась к баркасу и заговорила со шкипером, угрюмым молодым человеком, по имени Эдуард Керлинг. Судьба готовила этому Керлингу мрачный сюрприз: ему предстояло в августе 1942 года сесть на электрический стул как шпиону и диверсанту, высадившемуся с подводной лодки на атлантическом побережье Америки.

Но в тот день, осенью 1939 года, когда береговая стража опрашивала его, Керлинг держал себя вызывающе. Он сказал, что никому не дела до того, куда он направляется или как стал владельцем баркаса. Его взяли на берег и допросили. Выяснилось, что он работает метрдотелем в Шорт-Хилсе (Нью-Джерси). Береговой охране показалось странным, что заработков метрдотеля могло хватить на покупку баркаса стоимостью в несколько тысяч долларов.

Судебное преследование против Керлинга и его шести товарищей возбуждено не было. Это входило в тактику дяди Сэма. То была идея Дж. Эдгара Гувера — выпустить рыбку из сети и поглядеть, куда она поплывет. Керлинга задерживали всевозможными формальностями на берегу все время, пока производился осмотр судна.

«Лекала» имела достаточный запас пищи в виде концентратов, чтобы кормить команду в течение нескольких лет. Это привело к заключению, что баркас направлялся навстречу немецкой подводной лодке. Имелись и другие основания считать, что кто-то из этой гитлеровской стаи подводных пиратов должен был войти в контакт с «Лекалой». Наблюдения показали, что условия плавания в районе, где находилась «Лекала», особенно благоприятны для подводных лодок.

ФСБ установило слежку за Керлингом и его шестью спутниками. Все они пересекли реку Гудсон и высадились в Северном Нью-Джерси. Вскоре выяснилось, что вся эта группа принимает участие в деятельности «Германо-американского союза», в то время широко орудовавшего в этой местности.

30 сентября 1939 года, на исходе первого месяца немецкого «блицкрига», Себольд отправился в кабинет Гасснера на Вильгельмштрассе. Чиновник гестапо сделал все легко и быстро. С тех пор как Себольд видел его в последний раз, Гасснер сильно изменился: война взвалила на гестаповца чрезвычайные и разнообразные обязанности, и у него был измученный вид. Он вручил Себольду одновременно с железнодорожным билетом до Гамбурга запечатанный конверт и велел американцу представиться с этим конвертом фрау Гут, которая содержала пансион на улице Клопштока в северной части города.

Фрау Гут оказалась ловкой, энергичной женщиной средних лет. Она прочитала письмо Гасснера и сказала Себольду по-английски:

— Да, я ждала вас. Идемте, я покажу вашу комнату.

Очевидно, дом фрау Гут принадлежал гестапо. Когда Себольд спустился в столовую, он увидел более десяти мужчин, молодых и среднего возраста, двадцатилетних девушек и сорокалетних женщин; все они, видимо, проходили подготовку в гестапо. Над домом тяготела атмосфера взаимного недоверия; она давила всех, как могильный камень.

Себольд попытался было завязать беседу с соседом справа, но к нему тут же подошла Гут и резко оборвала его.

Школа шпионажа помещалась в многоэтажном здании рядом с гамбургским полицейским управлением. Комната, где Себольд должен был начать курс обучения, напоминала классную комнату в колледже. Преподаватель восседал за кафедрой на возвышении, а позади виднелись черные доски и большой лабораторный стол. Себольд оглядел своих товарищей по классу. Их было всего 35 человек, большинство — старше тридцати лет, в том числе несколько женщин. Американец заметил здесь лишь троих из тех, кого видел в пансионе Гут, и умозаключил отсюда,— как оказалось, совершенно правильно, — что пансион был лишь одним из домов, где расквартированы будущие шпионы.

В курсе фотографии, преподававшемся Себольду, основное внимание уделялось микропленкам. На микропленку — кусочек целлулоида величиной примерно с половину почтовой марки — снимки делаются с помощью фотокамеры, снабженной специальными линзами. Представьте себе исписанный на машинке листок бумаги размером 8х10 дюймов, который фотографируется на такую микропленку, и преимущества этого метода съемки станут для вас очевидны. Кусочек такой пленки легко можно спрятать под языком или в волосах, или же, подвергнув специальной обработке, проглотить, а потом снова извлечь. Когда пленка доходит до места назначения, ее увеличивают до таких размеров, чтобы написанное можно было прочесть невооруженным глазом.

Овладев искусством микрофотографии, американец начал проходить курс радиотехники. Его научили собирать из отдельных частей коротковолновую рацию. Эти части он должен был закупить по приезде в США, но отнюдь не в одном и том же месте, дабы не возбудить подозрений.