«Граф » привлек к себе внимание еще в 1922 году. Нищий белоэмигрант, он работал на паровозном заводе Болдуина в Филадельфии за 22 доллара 50 центов в неделю и потом вдруг женился на одной из самых богатых женщин в округе — миссис Марион-Бакингем-Рим Стефенс из Чикаго, которая была на двадцать два года старше его.

Молодая чета проживала сначала в небольшом домике среди людей среднего достатка в Ридли-Парке (Пенсильвания), но недолго. Вскоре они стали показываться в различных фешенебельных местах в США и других странах, где «граф» производил на всех впечатление бездельника, отдающего все свое время проклятиям по адресу Советской России.

Агентам стало известно обыкновение «графа» бродить по городку, возле которого было его имение, рассказывая обывателям, что в свое время он будет «главой русского правительства», которое должно сменить Советы в России, и тогда возьмет с собой своих добрых друзей из Томпсона и сделает их вельможами. За этой внешностью шарлатана и болтуна агенты разгадали хитроумную тактику: «граф» изображал из себя кандидата в сумасшедший дом намеренно, чтобы лучше замаскировать свою деятельность.

Однажды, разговаривая с рабочим у себя в имении, «граф» обронил фразу, которая была повторена рабочим в местном баре и подхвачена затем агентом ФСБ.

— Не принимайте за чистую монету пакта о дружбе между Германией и Россией, — сказал Вонсяцкий, — Гитлер ненавидит красных и собирается выступить против них, когда придет время.

Незадолго до описываемых событий «граф» построил в своем поместье в Коннектикуте совершенно фантастическое сооружение. Строение было воздвигнуто на мысу, откуда открывался обзор на многие мили вокруг. То было одноэтажное, напоминавшее студию здание из камня со стенами в два фута толщиной.

Дула пулеметов высовывались из амбразур в каждой стене, а в бронебашне на самом верху этой крепости имелся пулемет на вращавшейся установке. Были сооружены специальные стальные камеры для хранения ручных гранат и баллонов со слезоточивым газом. В углу единственной большой комнаты этого бастиона помещался письменный стол «графа», а на стене висела необычно выглядевшая карта мира. Знаки свастики на территориях, принадлежащих Англии и другим странам, зловеще указывали на то, что Германия и Япония строя планы захвата и раздела между собой территории США.

Посетив Вонсяцкого, Виллюмейт вернулся в Чикаго, а «граф» упаковал чемоданы, сел в лимузин и поехал в Вашингтон. Там он направился в японское посольство.

В посольстве Вонсяцкий оставался несколько часов. Этого было достаточно для Гувера. Люди белой кожи никогда не проводили по нескольку часов с японцами, если только они не были дипломатами или выдающимися представителями прессы. Вонсяцкий не был ни тем, ни другим. Значит...

Из посольства «граф» велел ехать на вокзал Юнион-Стейшен. Там в пассажирской кассе он купил билет в Чикаго.

Агенты, следившие за ним, сделали то же самое. На следующее утро, выйдя из поезда и даже не успев позавтракать, Вонсяцкий взял такси и поехал на частную квартиру. Один из агентов остался ждать, а другой зашел в чикагское отделение ФСБ и справился, не знают ли, кто живет в этом доме.

Чикагские сыщики знали. То был дом джентльмена средних лет с квадратной челюстью и шрамом от дуэли на левой щеке. Имя его Виллюмейт. Это тот самый человек, который посетил «графа» в Коннектикуте.

«Граф» ночевал у Виллюмейта. На следующий день у дверей появился рассыльный с телеграфа. Вонсяцкий, видимо ожидавший его, открыл дверь и велел мальчику войти. Вскоре мальчик вышел. Агенты, караулившие у входа, не могли установить, с чем и для чего он приходил.

Хотя деловые отношения между телеграфными компаниями и клиентами — сугубо частное дело, но все же в распоряжении судебных властей имеются законные средства раскрыть содержание телеграммы, если подозревается преступное деяние. Так удалось узнать, что Вонсяцкому приносили телеграмму из японского посольства в Вашингтоне, адресованную на имя Виллюмейта. Телеграмма была с пометкой: «Передать лично, не по телефону». Текст гласил:

«Будьте готовы завтра утром к приезду Кунце в Чикаго, отель «Бисмарк». У него будут имена людей, с которыми следует связаться в Эль-Пасо».

