На сей раз Денис не смог сдержать чувств и от всей души расхохотался. Славик, ожидавший хотя бы толику сочувствия к своим злоключениям, тут же надул губы.

- В такой переплёт попал, а тебе смешно!

- Да я по другому поводу, не злись. Недоумеваю, чего сдрейфил – девчонка сама на шею вешается, а ты в кусты!

- Но я-то к ней ничего не испытываю, более того, как бы помягче выразиться, она совсем не в моём вкусе, и вряд ли у нас что-либо путное получилось в плане физической любви. Зато сплетен потом разнесётся – жуткое количество, и о Жанне можно забыть окончательно.

- Получается, эликсир всё же действует! Почему же тогда твоя любовь не отреагировала на него?

- Парадокс, не спорю. И, к великому сожалению, повторить эксперимент в ближайшее время не получится: от волнения я вылил на себя всё содержимое пузырька.

- И ничего не оставил на мою долю? А как клялся и божился разделить добычу по-братски! Тоже мне друг, называется! Раз так, чеши отсюда к Ксие – она тебя уже заждалась.

- О, не будь так жесток, я искуплю свою вину! – возопил Славик, театрально заламывая руки и запрокидывая голову.

- На сей раз прощаю – лишь потому, что подобные благовония мне пока не нужны. И лучше прячься в шкаф – чьи-то шаги в коридоре.

Славик волновался напрасно: Ксия так и не появилась, и в конце концов он отправился к себе, размышляя о причинах столь избирательного действия коварного эликсира обаяния. Денис, сочувствуя другу, не преминул отметить про себя - очень правильно сделал, проявив осмотрительность в деле испытания всяких подозрительных снадобий, выставленных в местном музее.

Тут с уже имеющимися амурными проблемами разобраться бы, прежде чем впутываться в новые. В его отношениях с Янлин последнее время непонятно почему наступило охлаждение – китаянка и сама не искала встреч с ним, и на его предложения отвечала неохотно, всё чаще отклоняя их под предлогом сильной занятости. Неужели успели надоесть друг другу? В принципе да, истории из жизни и интересные обоим темы давно пересказаны, остался лишь обмен свежими новостями. Но почему это нисколько не мешает оставаться вместе другим парам? Или виновато его постоянное торчание за библиотечным компьютером, сильно ограничившее время, пригодное для романтических свиданий – а какой же девушке такое понравится? В число возможных аргументов попало и предположение о появлении соперника, однако ввиду отсутствия достоверных фактов Денис не придал данной версии особого значения. Куда более вероятно влияние Ли Энн, не скрывавшей дружеского расположения. Ну а злые языки, как известно, быстро домысливают остальное, тут же донося инсинуации нужному адресату.

И надо же такому случиться – буквально на следующий день на занятии по латыни, не успел Денис занять своё привычное место, как рядом тут же приземлилась Ли Энн, опередив Славика. Янлин, даже если и имела намерение присесть рядом, видя такое, демонстративно ушла в противоположный угол. Славик сел сзади и, оглядываясь, Денис замечал его ехидно улыбавшуюся физиономию.

Однако порыв англичанки, как выяснилось, не имел никакой связи с любовными или какими-либо иными интригами, а диктовался стремлением как можно скорей поделиться информацией.

- Я вчера вечером закончила работу над листками, которые ты из библиотеки принёс. Там скорее даже не перевод, а расшифровка нечитабельных записей. На многих страничках часть текста утрачена безвозвратно – либо оторвана, либо почти полностью стёрлась. Но особо жалеть не стоит, там действительно финансовые документы аббатства – сколько собрано милостыни, закуплено провизии, одежды и тому подобного. Судя по ним, монастырь жил не так уж и плохо: доход от пожертвований и сдаваемой в аренду земли значительно превышал расход на проживание иноческой братии и периодические ремонты здания. Однако среди всей той бухгалтерии мне посчастливилось обнаружить две странички, не имеющие к ней никакого отношения и, судя по почерку, написанные совсем другим человеком. Там упоминается о какой-то Высшей Справедливости, не очень поняла, о чём речь…

Досадливое раздражение на Ли Энн, невольно подставившую его в глазах окружающих, уступило место любопытству. Поскольку именно так называлось артефактное оружие, в противоположность Лезвию Мрака, относившееся к категории «светлых».

