Девушка улыбнулась: мужчина шёл на свет, горевший в её комнате. Шёл к ней.

— С новым домом тебя, соседка, — тряхнул он небольшой корзиной, из которой торчало горлышко керамического кувшина с начищенной до блеска оловянной крышечкой.

Адриан прошёл мимо Ники, задержался у двери, оставил у стены трость. Слегка хромая, подошёл к столу, поставил корзину на сиденье стула. Вытащил кувшин.

— Бокалы есть? — сдвинул к краю стола чертежи.

Девушка закрыла дверь и в замешательстве ответила:

— Нет, только чашка… с водой, — кивнула на свою голубую чашку.

Подумала, что не готова бежать на первый этаж, брать ключ от кухни у Хенни и мыть бокалы, которые она видела в буфете.

Ван дер Меер усмехнулся и взял таццу. Хозяйским жестом высыпал её содержимое на пустую тарелку с крошками от недавно съеденного печенья и потряс ею:

— К тому же у меня сегодня был первый рабочий день, — улыбнулся. — Закончился он хоть и поздновато, но оказался весьма насыщенным на события. Отметим? — качнул в пальцах таццу, держа её за тонкую ножку.

— Отметим, — ответно улыбнулась Ника и опустила глаза.

Поставила с торца стола второй стул, достала из корзины гостя укутанную в полотенце керамическую форму с крышкой. Открыла её.

— Сёмга с черносливом? — удивлённо посмотрела на Кэптена.

— Ты же хотела отведать рыбы? Моя экономка приготовила её нарочито для тебя. Ещё горячая.

Несмотря на поздний час, мужчина выглядел бодрым. Одет нарядно, будто собрался в гости или на свидание. И пахло от него хвойной свежестью и морским бризом.

Чувствуя себя неуютно, Ника плотнее закуталась в шаль:

— Прости мне мой вид, гостей так поздно я не ждала и собиралась лечь спать.

Ван дер Меер проигнорировал оправдание, лишь окинул соседку быстрым взором и поставил корзину на пол.

Ника болтала воду в голубой чашке, не зная, куда её вылить. Не в ночную же вазу, стоявшую у ложа?

— Мне нечем поздравить тебя с первым рабочим днём, — остановила глаза на горшке с примулой на подоконнике. Политому в обед цветку лишняя влага однозначно навредит.

Адриан забрал чашку из её холодных пальцев, выплеснул воду на полотенце, вытер им руки и сел за стол. Глянув на цветок в горшочке, щурясь, спросил:

— Матфейсен принёс?

— Да, Алан, — Ника положила перед гостем ложку и села. — Всё же я не увижу, какого цвета распустятся тюльпаны в нашем саду.

— Не увидишь, — согласился Ван дер Меер, подавая соседке таццу с вином. — Моя экономка сказала, что сегодня в ваш дом приходили покупатели. Хотели купить одну из картин, но их выпроводили. Твой кузен продаёт дом с мебелью. По всему видно, что торопится уехать. Ему некогда устраивать публичные торги.

— Питера дома ждут дела и невеста. Можно нанять аукциониста.

Ника представила, как при этом чувствует себя госпожа Маргрит и поморщилась. Не укладывалось в голове, зачем женщина мучает себя, оставаясь в уже чужом доме? Вздохнула: за грудиной закололо, на глаза набежали слёзы. Она смахнула со щеки слезу, шмыгнула носом и бодро сказала:

— Не будем говорить о грустном. Давай выпьем за твои успехи на новом месте. Чтобы у тебя всё сложилось, и ты в скором времени получил повышение по службе.

— И у тебя пусть всё сложится, — Кэптен выпил до дна и забросил в рот горсть орехов.

Ника смаковала виноградное вино с глубоким рубиновым оттенком — умеренно сладкое и тягучее. Насыщенный ярко выраженный букет фиалки, смешанный с ароматом вишни, придавал ему необычайно приятное послевкусие.

Девушка не удержалась, потрогала на нижней части горлышка керамического кувшина выпуклую декоративную деталь в виде лица с бородой. Вспомнила название кувшина — «бородатый» или кувшин Бартманна*. Никогда не думала, что вот так, едва ли ни мимоходом будет касаться вещей, не представлявших в этом времени никакой ценности. Простой сосуд для воды, напитков, чего-нибудь ещё, о котором не станешь жалеть, если разобьёшь. Возможно, именно этот кувшин через триста пятьдесят лет станет экспонатом Рейксмузеума* в Амстердаме и будет иметь немалую художественную ценность.

