Внешне казалось, что всем этим россказням поверили, и после множества формальностей он 13 мая выехал в Лиссабон. Пассажирский пароход «Дротнингхольм» готовился к отходу. Бару дали пропуск, но агенты таможни при осмотре багажа нашли деньги и объявили, что из Португалии воспрещается вывозить более 200 долларов.

Бару не хотелось отдать кому-нибудь деньги. Он пропустил первый рейс «Дротнингхольма» и написал Бауэру секретными чернилами, отправив письмо по нацистскому подставному адресу в Лиссабоне. Он сообщал, что не удалось получить пропуск и придется ждать, пока «Дротнингхольм» не пойдет в следующий рейс, по всей вероятности, в июне.

Теперь он решил истратить 7 000 долларов в течение месяца. Человек не может израсходовать такую сумму на еду, выпивку и женщин. Он свалится прежде, чем доберется до третьей тысячи. Бар тщетно пытался растранжирить деньги. Не было ночного притона, в котором он не побывал бы, а Лиссабон — один из самых беспутных городов на земном шаре. Впрочем, кутежи то и дело приходилось прерывать: за ним всюду следовал человек, похожий на агента гестапо.

Тогда Бар решил попробовать избавиться от денег игрой в карты, но вместо этого сорвал банк в крупном игорном доме и выиграл громадную сумму. Впрочем, он снова начал игру и вскоре достиг того финансового уровня, который казался ему более нормальным.

Оставалось около 2 000 долларов, когда наступило 19 июня — день следующего рейса «Дротнингхольма». Бар взял в банке один банкнот в 1 000 долларов и другой в 500, вынул бумагу из внутренней крышки сигарного ящика и положил туда деньги, снова прикрыв их бумагой. Он решил, что это очень хитро придумано. По крайней мере, останется 1 500 долларов, которые пригодятся в США; а если там понадобится больше, он свяжется с нацистским подпольем в Нью-Йорке и достанет денег.

Когда «Дротнингхольм» 30 июня бросил якорь у мола «Ф» в Джерси-сити, на берегу реки Гудсон, напротив Нью-Йорка, Бар узнал, что ФСБ захватило восемь диверсантов, которые на резиновых лодках пристали к берегам Лонг-Айленда и Флориды. Он узнал также, что эти восемь были только «первыми ласточками», что на резиновых шлюпках и с парашютами прибывали все новые диверсанты.

Психология американской публики удивительна. Сегодня ее страшно взбудораживают газетные сообщения о диверсантах, но уже завтра она забывает все и возвращается к спорту, упиваясь страничными отчетами о подвигах чемпионов бейзбола. Но это-то как раз и нужно Гитлеру; с молниеносной быстротой пытается он перебросить в США своих агентов, пользуясь моментом, когда о такой опасности забывают.

Расчеты Бара тоже в некоей степени строились на этих соображениях.

Представляясь инженером-евреем, который только что вырвался из лап гестапо, он надеялся встретить теплый прием и получить доступ к секретам на ведущих предприятиях.

У Бара была заготовлена история, которую он всем расскажет. Возложенные на него задачи начали казаться даже слишком легкими. В конце концов от него требовалось одно — записывать невидимыми чернилами добытые сведения, и тогда даже хитрая цензорская лаборатория на Бермудах останется одураченной. Все казалось даже слишком просто...

Наконец, очередь у таможенного чиновника дошла до него. Чиновник, заметив у Бара часы-браслет и карманные часы, спросил, зачем нужно столько часов.

Бар купил карманные часы в Лиссабоне, чтобы как-нибудь использовать деньги. Но ему не хотелось, чтобы таможенник решил, что у него много денег, это будет плохо соответствовать рассказу о бегстве. И он сказал, что часы приобрел уже давно.

— Что-то не похоже на правду, — проговорил таможенник. — Часы выглядя совершенно новыми. Он осмотрел каюту Бара.— Что у вас там еще?

В чемодане не нашлось ничего подозрительного. На умывальнике лежал сигарный ящик, тот, в котором были спрятаны две крупные банкноты.

— Ваши? — спросил он.

Бар кивнул. Чиновник взглянул на папиросу, которую в это момент курил Бар, а потом снова на ящик. Шпион купил сигары в Лиссабоне и уничтожил около половины, чтобы казалось, будто их выкурили.

