Ника заговорила. Сначала сбивчиво, сумбурно, путано. Затем смелее, увереннее. Доверилась госпоже Лейфде.

Та не перебивала, одобрительно кивала, поддерживала собеседницу добрым словом.

Девушка успокоилась окончательно, речь стала плавной, мысли ясными. Отогрелась. То ли чаем, которого за разговором выпила две чашки, то ли оттаяла душой от участливого внимания старой женщины.

Они говорили обо всём. Говорили не спеша, долго и обстоятельно.

Ника рассказала и о рукоприкладстве Якубуса, и о молчаливом потворстве ему со стороны госпожи Маргрит. Рассказала о сватовстве банкира и конфликте с матерью. Рассказала о долгах.

Утаила о своём участии в смерти брата Руз, как и о том, кем он являлся на самом деле. Не рассказала о своей любви к Ван дер Мееру, как и о его помощи в избавлении от семейного тирана. Не стала рассказывать о Мейндерте Готскенсе.

А вот рассказу о Ван дер Ваале и кошмарном сне расписала во всех красках и подробностях. Закончила со вздохом облегчения:

— Что скажете, госпожа Лейфде? Можно ли в моей жизни что-либо исправить? — ждала совета.

Женщина покачала головой, пожевала тонкими синими губами:

— Исправить в жизни можно немногое, а вот изменить никогда не поздно. Не обо всём рассказала мне, ну да ладно. Всего и не нужно знать чужой старухе. Скажу тебе так, милая. Не похожа ты нравом ни на свою спесивую мать, ни на слабовольного отца. Уж и не знаю, в кого пошла. Ван дер Зи прощать не умеют, а Ван Вербумы... — женщина махнула рукой. — Бог им судья. Что тётку отдалила от себя… верни. Филиппина незлобивая и нравом мягкая, не в пример сестре. Большой помехой в твоей жизни не будет. Одной жить в доме, да притом заниматься прилюдным делом — негоже.

Хозяйка дома замолчала, упёрлась затылком в высокую спинку сиденья и закрыла глаза.

— А как мне быть с Ван дер Ваалом? — Ника тронула женщину за руку, лежавшую поверх муфты.

— Неволить тебя некому.

— А сон?

— Посмотрела и забудь. Любишь ты его.

— Кого?

— Ван дер Меера, кого же ещё.

— Так заметно? — Ника покраснела, отнекиваться не стала.

— Судить не возьмусь, но раз уж Ван дер Ваал увидел, то увидят и другие. И то, что не отпустит он его от себя в угоду дочери, спору нет.

— А мне что делать?

— Велено молчать — молчи. Ван дер Меер терпит, и ты терпи. В их роду все мужчины отважные воители, не отступают от задуманного и честь блюдут. Жди.

Госпожа Лейфде подняла указательный палец и наставительно закончила:

— Терпеливый лучше надменного духом. Не спеши своим духом обижаться, потому что обида живёт в груди глупых. А теперь иди. Устала я. Приходи завтра. О Дэниэле говорить станем. Через четыре дня он возвращается в школу в Порт-Рояль. Поедешь с ним. Станешь приглядывать за моим мальчиком.

Вставшая Ника чуть не села назад на стул:

— Уехать во Францию? Надолго?

— Через два месяца вы вернётесь на каникулы и уже в сентябре отбудете до Рождества.

— А как же кофейня и гостевой дом? Как всех… всё оставить?

— Эка невидаль, — старуха то ли поперхнулась, то ли издала скрипучий смешок. — Продашь свою долю Ван дер Мееру, отдашь долги, а гостевой дом… — она пожевала губами, — наймёшь управляющего. Будет за порядком следить, отчёты слать да деньги в банк на счёт класть. А я за ним прослежу, будь покойна.

— А как же?..

Госпожа Лейфде не дала гостье договорить, замахала руками:

— Иди, иди, приходи завтра.

Дэниэл поджидал сестру у входной двери. Бадди лежал у стены и грыз большую сухую кость. Заметив Нику, настороженно поднял уши-бабочки, незлобиво тявкнул, предупредив, что занят, и снова принялся за кость.

— Вы долго разговаривали, — закрыв проход, парень встал перед сестрой.

Всмотревшись в её лицо, поморщился и вздохнул:

— Ты плакала. Тебя кто-то обидел? Кто? Я убью всякого, кто посмеет тебя обидеть, — выпятил грудь и воинственно поднял подбородок.

