Ника воспользовалась затянувшейся паузой:

— Вам запрещено использовать мои идеи в ваших будущих изделиях, предназначенных для продажи.

Мужчина отложил ручку с пером и сощурился, отыскивая в договоре спорный пункт. Вздохнул с недовольством:

— Ваши идеи столь чудны… — глухо кашлянул в кулак и огладил бороду. — Не думаю, что они будут интересны кому-то помимо вас.

В его потемневших глазах Ника прочитала мало утешительного для себя — мастер обиделся. Если бы он знал о таком повороте дел до начала работ, то ей пришлось бы искать другого исполнителя.

— Было бы замечательно, — улыбнулась она миролюбиво. — Простите, если обидела вас, но, поймите меня правильно. Мне очень хочется, чтобы подобной посуды не было ни у кого.

Оглянулась на полки, заполненные пивными кружками и другими изделиями из красной глины. Завтра доставят белую глину. Процесс изготовления посуды идёт полным ходом. Поворачивать назад поздно.

Мастер читал договор. Казалось, что он не слушает привередливую заказчицу.

— И здесь штраф? — глянул на Нику с раздражением. — За что?

— Я подам на вас в суд, если когда-нибудь обнаружу в вашей лавке или на рынке во время воскресной торговли изделия, идентичные с моими. Столовая посуда и иные изделия моего авторства предназначены для моего личного пользования в кофейне, и продавать их я не собираюсь.

Она взяла паузу и перевела дух, давая мужчине время переварить услышанное. Каким бы трудным ни был разговор, избегать его нельзя. Продолжила:

— Уверена в вашей порядочности, поэтому не вижу препятствий с вашей стороны для подписания договора и клеймения совместно изготовленных изделий двумя клеймами. На посуде, которую я изготовлю единолично, будет стоять только моё клеймо.

Гончар прикрикнул на устроивших потасовку подмастерье и ученика и указал Нике на отпечаток клейма в договоре:

— Ваше клеймо недейственное. Оно даётся с разрешения главы гильдии горшечников. Вы в сей гильдии не состоите.

— Гильдия контролирует производство товаров и их оборот. Вы продаёте свои изделия и платите налог с продаж. Для меня собственноручно изготовленная глиняная посудой не товар. Я не намерена ею торговать и создавать вам или вашей гильдии конкуренцию. Отнестись к моему клейму как к именной печати художника-керамиста. Как художник подписывает свои картины своим именем, так и я поставлю на свои изделия свою печать. Подписывайте договор и будем работать дальше.

Убедила Ника мужчину или он уступил её натиску, но мастер Губерт с глубоким вздохом пожевал губами, утёр их и подписал договор.

Девушка предусмотрительно положила свой договор в карман передника, подмигнула притихшим помощникам и улыбнулась:

— Вас это тоже касается.

Что она имеет в виду, каждый из них решит для себя сам.

К обеду Ника еле успела изготовить запланированное. Много времени заняла проверка на брак накануне изготовленной посуды, её клеймение. Встреча с Аланом всё же испортила настроение и нарушила привычный ритм работы. Разговор с мастером добавил усталости. Девушка оставалась рассеянной и несобранной, взять себя в руки так и не смогла.

Янс помогал мастеру, а Маркус подавал госпоже кружки с полки для клеймения и ставил назад.

— А что за буква написана на вашем клейме? — спросил он, рассматривая дно очередной менажницы.

— Буква «N», — машинально ответила Ника.

Мальчишка задумался:

— Это не первая буква вашего имени как у нашего мастера Губерта. Госпожа Эн — это не вы. Тогда кто?

Теперь задумалась Ника. Маркус спросил её об этом первым, значит, спросят и другие.

— Никто, — отмахнулась она. — Госпожа Никто.

— Такая бывает?

— Уже есть — я, — усмехнулась девушка. — Пусть это будет мой творческий псевдоним. То есть моё второе имя, за которым прячется настоящее.

Скорее всего, Маркус её не понял, но с готовностью кивнул:

— Когда я вырасту и получу клеймо мастера, то тоже возьму себе второе имя и спрячусь за ним.

