Лицо священника оставалось непроницаемым.

— Ну, и что же? — спросил он.

— Я желал бы иметь возможность поработать для дела, — сказал незнакомец. — Я — стоющий человек; нет ничего на свете, чего бы я не мог сделать. Мне кажется, что Германия могла бы использовать меня и хорошо заплатить за работу.

— Что вы имеете в виду? — спросил священник.

— Диверсии. Я — специалист. Мое имя — Возняк.

— Не Федор ли Возняк?

Человек с водянистыми глазами кивнул.

— Итак, вы помните меня?

Священник медленно покачал головой.

— А как же не помнить? — спросил он. — Но скажите, Возняк, не слишком ли вы рискуете, придя ко мне? Почему вы уверены, что я не выдам вас?

Возняк улыбнулся.

— Не посмеете, — сказал он. — А теперь перейдем к делу. С кем вы можете связать меня, чтобы я получил задание и смог заработать?

— Все зависит от того, что вы имеете в виду.

Возняк был человек с темным прошлым. Его преступная деятельность началась еще четверть века назад — 11 января 1917 года. В это день полмиллиона снарядов, предназначавшихся для союзников, взорвались на заводе Канадской автомобильной и литейной компании в Кингсленде (Нью-Джерси). Правительственные агенты тогда установили, что взрыв в Кингсленде был делом рук диверсантов и начался от зажигательного карандаша, оставленного на месте каким-то рабочим. Это «рабочий», Федор Возняк, сделал теперь свое предложение священнику. Год спустя после кингслендского взрыва, когда судебные власти, наконец, заполучили Возняка в свои руки, он отделался тем, что выступил свидетелем перед международной комиссией, которая должна была определить вину Германии в таких диверсионных актах, как взрыв в Кингсленде и взрыв «Черного Тома». Возняк публично поведал историю о том, как его подкупили агенты Франца фон-Папена, одного из крупнейших немецких организаторов диверсий. А затем человек с водянистыми глазами пропал и не выплывал на поверхность вплоть до лета 1941 года.

В тот день в номере нью-йоркского отеля Возняк достал из кармана исписанный листок и принялся перечислять священнику факты и цифры — сведения, относящиеся к целой серии странных и как будто внешне не связанных между собой происшествий 1941 года.

— 10 января, — начал он,— британское судно «Черная цапля» таинственным образом сгорело на пристани в Бруклине. Как это ни странно, на борту «Черной цапли» находился важный груз — бомбардировщики «Дуглас».

Всего через десять дней после этого по неизвестным причинам вспыхнули пожары в двух флигелях здания морского министерства в Вашингтоне. Дня через два произошел загадочный пожар на военных верфях в Филадельфии. Еще через два дня сгорело дотла здание военно-морского флота в Норфолке (Виргиния).

В феврале произошли еще три пожара, все по неизвестной причине, на пороховых заводах, в том числе в арсенале Франкфорда в Филадельфии. Не успели закончить после этого ремонт арсенала, как ровно через месяц вспыхнул второй пожар.

В апреле на пороховом заводе морского министерства в Индиан-Хед (Мэриленд) произошел загадочный пожар, который причинил убытков почти на четверть миллиона долларов. А в мае с пугающей регулярностью начались пожары на пристанях и в железнодорожных депо на всем протяжении от Атлантического до Тихоокеанского побережья. В последний день мая в порту Джерси произошла катастрофа, причинившая убыток в 25 миллионов долларов. На верфях Кремпа в Филадельфии, которые имели крупные контракты с военно-морским флотом, при загадочных обстоятельствах вспыхнул пожар, принесший крупные убытки. Характерно, что он начался сразу в нескольких местах.

Взорваны были две плотины в Балтиморе и сгорело несколько зданий портовых ангаров в Сан-Педро (Калифорния). На военных верфях в Мэр-Айленде в Калифорнии серия необъяснимых взрывов уничтожила трансформаторы.

