Ника сидела в зале у стола в VIP-зоне.

В керамических подсвечниках-чашах ярко горели свечи. Язычки пламени дрожали, отражаясь в тёмных окнах кофейни.

На столешнице стояли пустая коричневая бутыль из-под красного вина, бокалы зелёного стекла, новые чайные чашки с недопитым остывшим чаем, прямоугольные плоские тарелки с бутербродами, менажница с засахаренными орехами и сухофруктами, смятые салфетки.

Сегодня Ника толком не поела, да и не хотелось. Минутные перекусы утоляли голод, а состояние лихорадочного возбуждения и усиленной концентрации истощили ресурсы нервной системы.

К моменту закрытия кофейни девушка чувствовала себя выжатым лимоном. Она устала. Устала безбожно, чудовищно, чертовски. Гудели натруженные ноги; болели спина и руки; грудь сдавливал корсет, надетый по настоянию госпожи Маргрит; веки слипались. В висках долбилась одна мысль: «Спать, спать, спать…», но встать и уйти не было силы.

Вот и прошёл первый день работы кофейни — невероятно долгий и трудный.

Открытие состоялось.

Ника не совсем довольна, как всё прошло, но в целом начало работы заведения можно считать успешным.

Девушка поправила две диванные накладки под спиной, вытянула ноги и закрыла глаза. Слушала, что происходит вокруг.

Подавальщица мыла пол. Учащённо сопела, старательно исполняя свои обязанности. Мокрая тряпка снова и снова с характерным шлепком опускалась на мозаичные плитки пола, мягко елозила по ним, действуя на Нику усыпляюще.

Девушка прислушалась к рекомендации Хенни нанять подавальщицу — молодую женщину Софию, полгода назад вышедшую замуж, расторопную и аккуратную. Имея опыт работы в таверне, находившейся на другом конце города, она пришла на собеседование к Нике по настоянию Хенни и произвела на неё хорошее впечатление.

Не возразила Ника и тогда, когда Хенни привела себе в помощь немолодую молчаливую и покладистую Тёклу — вдову с тремя детьми, которая до этого работала прачкой. Её старшая девочка десяти лет оставалась дома и присматривала за младшими братом и сестрой пяти и трёх лет.

Девушка наняла обеих женщин с испытательным сроком и пониженным на это время жалованьем. Пообещала, что через месяц, если и её, и наёмных работниц всё устроит, они станут получать больше, чем на прежних местах работы.

Для Ники важно было сохранить душевное состояние Хенни, чтобы та продолжала оставаться энергичной и собранной помощницей, а не рассеянной и беспомощной страдалицей, оказавшейся сверх всякой меры ревнивой. Как Ника ни убеждала её оставить Гуго в покое, который, судя по всему, не слишком был заинтересован в налаживании более близких отношений с Хенни, она болезненно реагировала на заигрывания с ним Лины. Постоянно цеплялась к прислуге, не понимая, что та забавляется и намеренно выводит её из себя.

На днях Ника не выдержала. После очередного инцидента она подловила Лину на узкой лестнице и, прижав к стене, строго проговорила:

— Допрыгаешься, глупая. Жалко тебя, — дёрнула её за руку, толкнув со ступеньки. Тут же удержала, позволив наглой девчонке обеими руками мёртвой хваткой вцепиться в поручень. Поймав её испуганный взор, продолжила: — Оставь Хенни в покое или бери расчёт и уходи.

— Я ничего не делаю, — пискнула Лина. — Она сама…

— Молчать! — прикрикнула на неё Ника. Приблизив своё лицо к её лицу, мрачным шёпотом добавила: — Ты же не хочешь на всю оставшуюся жизнь остаться кривобокой, а то и вовсе упокоиться с миром на городском кладбище. Верно?

Округлив глаза и плотно сжав губы, Лина испуганно замолчала. Если бы Ника попыталась отцепить её руки от поручня, у неё это вряд ли бы получилось.

Ника отступила от прислуги. Развернувшись и направляясь вниз, через плечо бросила:

— Лестницы у нас слишком уж крутые. Споткнёшься, скатишься и всё — нет тебя. Печалька, — вздохнула с трагической серьёзностью.

После наглядной демонстрации Лина хоть и не обходила Хенни стороной, но заметно присмирела: на кухне появлялась редко, с Гуго на глазах у ревнивицы не заигрывала.

