Ван дер Меер налил в стакан воды, залпом выпил, а девушка победно сказала:
— Минус один.
— Что? Какой минус? — Кэптен вертел стакан в руке.
— Ван дер Ваала можно вычеркнуть из списка подозреваемых.
Подумала и о том, что его можно вычеркнуть из списка её немногочисленных поклонников. К тому же выяснилось, что нувориш не знает о смерти Анники.
— Я бы не стал его вычёркивать. Твои страхи могли сослужить ему хорошую службу. Остался кузен Питер? Или кто-то, о ком мы не знаем, — посмотрел на девушку изучающе, прошёл к окну и опёрся ладонями о подоконник, рассматривая внутренний дворик. — Плохо. Пока мы не поймаем второго грабителя, ты будешь оставаться в опасности. Не сможешь сегодня остаться на ночь у госпожи Лейфде? Уйти нужно будет незаметно и чтобы об этом никто не знал.
— А как же задвижки на дверях? Они закрываются изнутри.
Адриан обернулся:
— Выйдешь до того, как твоя служанка закроет все двери.
Ника тяжело сглотнула:
— Я должна рассказать тебе ещё кое о чём.
Как отнесётся Кэптен к её признанию, предугадать сложно, но больше тянуть нельзя. Она села удобнее, попыталась дышать ровно, но не вышло. Сердце сжалось в плохом предчувствии; ладони вспотели. Заметила, как напрягся мужчина. Он опёрся бёдрами о край подоконника и скрестил руки на груди.
— Ты знаешь Мейндерта Готскенса — владельца конторы по переписи книг и документов? — начала Ника заупокойным голосом.
Ван дер Меер медленно кивнул. Между его бровями залегла складка.
— Я исполняла его заказы — продолжила девушка. — Рисовала заглавные буквы в печатных изданиях и получала за это плату.
Она замолчала, засомневавшись, так ли уж необходимо рассказывать о подделке документов? Может, заплатить паучку раз, другой, а затем… рассосётся само?
— И? — напомнил о себе Адриан и Ника вздохнула:
— Якубус приносил от него всякого рода бумаги, на которых я... — набрала полные лёгкие воздуха и обречённо выдохнула: — подделывала подписи.
— Что ты делала? — Кэптен сощурился, подался к ней и превратился в слух.
— Подделывала подписи, — повторила девушка робко и прочистила горло покашливанием.
— Что за бумаги? — мужчина раздул крылья тонкого носа.
— Просроченные по платежам договоры займа. Кто-то их переписывал и завышал оговоренную ранее сумму процентов. Подпись заимодавца уже стояла. Я ставила только подпись должника.
Кэптен в задумчивости пожевал губами. Помрачнел:
— Имя человека, который скупал договоры займа, знаешь?
— Нет. Думаю, что это сам Готскенс.
— Много было таких бумаг?
— Достаточно, — еле слышно произнесла Ника. — Когда Якубуса не стало, Готскенс попытался продолжить дело без его посредничества, пообещав мне платить столько же, сколько платил ему. Я отказалась. Думала, что он от меня отстал, но вчера он пришёл в кофейню и начал меня шантажировать. Якобы ему поступил новый заказ и без меня он невыполним. Я снова отказалась. Тогда он потребовал, чтобы за его молчание в качестве отступных я каждый понедельник отдавала ему дневную выручку кофейни. Иначе он обо всём расскажет тебе и Ван дер Ваалу.
Девушка замолчала. Смотрела на свои, лежавшие на коленях, переплетённые кисти рук. Сжимала холодные пальцы. Они дрожали и согреваться не желали.
Молчал и Кэптен.
Ника вздохнула:
— Адриан...
Он остановил её нетерпеливым жестом руки:
— Как давно ты занималась подделкой бумаг?
Она молчала. Если бы и знала, сколько лет криминальная семейка занималась всякого рода преступной деятельностью, то всё равно бы не сказала.
— Госпожа Маргрит знала?
— Наверное, знала. Она постоянно повторяла, что я должна слушаться брата, не перечить ему и делать всё, что он скажет. — Адриан, какая теперь разница? Всё в прошлом. Я давно не делаю ничего дурного.
Ван дер Меер с силой потёр лицо:
— Если бы Якубус был живой, ты бы продолжала заниматься этим, — не сомневался, утверждал.
Ника почувствовала, как глаза наполняются слезами:
— Он умел заставить. Был бы живой, не было бы кофейни и гостевого дома, а я была бы замужем за банкиром.
