После рукоприкладства проснулся аппетит. Да и продезинфицировать рот не помешает. От пережитого стресса по спине пробежала дрожь, пробрал запоздалый озноб — ногам стало холодно, руки озябли.

— Вина мне налей. Красного, — кивнула Ника на стол, уставленный кувшинами с пивом и вином.

Хенни метнулась к Гуго, нелюбезно бросила ему:

— Подвинься, — выбрала небольшой графин и прихватила высокий бокал.

— А что это с вами приключилось? — всматривалась в лицо хозяйки, отпившей из бокала. Остановив взор на её губах, выпятила свои: — Я бы подумала, что вы с кем-то… — красноречиво причмокнула.

Ника вздохнула:

— Есть с кем? — принялась есть кашу, осторожно осматриваясь, не слушает ли их прислуга.

Занятые делами, слуги к их разговору не прислушивались.

— Неужто с господином Ван дер Ваалом? — прошептала Хенни, оглядываясь на дверь. Её глаза увеличились как минимум вдвое. — Они два раза справлялись о вас, искали.

— Он мне в отцы годится, — пряча глаза, ответила Ника.

— Пф-ф, — закатила глаза служанка, повторяя манеру хозяйки. — Не стану поминать о господине банкире.

— Вот и не надо. Кстати, я думала, что он приедет на похороны.

— Может, он тоже преставился?

— Может и преставился, — на миг задумалась Ника. — Пожалуйста, подай мне мою чашку.

— Которая синяя? — Хенни бросилась к буфету. — Вам чаю налить горячего или холодного?

— Холодного.

Охлаждённый чай с лимоном и мятой полюбился почти всем посетителям кофейни. В день открытия его было продано особенно много.

Служанка вернулась на своё место.

— Господин Ван дер Ваал мужчина видный, — вздохнула мечтательно. — Красивый, богатый. Вдовец, — подчеркнула особо. — Возьмёт вас в жёны и заберёт в Делфт, — ждала, что ответит госпожа.

Та молчала и ела.

Хенни вздохнула:

— Никогда не была в Делфте, — подняла бровки, наморщив лоб, не спуская глаз с воспалённых губ госпожи.

Ника отпила немного вина, аккуратно облизала губы. Ела и молчала.

Хенни вздохнула снова — громче, протяжнее:

— Нигде дальше Зволле не была. В Делфте, поди, красиво.

— Издалека заходишь, — усмехнулась Ника, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. От выпитого вина она согрелась, на щеках проступил лёгкий румянец, настроение улучшилось. — Уехала бы со мной, если бы пришлось?

— Так это правда, что вы с господином главой?..

— Много говоришь, — оборвала её девушка.

От пронзительного въедливого взора хозяйки Хенни поперхнулась и закашлялась, а Ника невзначай подумала, что при таком раскладе она станет Виллемине мачехой, а Ван дер Мееру… тёщей? А когда мелкая зараза родит, то госпожа Руз Ван дер Ваал станет бабушкой.

«Славно выйдет», — улыбнулась кисло.

— Господин Ван дер Ваал не здесь? — услышала она до боли знакомый голос, прозвучавший как гром среди ясного неба.

В дверном проёме стоял Кэптен, смотрел на неё и хмурился:

— Его спрашивает Виллемина.

«Угу, Виллемина, значит. Не госпожа Виллемина, а просто Виллемина, — царапнуло по сердцу ржавой иглой ревности. — Хотя, какая она госпожа — безродная… мелкая… зараза. И ты, Кэптен, у неё на побегушках». Не отрываясь от еды, неприязненно проговорила:

— Почему он должен быть здесь?

— Разве вы не вместе выходили? — прилетело в ответ недовольное.

Бросив на мужчину красноречивый взгляд: «Какое тебе дело?», Ника ответила:

— Посмотри во дворе. Господин ювелир интересовался вторым выходом.

— Зачем ему второй выход? — не к месту задала вопрос Хенни, неловко качнувшись на стуле, хватаясь за край столешницы.

— Понятия не имею, — протянула Ника, делая очередной глоток вина.

Адриан не уходил, с подозрением всматриваясь в компаньонку.

— Ещё есть вопросы? — посмотрела она на него с вызовом. Закралось подозрение, что Кэптен слышал последнюю часть её разговора с Хенни.

Он не ответил. Громко стуча тростью по плиткам пола, неспешно вышел.