— Что это с ней? — торжествовала Хенни.

— Поумнела, — посмеивалась над Линой Ника. — Поняла, что садовник ничего интересного из себя не представляет. Тебе тоже стоит к нему присмотреться внимательнее. Глядишь, и ты прозреешь.

Госпожа Маргрит была настроена к Хенни не столь сочувственно. В штате её прислуги появились поломойка и две привлекательные молоденькие горничные, для которых она по совету дочери заказала у портнихи комплект однотипной одежды: тёмно-серые закрытые платья с длинными рукавами, узкими белыми воротничками и манжетами вкупе с такими же белыми фартуками и наколками из белоснежной ткани вместо чепчиков.

Нике всегда нравилась униформа горничных викторианской Англии — строгая и в то же время нарядная и аккуратная, подчёркивавшая социальный статус нанимателя.

Как и пообещала, мама управилась с ремонтом комнат второго этажа за оставшиеся девять дней до намеченной даты открытия кофейни. Но к заселению покои пока готовы не были. Госпожа Маргрит ждала доставку мебели, картин, ковров, циновок, портьер и выполнения в швейной мастерской большого заказа по пошиву стёганых покрывал и постельного белья с вышитой на нём монограммой «wZw» — «Ветер странствий».

На вопрос дочери, значит ли это, что гостевой дом станет называться как и кофейня, не вдаваясь в рассуждения, коротко ответила:

— Да.

Ника была польщена.

Девять дней ремонта она перенесла стойко. С ним совпала доставка продуктов. Чтобы рабочие не вытоптали цветы в дворике, девушка попросила Гуго соорудить временные ограждения вдоль дорожек. Временные ли? С сожалением сознавала, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Ника с удовольствием сделала бы третий вход в дом с другого торца, где имелся проход в особняк через калитку. При этом пришлось бы лишиться кладовой и бельевой, к чему девушка совершенно готова не была. Лишних помещений в доме нет, а уменьшать кухню за счёт обустройства кладовых неразумно.

Кухня с двумя входами, насосной установкой и подвалом с ледником и без этого поделена на три зоны: зону готовки, моечную и сервизную с громоздкими буфетами. Половинчатая дверь большую часть времени оставалась открытой настежь.

«Всё же вышло бы неплохо», — пожалела Ника о недостаточно большой площади первого этажа. С улицы можно было бы попасть прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж. Отдельный вход позволил бы изолировать ванную комнату и дворик.

Выслушав предложение дочери и чуть подумав, госпожа Маргрит согласилась, но с оговоркой: большую часть расходов дочь возьмёт на себя. Нынешний вход маму вполне устраивал и неудобств не доставлял, а постояльцы, как правило, господа состоятельные, воспитанные и тихие.

Ника поделилась задуманным с Ван дер Меером.

— Руз, не сейчас, — в спешке ответил он. — Данным вопросом можно заняться позже.

«Позже так позже», — согласилась она. Не отказал категорически — уже хорошо.

«К заезду первых постояльцев распорядиться заменить замки на дверях второго и третьего этажей», — сделала мысленную зарубку. После ремонта выяснилось, что врезные замки заржавели и к некоторым из них утеряны ключи.

В последние десять дней Кэптен приходил хоть и каждый день, но времени с компаньонкой проводил ничтожно мало. Проверял доставку продуктов, сверялся со своими бумагами, спрашивал, нужна ли его помощь и торопливо уходил.

Ника провожала его тревожным взором. С мужчиной что-то происходило. Он стал задумчивым и немногословным, часто исподтишка наблюдал за ней. Она всегда чувствовала его взгляды, и когда они встречались, Адриан немедля отводил глаза.

Делиться личными переживаниями с компаньонкой он не стремился, а она в душу к нему не лезла. Догадывалась, что заметно ухудшившееся настроение Кэптена может быть связано с прошениями, месяц назад отправленными в адмиралтейство, страховую компанию и в церковный суд.

Понятно, что ждать каких-либо вестей рано, но уж очень не терпелось получить положительные ответы. Нике казалось, что результатов она ждёт сильнее Ван дер Меера. К тому же Анника вот-вот должна родить, и Адриан невольно станет отцом чужому ребёнку.