Ника устало улыбнулась:

— Чем тебе не нравится твоё?

— Так зовут соседского хряка.

— Ну да, как-то несолидно получается. Ничего не поделаешь, придётся тебе имя поменять, — вздохнула с деланным сожалением. Мазнула мальчишку по кончику носа: — Идём лягушку-копилку лепить.

— Копилку? Такая бывает?

— Будет.

Ника смогла расслабиться лишь в лавке господина Лаанбергера, когда выбирала недостающие краски для будущих картин.

Она прошлась вдоль стеллажей с выставленными образцами, помещёнными в одинаковые, плотно закупоренные стеклянные пузырьки. Вертела в пальцах ёмкости, проверяя краску на текучесть, расслаивание, наличие посторонних включений.

Нужные качества краски, такие как светостойкость, прозрачность, смешиваемость, определить визуально не представлялось возможным. Единственное, что имело значение — это цена. Она зависела от компонентов, входивших в состав краски: масла, воска, природных смол, добавок, повышающих её стойкость.

Если в современном мире информацию о качестве краски девушка получала, читая маркировку на тюбике, то в лавке семнадцатого века следовало ориентироваться исключительно на личный опыт, советы продавца и… интуицию.

Не видя иного выхода, Ника полностью положилась на опыт владельца лавки. Она доверяла господину Лаанбергеру — высокому, худому, сутулому старику с пышной седой шевелюрой и внимательными добрыми глазами. При покупке краски для вывески он не обманул её ожиданий.

Выйдя из лавки, Ника вспомнила о Дэниэле. Вот кто мог проконсультировать её и поделиться опытом! Почему она вспомнила о нём только сейчас? В следующий раз перед походом за красками она обязательно посоветуется с братишкой.

Хенни выглядела хмурой и задумчивой. Шла молча, глядя себе под ноги. Не делилась с хозяйкой информацией, полученной от служанки Ван дер Меера.

Ника не пыталась её разговорить. Молчание служанки её устраивало.

Строила догадки: либо в сведениях Катрины ничего стоящего внимания не было, либо Хенни упорядочивает в своей голове новости, чтобы рассказать о них хозяйке в самый неподходящий момент.

Также Хенни могла снова повздорить с Линой.

Ника надеялась, что перед отъездом в Амстердам госпожа Маргрит отпустила личную служанку на время своего путешествия. Не понимала, почему она не взяла её с собой?

Хенни продолжала молчать. Видеть её настолько потерянной и беспомощной было непривычно. Когда она, всё так же молча, налила хозяйке протёртого горохового супу и поставила перед ней тушёную капусту с мясом, Ника не выдержала. Пододвигая тарелку, спросила:

— Ничего плохого не случилось?

Хенни замотала головой. Молчала.

— Что ты узнала у Катрины? Глава гильдии ювелиров в самом деле собирается купить наш дом?

Служанка снова замотала головой.

«Значит, дело в Лине», — решила Ника. Может быть, Хенни увидела её, целующуюся с Гуго? Она глубоко вздохнула и бодро сказала:

— Нашла, о чём переживать. Выброси его из головы и пошли к чёрту. Найдёшь другого.

— Какого другого? — встрепенулась Хенни.

— Лучше и достойнее, — пафосно заявила Ника. На непонимающий взгляд служанки спросила: — Разве ты не о Гуго переживаешь?

Хенни с подозрением прищурилась:

— Вы о чём-то знаете?

— Нет, так сказала. А почему ты всё время молчишь? На тебя ну очень не похоже.

— Так вы ничего не знаете? — морщины на лбу Хенни разгладились; унылое лицо осветилось интересом.

— Только не говори, что все знают, — взмолилась Ника, жалея, что разговорила служанку.

— Знают, — разочаровала её Хенни. — Госпожа Маргрит велели Лине и нанятой женщине за неделю отмыть все покои на втором этаже.

Пока Ника, подняв брови, молниеносно сопоставляла поездку матери в Амстердам, продажу драгоценностей и уборку второго этажа, служанка горько вздохнула:

— Я вот думаю, сколько горничных для уборки покоев постояльцев наймёт госпожа Маргрит? Наверняка, не менее двух.