— Почему не рассказала мне раньше?
Опустив глаза, Ника молчала.
— Руз, почему?
От его резкого возгласа она вздрогнула. В один миг мужчина отдалился, стал чужим и жёстким. В укоризненном тоне слышались нотки разочарования.
— Боялась, — прошептала она на полувздохе.
— Меня боялась? — эмоции на его лице стремительно сменяли одна другую: за потрясением последовала досада. Раздражение сменилось горечью.
— Боялась потерять тебя во второй раз. Я люблю тебя, — произнесла чуть слышно.
Адриан болезненно поморщился:
— Что ты ответила Готскенсу? Отказалась платить?
— Сказала, что подумаю, но да, платить я не собиралась.
— Значит, Готскенс, — сказал Кэптен уверенно. — Кто ещё знает о вашем разговоре?
— Никто.
— Прислуга могла слышать?
— Никого рядом не было.
Ван дер Меер забрал оружие, плащ, надел шляпу. Посмотрел на Нику тоскливым взором:
— Руз, как ты могла? После всего сказанного, я не могу... — на его шее дёрнулся кадык. — Между нами ничего быть не может.
Его серые глаза потемнели, смотрели на компаньонку внимательно, настороженно. В их тьме вспыхивали и рассыпались искрами тревожные огоньки. Руки подрагивали.
У Ники остановилось сердце: теперь точно всё. Отчаяние тянуло ко дну омута, в который она только что прыгнула по собственной воле. Стало невыносимо больно от бессилия, от горечи, от осознания того, что она ни в чём виновата, но вынуждена расплачиваться за чужие грехи.
Ван дер Меер уходил. Уходил, не глядя на неё, не оборачиваясь. Уходил, чтобы вернуться расчётливым деловым партнёром, внешне спокойным, безразличным и невозмутимым, вернуться чужим.
**
Пока он шёл к двери, Ника шла следом, сверлила его спину горячечным взором. Как сказать ему, что она не Руз? Она подделала один документ, только один! У неё не было иного выхода. Да, она совершила ужасный поступок, усложнила чью-то и без того нелёгкую жизнь.
Кэптен взялся за ручку двери, и Ника оттолкнула его руку, протолкнулась между ним и дверью, мешая открыть створку. Вместо слов признания вырвалось:
— Честный, да? Правильный? Легко осудить другого, а вот выслушать его и понять сложно, да? Что ж ты тогда вмешался у канала, не дал мне утонуть и сам…
— Руз, достаточно, — оборвал он её, глядя из-подо лба. — Ты знаешь, как всё произошло. Если бы Якоб не достал дагу, я бы спас и его. Однажды я простил тебя, поверил, что ты всего лишь один раз пошла против своей совести, — он тяжело вздохнул и попытался аккуратно отстранить её от двери. — С моей стороны было большой ошибкой поверить тебе снова.
Держась за дверную ручку, Ника всем телом навалилась на створку. Как утопающий хватается за соломинку, выкрикнула:
— Я ничего не делала! Я не Руз!
Торопливо заговорила:
— Руз умерла. Она зацепилась о половую щётку, упала, ударилась головой и умерла. Я тоже умерла в своём времени, меня убили, и непонятно как я очнулась в теле вашей Неженки. Я Ника, Вероника, мне двадцать три года, я жила в другой стране, в другом времени. Моя душа заняла тело вашей Руз.
Мужчина натянуто улыбнулся со смесью жалости, снисхождения и презрения, и Нику прорвало:
— Не смотри на меня как на полоумную! Я говорю правду! Я другая, не Руз, и ты это заметил. Я знаю больше, чем должен знать человек, рождённый в вашем времени. Для меня ваша жизнь — далёкое прошлое, история, я родилась в двадцать первом веке. Можешь себе представить? Для тебя это было бы равносильно вдруг очутиться в пятнадцатом веке!
Кэптен вновь попытался отстранить девушку от двери, но она не позволила. Поморщившись от боли в плече, невольно прижала ладонь к шее и тут же снова схватилась за ручку двери, блокируя её — плевать на боль!
Заговорила сдавленным, сердитым голосом:
— Нет, ты не уйдёшь, пока не выслушаешь меня до конца. Я больше не стану это держать в себе. Скорее всего, ты мне не поверишь, но выслушать будешь вынужден. Отойди от двери!