Ника улыбнулась и убрала с его лба непослушную прядь волос:

— Не нужно никого убивать. Я просто устала, и мне нужен был совет старой, мудрой женщины.

— Получила совет?

— Бабушка хочет, чтобы я поехала с тобой в Порт-Рояль.

— Что? Со мной?— Дэниэл округлил глаза и, не скрывая радости, широко улыбнулся. — Такое возможно?

Ника отодвинула его в сторону, открыла дверь и улыбнулась:

— Ничего невозможного нет.

— Ты согласилась? — приплясывал в нетерпении, следуя за ней на улицу. — Поедешь на всё время?

— Я подумаю, — ответила Ника задумчиво.

Завтра она узнает всё подробно. Заметив, что на них обернулась проходившая мимо чья-то служанка, развернула брата к оставшейся открытой входной двери:

— Вернись в дом, поговорим завтра.

Подумать, в самом деле, было о чём.

Она откажет Ван дер Ваалу и вместо ненавистной помолвки уедет во Францию.

Мейндерт Готскенс останется ни с чем. Расскажет он ювелиру о тёмных делах семьи Ван Вербум или нет, уже не будет иметь значение.

Ван дер Мееру придётся сделать выбор.

«Наконец-то всё встанет на свои места», — с облегчением вздохнула Ника. С души будто тяжкий груз упал. Стало легко и спокойно.

**

— Вас господин Ван дер Ваал два раза спрашивали, — сообщила Лина, как только Ника вернулась в дом.

— Он ещё здесь? — уточнила она, останавливаясь у двери в кухню. Испортить хорошее настроение повторной встречей с мужчиной в её планы не входило.

— Ушли очень недовольные, — Лина поджала губы, копируя мимику нувориша. — Жакуй в вашем покое, а ворона сидит у окна.

— Потому что прикормили, — недовольно проворчала Хенни, отвлекаясь от приготовления двойной порции омлета с зеленью. — Хотите, чтобы она всё своё семейство на крышу дома притащила?

— Не притащит, — Лина на всякий случай отошла от Хенни. — В скором времени она сядет на яйца птенцов высиживать.

— Во-во, притащит всё своё воронье семейство и полдюжины птенцов в придачу.

— Вот будет потеха, — поддакнула Тёкла.

— Двор и крышу загадят, — заверила Хенни, снимая со сковороды омлет на плоскую тарелку.

Послышались шутки, смешки, загремела утварь.

— Над чем смеётесь? — в раздаточном окне показалась София. — Омлет готов? Где Гуго? Бен сказал бочонок свежего пива откупорить.

Ника прошла в кухню, на ходу приструнивая развеселившуюся прислугу:

— Хватит пустых разговоров, работаем. Клиенты ждут.

Принесла из погреба охлаждённый крем, поставила большое круглое блюдо, перенесла на стол у окна коржи медовика и приступила к его сборке. Предупредила работниц, чтобы её не отвлекали — её нет, ушла, испарилась, — кто ослушается, будет оштрафован.

Работа спорилась; руки с лёгкостью справлялись с непростым делом. Коржи в два яруса ложились ровно, кремовые цветы и листья выходили пусть далёкими от идеала, но симпатичными и, главное, вкусными. Надпись «Самой красивой и любимой» переделывать не пришлось.

Ника любовалась творением рук своих и улыбалась. Результат радовал. Вот что значит хорошее настроение! И время пролетело незаметно. Если сегодня вернётся Кэптен, то она будет счастливой в полной мере.

Но время шло, а Адриана не было. Вот и капитан ночного дозора пожаловал, напомнив своим появлением, что день на исходе. Патрульные ушли дальше, а Алан Матфейсен задержался у входа в кофейню. Взяв Люцифера под уздцы, крепкой рукой сдерживал его беспокойство: конь переступал ногами, прядал ушами, косился в тёмный переулок, откуда нёсся злобный лай разбуженной собаки.

Ника вынесла морковку, и Люцифер принял угощение с присущей ему деликатностью.

— У тебя всё хорошо? — Алан всматривался в непривычно умиротворённое лицо девушки.

— Да. А у тебя? — Ника гладила Люцифера по шелковистой шерсти шеи. Улыбалась. Безветренный тёплый вечер располагал к покою и неспешной беседе.

Мужчина нахмурился:

— Руз, слышал, что Ван дер Ваал сделал тебе предложение стать его женой. Это правда?

— Правда.

— И что ты ответила?

— Ничего. За меня ответила тётушка Филиппина.