Ван дер Меер пододвинул форму с рыбой соседке и вручил ложку:

— Ешь, я не голоден.

— Я тоже не голодная, но попробую. Уж очень рыбка аппетитно пахнет.

Адриан дотянулся до чертежей, переставил ближе трёхрожковый канделябр с одной горевшей свечой, сощурился. Со словами:

— Что ты тут придумала? — принялся их перебирать.

— Начни с обмерного плана первого этажа, — подсказала Ника, отправляя в рот кусочек рыбы. — Он сверху. Надеюсь, ты поймёшь, что я изобразила. И, пожалуйста, зажги все свечи.

Кэптен метнул на неё взгляд, отложил план, зажёг свечи и сел так, чтобы свет падал на рисунок, и в то же время в поле его зрения оставалась соседка.

У Ники замерло сердце. Выглядеть спокойной и уверенной стоило большого труда. Она не боялась услышать резкую критику в свой адрес. На её взгляд с задачей она справилась. Пусть план первого этажа вычерчен не в масштабе, но близко к нему, размеры указаны, оконные и дверные проёмы, лестница и кладовые обозначены. Эскизы мебели представлены в четырёхмерном формате.

— Набросок договора в самом низу, — сказала она, поедая рыбу, поглядывая на притихшего, погрузившегося в изучение чертежа компаньона. — Внесём правки, и я его перепишу начисто. Когда нужно будет идти в управу ставить подписи и печати, скажешь за день.

Ника намеренно ела медленно, чтобы занять себя, а не сидеть истуканом и не теребить бахрому на шали, успокаивая натянувшиеся нервы. Отчётливо видела лицо Ван дер Меера, повёрнутое к ней в три четверти, что позволяло сосредоточить внимание на его выражении и эмоциях. Сложно было сказать, нравилось ли ему виденное, но что он всё понимал, сомнений не вызвало.

Сначала его глаза бегали по бумаге, конкретно ни за что не цепляясь, приподнятая бровь оставалась неподвижной. Затем брови сдвинулись, губы сжались, глаза сощурились. Мужчина раздул ноздри явно чем-то недовольный.

Ника видела, в какую часть чертежа он возвращается. Знала, что вопросов не избежать. Учесть всё, оставаясь дилетантом в торговом деле, невозможно. Кажется, она перемудрила и с барной стойкой, и с уединёнными зонами у окна, и с санузлом, который задумала обустроить для личных нужд. Хочется пусть частичного, но комфорта, который можно с лёгкостью обеспечить. Люди придут ко всему этому, но позже. Ника всего лишь ускорит процесс в отдельно взятом доме.

К некоторым деталям Кэптен возвращался не один раз, заглядывая в наброски дизайна интерьера. Его взгляд стал спокойнее, внимательнее, вдумчивее.

Девушка ждала, что он посмотрит на неё, но лишь раз он мельком глянул на её руки, когда она нечаянно громко стукнула ложкой по керамической форме, подбирая мелкие рыбные кусочки.

Он не посмотрел на неё и тогда, когда отложил обмерный план и взял рисунки вывесок.

Ника подавила вздох и положила ладонь на кувшин с вином. Спросила:

— Будешь ещё?

Ван дер Меер скосил глаза на кувшин и утвердительно кивнул.

Рука дрогнула — в чашку плеснулось больше.

Девушка задержала дыхание и неторопливо наполнила таццу:

— Вкусное, — сделала глоток. — Виноградное, с вишнёвым послевкусием.

— Бургундское, четырёхлетней выдержки, — Кэптен задержал взгляд на влажных алых губах соседки, которые она только что едва заметно облизнула, явив ему кончик розового языка. Опустил глаза на рисунки двух вариантов будущей вывески.

— Это слово что значит? — показал один из рисунков, выполненных в ботаническом стиле.

— Растение… Веро́ника*, — ответила Ника без энтузиазма. Как бы ей ни хотелось назвать кофейню своим именем, но слово в здешних краях никому ни о чём не скажет и никаких ассоциаций не вызовет. — Неприметный цветок, но по-своему красивый. Голубой… нежный. Лечебный.

— Что лечит? — серьёзно спросил Ван дер Меер.

— Рекомендуется пить настой высушенного растения при заболеваниях печени и почек. Улучшает аппетит и сон, — вспомнила, как читала о цветке в энциклопедии, когда интересовалась значением своего имени. О поносах и ревматизме умолчала. Хватит и этого, чтобы понять, что для названия кофейни имя не годится. — Кстати, есть такое женское имя.