Из «Справочника величайших артефактов»:

«Высшая Справедливость – булава, отлитая из чистого серебра, и магически укрепленная до твердости лучшей дамасской стали. Принадлежала рыцарю Хогану Тефрейну, согласно составленному жизнеописанию, человеку, не терпящему любой несправедливости и всегда яростно выступавшему в защиту обиженных (возможно, ставшему прообразом Дон Кихота в известном романе Сервантеса). По легенде, представ перед престолом Господа нашего, рыцарь попросил заключить его душу в булаву, чтобы и после смерти бороться со злом. Учитывая искренность пожелания и отменные личные качества сэра Тефрейна, прошение было удовлетворено, и оружие приобрело необычайную силу, став способным сокрушать врагов одним своим прикосновением. Высшая справедливость, согласно завещанию, вначале находилась в Лиможском аббатстве, а затем при деятельном участии аббата Крего, поддержавшего альбигойцев, была перевезена в Монсегюр. После взятия города лояльными папе войсками следы артефакта затерялись, и до сих пор неизвестно, забрали ли его с собой воспитанники Атрена, или надежно спрятали под охраной магических заклятий. Все предпринимавшиеся до настоящего времени поиски оказались безрезультатными».

- Так, с этого места поподробнее. Что ещё было в том документе?

- Ничего особенного, кусочек чьего-то жизнеописания. Упоминался город… Монгесар? Монгеруд? Вот память стала!

- Случайно не Монсегюр?

- Точно! Откуда знаешь?

В аудитории появился мистер Троддз, и разговоры приутихли.

- Разве никогда не слышала о Монсегюрской школе волшебников? – шёпотом осведомился Денис.

- Нет, как-то прошло мимо меня.

- О ней упоминалось в «Кратком курсе», да ещё дон Мануэль, если помнишь, две книги нам подарил, в том числе и «Загадки Монсегюра».

- «Краткий курс» я читала отдельными главами, а подарок дона Мануэля вы тогда быстренько прихапали; когда поинтересовалась через некоторое время, от него уже остались одни воспоминания.

«Загадки Монсегюра» у него через некоторое время забрал Славик, а дальше следы её и впрямь затерялись. Приятель утверждал, что книгу кто-то взял, но кто – никак не мог вспомнить. Но без разницы - в памяти Дениса сразу же всплыли наиболее яркие эпизоды творения «идальго».

«Тайна исчезновения Монсегюрской школы волшебников вместе со всем населением при штурме превращенного в крепость Монсегюра в 1255 г. до сих пор остается одной из величайших загадок истории. Мы можем лишь строить более или менее правдоподобные предположения о том, куда отправились обитатели осажденного города, прихватив с собой не только личные вещи, но и имущество школы, бесценное со всех точек зрения. Особое сожаление вызывает потеря (хочется надеяться всё же, не безвозвратная) культурных ценностей и накопленных знаний, сравнимая по масштабу утраты разве что с уничтожением Александрийской библиотеки.

Для того, чтобы читатель мог яснее представить себе масштабы разыгравшейся трагедии, совершим краткий экскурс в историю, предшествующую взлету и падению Монсегюра. ПериодV–IXвеков нашей эры, метко окрещенный Эпохой Упадка, разорвал связь времен, уничтожив старое, но не создав ему полноценную замену. Знания и традиции большинства античных школ потеряны, учителя разбрелись во все концы обжитого мира в поисках спокойного пристанища. Лишь на исходе эпохи, когда политическая ситуация в Европе несколько стабилизировалась и вандализм вышел из моды, часть учителей вернулась из изгнания. Им выпала честь возродить магическую науку на территории бывшей Империи, став отцами-основателями новых школ. Одним из них являлся Кулфацис, поселившийся неподалеку от Монсегюра, в то время маленького поселка, который при более благоприятных условиях мог бы стать первой столицей мира волшебников, опередив Лейпцигский Расцвет по меньшей мере на пару столетий. Исключительные личностные качества Великого Мастера – доброта, бескорыстие, порядочность, не говоря уж о поразительной для того времени эрудиции, быстро снискали ему уважение и известность: алчущие услышать истину толпами стекались послушать его речи; родители за великую честь почитали, если он брал их детей в ученики. Занятия в организованной им школе проходили в форме свободных дискуссий, где ученики могли на равных спорить с учителем и отстаивать свою точку зрения. Популярность её нисколько не уменьшилась и после смерти Кулфациса: его первые воспитанники, ставшие к тому времени Мастерами, продолжили дело своего учителя, расширяя и приумножая достигнутое.