Имя Кунце было хорошо известно Гуверу. Герхард Вильгельм Кунце из Камден (Нью-Джерси) — один из тех членов «Германо-американского союза», которые давно уже значились в гуверовском черном списке. Не оставалось сомнений, что Кунце замешан в нацистских интригах, но до сих пор агенты не смогли добыть никаких улик.

Теперь агенты отправились в отель «Бисмарк» и позаботились, чтобы Кунце, когда он приедет, попал в номер, соседний с тем, который заняли они.

Все шло, как по маслу. Это оказался тот самый Кунце. Агенты в холле гостиницы узнали его по фотографиям. Как и предполагали, он потребовал в отеле самый лучший номер. Вскоре агенты, имевшие специальные приспособления для подслушивания, услышали, что в соседний номер пришли гости — Вонсяцкий и Виллюмейт. Кунце встретил обоих радостно, как старых друзей.

Старшим, видимо, здесь был «граф». Он спросил у Кунце отчет, и тот сообщил, что организовал подпольную работу, дабы получить сведения на двенадцати крупных заводах, выполняющих заказы союзников.

— Прекрасно, — сказал Вонсяцкий. — Теперь скажите, кто этот человек в Эль-Пасо, с кем вы установили связь?

— Имя его Эбелл, Вольфганг Эбелл. Он местный врач. Посольство считает, что с моей стороны было удачной мыслью завязать связи возле мексиканской границы.

— Вы имеете в виду японское посольство?

— Да, японское. Но, по-моему, дело, которое мы делаем, пригодится и Германии, и Японии.

— Совершенно верно, — ответил «граф». — Информацию будете переправлять, пересняв на микропленки. Теперь относительно этого доктора Эбелла. Надежный ли он человек. Заслуживает ли доверия?

— Надежней и быть не может.

— Он — американский гражданин?

— Натурализовался два года назад.

— Каково его прошлое?

— Занимается медицинской практикой в Эль-Пасо уже около десяти лет. Пользуется большим уважением в тех местах.

— И сумеет вас переправлять через границу всякий раз, как понадобится?

— Да, у него прекрасный предлог. Примерно раз в неделю он выезжает по своим делам по ту сторону границы. Я могу в любое время сесть в его машину, тайком перейти границу и из Мексики направиться в Южную Америку, а затем в Германию.

Вонсяцкий нашел, что связь Кунце с врачом из Эль-Пасо была идеальной для его целей, но все же высказал мнение, что следовало бы иметь для связи еще одного человека, который был бы вне всяких подозрений.

Заговорил Виллюмейт:

— Я знаю как раз такого человека. Это — достопочтенный Курт Мольцан. Он — священник в Филадельфии и бывший офицер германской армии.

— Недурная идея! — воскликнул «граф».

— Эта идея представляется все более удачной, чем больше вы думаете над ней, — продолжал Виллюмейт. — Британские цензоры на Бермудах, куда будут поступать все письма от Мольцана, слишком заняты, им и в голову не придет просматривать корреспонденцию какого-то священника.

Все трое выпили за успех.

Сколько людей было в этой шпионской шайке? Был ли Вонсяцкий действительно крупной фигурой или же работал на какого-нибудь вражеского агента?

Таковы были вопросы, которые волновали ФСБ.

В то время как Курт Людвиг, ныне трепещущий за свою шкуру главарь оставшегося в Нью-Йорке шпионского центра, ехал в своей машине на запад и шпионская организация «графа» Анастаса Вонсяцкого стала центром внимания властей, в номере отеля «Бристоль» в Манхаттане открывалась еще одна важная глава нашего повествования. Священник, имя которого останется здесь неназванным, сидел в своем номере, когда в дверь постучался незнакомый пятидесятилетний человек с бледным лицом и водянистыми глазами.

— Мне известно, — сказал посетитель, — что вы находитесь в добрых отношениях с некоторыми людьми в Америке, которые готовы сделать все, что в их силах, для Гитлера.