Ника поморщилась — хромать в последние дни мужчина стал сильнее.

**

Не успел Ван дер Меер выйти, как в кухню вошла тётушка Филиппина. Она неспешно подошла к столу и заняла место вскочившей Хенни.

Придирчиво осмотрев, что ест и пьёт племянница, со вздохом сказала:

— Дочка, у меня все спрашивают, будет ли завтра работать кофейня?

Ника не ответила. Как загипнотизированная смотрела на маленькое опахало из чёрных страусиных перьев, которым тётя неторопливо обмахивалась.

Помнила, как не мешала ей выбирать, что той приглянётся из вещей упокоившейся госпожи Маргрит. Лишь отметила, что понравилось ей до неприличия многое: чепцы, ночные рубашки, юбки, просторные жакеты и платья, чёрный бархатный халат с меховой опушкой. Тётя не побрезговала перебрать пять дюжин поношенных чулок, десяток заметно тесных туфель со всевозможными украшениями и три пары ботинок с серебряными пряжками. Долго перебирала шляпы, которые оказались ей не в пору.

— Почему вы позволяете ей копаться в вещах госпожи Маргрит? — недоумевала Хенни, багровея от негодования. — А меха и шали вы ей тоже позволите забрать? Они вон каких денег стоят. Да и вам сгодятся.

— Пусть забирает что хочет, — отмахивалась Ника. — Быстрее уедет, когда делить станет нечего.

Не докладывая хозяйке, Хенни улучила момент и прибрала с глаз вещи, какие сочла нужными.

Однако у тётушки Филиппины оказалась на редкость хорошая память.

— Руз, дочка, не могу отыскать шаль кашмирскую, какую Лукас привёз Маргрит из Парижа. Не знаешь, где лежит?

— Не знаю, — покосилась она на Хенни, как ни в чём не бывало стоявшую у открытого сундука, помогавшую женщине складывать вещи в дорожный короб.

— И накидку с мехом горностая не вижу. А ведь ещё три зимы назад видела на ней.

— Бабочки-шерстоеды завелись, — поспешила сообщить Хенни. — Как есть весь мех начисто проплешинами состригли. Много чего пришлось снести в церковь, раздать нуждающимся.

— Что ж ты не доглядела, негодница? — тётя затрясла жакетом с опушкой. — Так и я привезу шерстоедов домой, мои меха изведут подчистую. Шаль кашмирскую тоже объели? И другую, из Ост-Индии с дивным рисунком.

— Объели, не подавились, — хмыкнула Хенни, состроив кислую мину.

Тётушка Филиппина методично, без спешки открывала сундуки и шкафы, выдвигала ящики комодов, доставала, рассматривала и откладывала вещь за вещью. При этом вытирала покрасневший нос, сморкалась, слезливо приговаривала: «На добрую память о любимой сестре Маргрит, пусть земля ей будет пухом».

Отбросив воспоминания, Ника перевела глаза с опахала на лоснящееся от пота лицо тёти.

Та громко вздохнула:

— Горе горем, а кофейня на то и открывалась, чтобы работать. Непомерные долги кто станет отдавать?

— Долг Ван дер Мееру за организацию похорон можно отдать уже завтра, — подсказала девушка. — Не считали, сколько господа пожертвовали денежной помощи?

Тётушка Филиппина бросила взор на открытую дверь в кухню, на занятую прислугу и подалась к племяннице.

— Ван дер Мееру не к спеху, подождёт, — сказала тихо. — Золото и серебро пойдут тебе на приданое, дочка, — сложила веер, о чём-то сосредоточенно думая. — Госпожа Шрайнемакерс взялась похлопотать о твоём будущем.

Мысленно ответив тёте: «Не дождётесь», Ника потёрла висок:

— Пожалуйста, не сейчас. Давайте вернёмся к этому вопросу через год.

Женщина коснулась опахалом подбородка:

— Ты нуждаешься в защите и заботе не иначе как сейчас, а не через год. За тобой нужен догляд, а я не могу пребывать у тебя более двух недель. Меня ждут дома.

— Не тратьте время впустую, уезжайте. Я справлюсь.

Тётушка Филиппина пропустила слова племянницы мимо ушей:

— Сдаётся мне, что ты приглянулась господину Ван дер Ваалу, дочка, — в глазах промелькнуло радостное оживление.

— Вам показалось, — несмотря на неприятное покалывание в груди и участившееся сердцебиение, Ника выглядела спокойной.