Пенсильванский экспресс, направлявшийся из Кливленда в Питсбург, сошел с рельсов в Пенсильвании; пять человек было убито, более сотни ранено, многие получили тяжелые увечья. Следствие установило, что катастрофа была тщательно подготовлена и произошла возле городка, кишевшего сторонниками нацистов. Лишь благодаря чрезвычайной бдительности агентов ФСБ удалось воспрепятствовать ряду взрывов на крупнейших оборонных заводах по всему штату Нью-Йорк, Среднему Западу и тихоокеанскому побережью.

Священник казался совершенно бесстрастным, пока Возняк перечислял эти факты.

— Некоторые из упомянутых вами пожаров, — сказал он, — могли произойти просто вследствие несчастного случая.

— К чорту несчастные случаи! — возразил диверсант. — Мне известно, что это не были несчастные случаи. Я знаю многих, кто обделывал это дельце. Я лучше многих из них имею возможность обратить свои способности в наличные деньги.

И Возняк стал подробно излагать свои планы. Было бы бесцельно повторять здесь его измышления. Может быть, он и преувеличивал, чтобы произвести большее впечатление, но безусловно все же далеко зашел в разработке некоторых чудовищных планов, по сравнению с которыми взрыв в Кингсленде казался детской забавой. Он был в курсе всех последних изобретений в области диверсий.

— Они поймали меня в прошлый раз, потому что мой зажигательный карандаш не уничтожался огнем. Но новейшие карандаши сгорают целиком, так что от оболочки не остается ни малейшего следа.

Священник пожелал узнать подробности устройства новых карандашей. Возняк с готовностью удовлетворил его желания. Имеются разные сорта, объяснил он, и Берлин, как ему дали понять, весьма гордится ими. Принцип этого прибора остается прежним: фальшивый свинцовый кончик срезают в тот момент, когда карандаш надо пустить в ход, и кислород, входящий таким образом в узкую камеру с химическим веществом, воспламеняет это вещество,— происходит сильный взрыв.

— Преимущества нынешних карандашей в том, что для них уточнены сроки, — объяснил Возняк. — Одни взрываются в течение пяти минут, другие через четверть часа, а некоторые даже спустя несколько часов.

Возняк рассказал священнику о существовании «снарядов-пакетов»: химические вещества помещают в двух различных отделениях внутри пакета, имеющего самый заурядный вид. В нужный момент его можно смять, чтобы химикалии смешались, и бросить в мусорную корзину на пороховом заводе. Вскоре, в зависимости от того, когда химикалии в пакете соединятся, произойдет ужасный взрыв.

Диверсанту были известны и «овощные» зажигательные приборы: они действовали по тому же принципу, что и зажигательные карандаши, с той разницей, что химические вещества прятали во фруктах и овощах. Немцы, как заявил Возняк, усовершенствовали также яд, предназначенный для пищевых грузов. Они соорудили бомбу в форме консервной банки, на которую наклеивали поддельную этикетку обычного томатного пюре, распространенного в армии, а также экспортируемого за границу. Когда такую банку начинают вскрывать ключом для консервов, происходит взрыв и осколками убивает всех, кто находится на расстоянии двадцати футов. Это прибор легко спрятать в крупный груз консервов.

— Вы видите, — заключил Возняк, — что я следил за изобретениями. Я полагаю, у вас нет сомнений в том, что я могу быть вам полезным.

— Я не сомневаюсь в этом ни минуты, — сказал священник. — Приходите через пару дней, и, может быть, у меня будут хорошие новости.

Возняк ушел весьма довольный собой, считая, что произвел большое впечатление, но результат оказался обратным: священник решил сообщить о террористе в ФСБ.

Дня через два, когда Возняк вновь пришел в отель «Бристоль», священник сказал:

— Я сообщу о вас графу Вонсяцкому. Вы, конечно, знаете, кто он такой.

Священник отправился в имение «графа» в Коннектикуте. Белогвардеец слыхал о нем и рад был его видеть. Священник намеревался войти в доверие к Вонсяцкому, утверждая, что у него имеются в резерве и другие диверсанты типа Возняка, которые смогли бы пригодиться «графу». Ему хотелось сманеврировать таким образом, чтобы люди вроде Возняка были заняты установлением связей, а не организацией взрывов. Таким образом ФСБ в конечном счете смогло бы разоблачить крупную шайку диверсантов.