— Я вижу, вы курите папиросу, — заметил таможенник. — Люди, курящие папиросы, обычно не курят сигар, и наоборот. Сдается мне, вы что-то скрываете, молодой человек. Не знаю, что именно, но думаю, что мне удастся это узнать.

Вскоре явились два молодых человека корректного вида и отрекомендовались агентами ФСБ. Они расспросили Бара о его бегстве и пожелали узнать, сколько денег он взял с собой. Тот сказал, что явился в Швейцарию без гроша, и они удалились.

Вслед за ними пришли представители военной разведки. Они хотели узнать, привез ли Бар какие-либо сведения, которые могли бы быть полезны США. Бар повторил им басню о несуществующих двигателях для самолетов, основанных на принципе паровой турбины.

— Мне кажется, что это пустая выдумка, — сказал офицер военной разведки. — Как можно произвести на самолете столько пара, чтобы пустить полным ходом турбинный двигатель?

Бар не был подготовлен к конкретным ответам, ибо по существу их не было. Когда агенты военной разведки поглядели друг на друга и ушли, таможенник, который все время не покидал каюты, стал ощупывать с внутренней стороны крышку сигарного ящика. Бар застыл на месте и, охваченный ужасом, смотрел, как тот доставал банкноты. Чиновник взглянул на Бара, но не сказал ничего.

На следующий день Бара все еще не выпускали с парохода. Вернулись агенты ФСБ.

— Мы находим некоторое противоречие между рассказом и действительным положением вещей, — сказал один из агентов. — Нам стало известно, что в Лиссабоне вы нарочно пропустили предыдущий рейс этого парохода, чтобы избавиться от семи тысяч долларов, пожив в свое удовольствие.

— Это верно, — сказал Бар, надеясь расположить их чистосердечным признанием.

— Мы не сомневаемся. Но нам хотелось бы знать, откуда к вам попали эти деньги?

Бар повторил версию о богатых евреях в Ганновере.

— Что же евреи собирались делать с немецким патентом?

— Хотели вывезти в Англию!

— Очень интересно! — воскликнул агент. — Ну-с, а не можете ли вы сказать, где состоялась эта сделка?

— Конечно, могу,— с улыбкой ответил Бар, уверенный в том, что агенты теперь уже не посмеют открыто сомневаться. — В кабачке, в Ганновере.

— Не знал я, что евреям в Германии разрешено сейчас посещать кабачки.

Бар ничего не мог на это возразить.

— Не знал также, — продолжал агент, — что евреям в Германии разрешается хранить при себе такие большие суммы в американской или в любой другой валюте.

Шпион пытался вывернуться, но скоро понял, что это ни к чему не приведет.

— Мистер Бар,— вежливо сказал агент,— я считаю, что тот, кто придумал для вас эту историю, оказал вам плохую услугу.

Бара повезли в здание ФСБ в Нью-Йорк. Допрос продолжался, шпиона заставляли повторять свой рассказ до тех пор, пока ему не стало тошно.

Допрос происходил не так, как это показывают в кинофильмах: «Ну-ка, живей выкладывай все начистоту!» Нет, Бара просто заставили много раз повторить свою версию, а затем прочитали ему все сказанное. Они показали с начала и до конца те места, где Бар противоречил самому себе.

К 7 июля Бар был разоблачен по всем пунктам. От всей истории осталось лишь то, что его фамилия действительно Бар. От остального следователи камня на камне не оставили. Наконец, Бар написал свою исповедь, в которой заявлял, что не собирался выполнять инструкции гестапо, но признавал все остальное.

Его арестовали по обвинению в заговоре с целью шпионажа. Теперь, когда США находились в состоянии войны, в случае обвинительного приговора Бару угрожала казнь. Его судили в Нью-Йорке под председательством судьи Уильяма Ф. Смита.

Бар пытался защищаться, утверждая, что играл двойную игру с гестапо и якобы стремился раскрыть секреты нацистов правительству США. Суд присяжных не поверил этой версии, и Бар был осужден на 30 лет тюремного заключения.

Городок Амагансетт (штат Нью-Йорк) находится в Лонг-Айленде, в 105 милях от Нью-Йорка. Это — сонный городишко, насчитывающий всего 1 100 жителей, где не бывает почти никаких происшествий. Вся полиция его состоит из констэбля Абрахама Голдена и одного полисмена.